В первые месяцы полномасштабной войны в Украине в Израиль прибыло около 19 тысяч российских эмигрантов. После нападения ХАМАС на Израиль многие из них не просто остались в стране, но и начали помогать военным и пострадавшим мирным жителям.
В результате атаки Хамас и последовавшего военного ответа Израиля погибли, по данным сторон, не менее 1400 израильтян и 2700 жителей сектора Газа.
«Бумага» поговорила с тремя петербурженками, недавно переехавшими в Израиль, о том, как они включились в помощь израильтянам и почему поддерживают армию.
В этом материале представлена точка зрения одной стороны конфликта. Мы просим читателей учитывать субъективность восприятия боевых действий героинями. При возможности связаться с петербуржцами, помогающими палестинцам, «Бумага» подготовит материал и о них.
Дарья Зарина
больничный клоун, работает с детьми, пережившими обстрелы, в Ашкелоне
— В Петербурге у меня была своя организация, которая занималась больничной клоунадой. Я один из основателей этой профессии в России. И израильские клоуны — мои давние партнеры, потому что мы ездили друг к другу, менялись информацией, читали лекции. В Израиль я переехала больше года назад, поступила в докторантуру по направлению хронобиологии и почти не работала.
Я сама живу там, где практически не бывает сирен, на западном берегу реки Иордан в израильском университетском поселении Ариэль на 40 тысяч человек — а в каникулы на 20 тысяч. Эту часть территории в российской прессе называется оккупированными землями, я предпочитаю называть это просто Палестина, но вообще контроль над этой частью совместный. До войны это место считалось наиболее опасным в Израиле и друзья боялись приезжать ко мне в гости, хоть я и объясняла, что шоссе охраняется.
7 октября сирен тоже не было и я проснулась не как вся страна в 6 утра, а полвосьмого и узнала об атаке из новостей. У нас до сих пор тихо. Понятно, что мы вооружаемся, там что-то заготавливаем, укрепляем дома, затаскиваем еду, потому что если начнется, у нас может полыхнуть, как на юге, потому что мы окружены со всех сторон. То есть мы маленький анклавчик, а вокруг арабские города.
Мне было очень тяжело ждать и бояться. Понятно, что в любой благотворительности минимум наполовину ты помогаешь самому себе — избавляешь себя от тревожности, от мучительного ожидания. Так было и здесь. Я позвонила тем, с кем работала раньше, и спросила, к кому можно присоединиться. У меня не было задачи лезть на передовую, просто хотелось помочь. Мои коллеги из организации Dream Doctors Project рассказали, что в больнице в Ашкелоне, где они регулярно работают, одна девочка-клоун не смогла находиться психологически. Она с Юга, у нее во время этих ужасных атак погибло несколько десятков друзей. Я попросилась поработать вместо нее.
В больнице я оказалась уже после первого удара по ней и видела все выбитые стекла и разрушения. Но потом мы пошли работать на минус второй этаж, это оказалось так глубоко, что вторую атаку я уже не услышала — только прочитала о ней в соцсетях. Это не первая моя бомбежка, я здесь уже полтора года, у нас «салют» на каждый Рамадан. Поэтому я понимала, что мне на минус второй ничего не прилетит. В машину мою на парковке может, а мне лично — нет. Ну и плюс, просто невозможно столько нервничать.
Больница оказалась полна волонтерами и завалена цветами. На каждой стойке, на каждом посту медсестер по 3,4,5 букетов. Каждые полчаса на пандус для скорой заезжает очередная машина с очередной порцией ресторанной еды. То есть люди изо всех сил стараются помочь. Весь Израиль сейчас стал единым кулаком, причем любящим друг друга. Половину января были жесточайшие протесты, все говорили про раскол страны, но было понятно, что всё фигня, что как только будет серьезная опасность, люди всё забудут в одну секунду.
И это происходит повсюду, израильские авиакомпании меняют билеты без доплат, операторы позволяют звонить бесплатно, повсюду возникают комьюнити, люди предлагают помощь, лекарства, посидеть с собаками, кормящие женщины предлагают материнское молоко детям, у которых погибли родители. Оптики привозят очки срочникам, стоматологи выезжают, когда это нужно. Каждый помогает, как может.
Между работой с обычными больными детьми и детьми, которые пережили обстрелы, есть отличие. Эти дети непрерывно повторяют свою историю. Дети, которые в онкологии или паллиативные в России, они могут рассказать тебе о своей болезни, у них может быть такая потребность, но это, скорее, редкость. Обычно они эту тему уже переварили и обсудили, но не с тобой, у тебя другая функция. А тут травма настолько свежая, острая, необычная, неожиданная, что они только о ней и говорят.
Была одна крутая семья, совершенно чудесная история спасения — они выжили все. Детей из таких семей легко разыграть. А вот те дети, которые потеряли близких, они требуют особый подход, с ними нужно мягкое взаимодействие, чтобы тот кокон, в который они прячутся ненадолго приоткрыть, чтобы они тебя просто увидели, сфокусировались на чем-то, что ты показываешь.
У меня такой тип психики, который мобилизуется, а потом выпадает надолго. И это мне много где помогает. Мне тяжело выполнять долгую, рутинную работу, диссертацию писать мне трудно. Когда жопа, я тот человек, который будет собран, организован, будет улыбаться, всех соберет, а когда жопа кончится, ляжет и пролежит без еды неделю. Прямо сейчас кажется, что на меня это действует меньше, чем на коллег, я порой видела, как им тяжело. Но когда война, надеюсь, скоро закончится, тогда станет понятно, как я это всё перенесла.
