В четверг, 24 сентября, создательница «стены памяти» погибшим во время пандемии медикам Ирина Маслова рассказала, что мемориал придется убрать с Малой Садовой улицы. Строительный забор, на котором висят портреты медиков, собрались демонтировать.
Через несколько часов губернатор Петербурга Александр Беглов заявил, что демонтажа не будет, так как это место выбрали сами горожане. Теперь судьба мемориала не ясна даже его создательнице.
«Бумага» поговорила с Ириной Масловой о том, как появилась «стена памяти», куда ее могут перенести и как на мемориал реагируют родственники погибших и власти.
Как появилась стена памяти на Малой Садовой
— Стена памяти появилась 27 апреля. Официально на тот момент в статистике было 27 погибших от коронавируса, а в списке памяти — девять имен медиков из Петербурга и Ленобласти. Я решила, что если треть погибших — это медики, то в город пришла беда, и об этом нужно говорить, нужно сохранить память об умерших.
От момента появления идеи [до реализации] прошло три часа. Я позвонила петербургской журналистке Галине Артеменко и предложила написать пресс-релиз об открытии стены. Она предложила вместо этого позвать туда [депутата Закса] Максима Резника ради безопасности и нескольких журналистов ради освещения. К вечеру было больше 125 перепечаток [новостей об открытии стены памяти].
Никто не предполагал, что [к сентябрю] у нас будет 90 портретов погибших медиков на стене. Но бросить это дело было уже нельзя. Мы решили разместиться на Малой Садовой, потому что здесь находится комитет по здравоохранению. Поставили напротив здания комитета, чтобы [его председатель Дмитрий] Лисовец каждый раз видел это — и вздрагивал.
Вообще, у меня нет никаких конфликтов с комитетом по здравоохранению. Это ведь не про политику. Это нужно не им, а нам: городу и живым медикам. Я хочу, чтобы стена была здесь, чтобы ее не прятали. Важно, чтобы к стене можно было прийти и принести цветы.
Как на стену реагируют полицейские, врачи и семьи погибших
— В первый день полицейские сфотографировали стену, но ничего не предприняли. Думаю, ни у них, ни у других людей рука не поднялась это сделать. Собственно, как и у руководства. Из Смольного мне ни разу не звонили.
Сегодня [25 сентября] я подходила к полицейским и приглашала их с нами пообедать, но они отказались — сказали, что уже после обеда. Вообще, я сторонница того, что к ним тоже по-человечески нужно относиться. Они откликаются.
Родственники погибших нам помогают. Есть те, с кем я уже дружу. Дочь [врача оперативного отдела Городской станции скорой помощи Владимира] Маньковича хотела лететь в Петербург из Германии, когда узнала, что стену могут снять.
В июне к нам присоединились волонтеры [общественного движения] «Легион». Тогда на стене появились две таблички в память об [Александре и Константине] Лапиных. Саша Раевский — реаниматолог, работающий на скорой помощи, и руководитель «Легиона», — их родственник. Костя — его сводный брат, а Саша — приемный отец.
Как проверяют информацию об умерших медиках и кто не попадает на стену
— Я сама всё проверяю, смотрю по социальным сетям. Порой мне первой поступают сообщения о смерти сотрудника или о том, что кому-то отказали в выплате. Например, вчера в 20:00 мне прислали имя медика, который погиб час назад — в 19:00. Сегодня мы ищем все данные: фамилию, имя, отчество, место работы и фотографию, чтобы он попал на стену.
Бывает, на стену не попадают медики, о которых нет информации. Нет — в смысле ее не найти ни мне, ни волонтерам, ни журналистам. Иногда просто неизвестна фамилия.
Помню, в самом начале мая прошла информация, что погибли две медсестры из клиники РЖД. Одну назвали, а вторую нет. Мы писали официальные запросы, неофициально пытались узнать. Но информации нет, а погибшая есть.
Думаю, про часть умерших мы просто не знаем. Мне кажется, их больше, чем у нас на стене.
Почему стену памяти хотели перенести
— Месяца два назад к нам подошли строители и сказали, что забор, рядом с которым находится стена памяти, рано или поздно придется убрать. А соответственно, снять стену. Помню их фразу: «Ира, пожалуйста, примерно в октябре придите и снимите сами. Рука у нас не поднимется самим это сделать».
Строители взяли мой телефон, я держала связь с одним человеком. 24 сентября он мне позвонил и сказал, что забор будут демонтировать. Мы договорились, что снимем портреты в пятницу, и я написала об этом в фейсбуке. А буквально через три часа наш губернатор заявляет, что демонтировать ничего не надо, что стена должна остаться.
Сегодня человек, с которым я всё время общалась, испуганным голосом отвечает, что ничего говорить не будет. Видимо, попало всем. Заказчик работ — Пятый канал — ушел в глухую оборону и ничего не говорит. Им даже депутаты звонили: тишина.
Вообще, странно, что губернатор так резко вмешался, потому что с нами на контакт он до этого не шел. У нас уже давно есть идея, что стену можно перенести на набережную Карповки, в чудесное пространство у Первого меда. Это пять минут от метро всего. Но губернатор тогда в это не вмешивался.
Правда, несколько дней назад Лисовец предлагал перенести стену памяти в музей гигиены [Городского центра медицинской профилактики]. Но, судя по его словам, стена должна быть внутри помещения, которое работает по расписанию. Слава богу, директор музея — тоже медик — понимающе ко всему отнесся и предложил встретиться (единственный из власти!), а потом согласился разместить портреты в окнах. Это тоже неплохая идея.
Но вот чего я действительно хочу, это чтобы на Малой Садовой просто появилась памятная табличка с надписью: «На этом месте находилась стена памяти погибшим медикам во время эпидемии коронавируса в 2020 году».