Эмигрантка из Петербурга, пожелавшая остаться анонимной
организовала сбор донатов для помощи военным в пригороде Тель-Авива
— Мы с мужем уехали из Петербурга после начала мобилизации, а в Израиле оказались 4 месяца назад. Живу я в небольшом городе Гиватаиме на границе с южным Тель-Авивом.
О нападении 7 октября я узнала из приложения, которое присылает уведомления о ракетных ударах. Вечером того же дня начались обстрелы моего района. Было очень громко — слышно, как сбивают ракеты в воздухе. В это время я была с соседями на лестничной площадке, потому что бомбоубежища у нас нет, и у меня прямо тряслись руки.
Обычная жизнь встала. Работают супермаркеты, ходят рейсовые автобусы, открыты многие рестораны, но обычно на вынос, открыты больницы, поликлиники. Но все мероприятия, которые были запланированы, отменили или они перешли в онлайн-формат.
Мы не сразу пришли к мысли, что нужно помогать. В сети начали появляться сообщения, что нужно солдатам или что нужно жителям юга. Появились формы, анкеты для тех, кому нужна помощь, и тех, кто может эту помощь оказать. Я чувствую, что там на фронте за меня воюют люди. Они меня не знают, я их не знаю, но мне кажется ужасно трогательным, что они защищают мою свободу, мою жизнь. Именно поэтому я должна сделать для них что-то хотя бы здесь. Небольшую вещь, которой мы можем хоть как-то повлиять на ситуацию. Поэтому мы с друзьями устроили сбор средств.
Переводят деньги нам разные люди — преимущественно те, кто знает нас лично. Кто-то из Израиля, кто-то из наших друзей по всему миру: из России, из Европы. Мы конвертируем эти деньги, едем в пункт сбора вещей — там всегда легче узнать, что нужно прямо сейчас. Мы координируемся с друзьями и едем закупаться всем необходимым.
Так как мы собрали больше 9 тысяч шекелей — довольно серьезную сумму, мы решили, что хотим купить не то, что может купить рядовой человек, а что-нибудь подороже. Мы сделали ставку на термобелье, спальники, фонарики, которые очень тяжело найти. Некоторые нужные магазины оказались закрыты, и нам пришлось искать людей, которые работают в магазинах, чтобы они помогли. После покупки мы отвозим вещи в место, где их сортируют, распределяют и пакуют в коробки.
Эта работа очень помогает и успокаивает. Есть ощущение единения и все друг другу очень благодарны. И это та небольшая вещь, которой мы можем хоть как-то повлиять на ситуацию.
Уна Секунда
создала штаб сбора помощи военным во дворе своего дома в Иерусалиме
— Я приехала в Израиль из Петербурга в 2020 году вместе с мужем. Я готовилась к этому переезду три года — примерно тогда я поняла, что больше не могу бороться за свои гражданские права в России. Я занималась опозиционной деятельностью в России с 2012 года. Ну и, конечно, на мое желание уехать сильно повлияла ситуация с Крымом.
7 октября я проснулась от сирены. Я сначала не поверила, потому что в том районе, где я живу в Иерусалиме, 23 года не было сирен. Но мы прислушались с мужем, поняли, что действительно сирены и пошли в убежище. За это утро было четыре сигнала. На четвертом мы познакомились с соседями.
Медленно из СМИ мы узнавали о количестве жертв. Был шабат, но мы весь день читали и поддерживали друг-друга, потому что становилось всё хуже и хуже.
В тот день я испытывала два чувства. Во первых, стресс — хочется что-то делать в безвыходном положении. Хочется вернуть контроль. А второе — это любовь, моя любовь к Израилю как к стране, в которой можно высказывать свое мнение, моя любовь к израильтянам, как к людям, которые умеют настаивать на своей позиции.
Мне написала моя подруга Эвелина Штурман: «Давай по-соседски соберем у тебя что-нибудь солдатам, пару коробочек. Может, друзья подойдут что-то подкинут». И завертелось. Где две коробочки, там и три и четыре. В восемь вечера того же дня к нам уже начали приходить люди с вещами.
Мы назвали наш штаб «ПисгаБаза» по названию района, где мы находимся — Писгат-Зеэв. Информация о нас сразу начала расходиться по соцсетям и при помощи сарафанного радио. Кто-то написал о нас на свои страницах, потом нас упомянули СМИ. Сейчас мы ежедневно собираем от трех до пяти «просьб» для разных военных баз. Это может быть от одного пакета до полностью загруженного минивена или небольшой грузовой машины. С нами работает несколько человек, которые помогают сортировать и разгружать вещи.
Первый список необходимых вещей я получила от ортодоксальных евреев Хабада — они не служат в армии, но у них очень развито волонтерство. Затем я получила список еще от одного штаба и они более-менее совпадали. В них, в первую очередь, средства гигиены, в том числе, женской, для солдаток. А также носки, майки, трусы, потому что у них нет времени стирать, и еда: сухпаек — сладости и консервы. В процессе мы этот список улучшали, когда разговаривали с конкретными солдатами. Сейчас самое важное — это медикаменты. Еду мы пока не собираем, потому что ее очень много приносят. У меня дома уже почти склад «Ашана».
Я ощущаю себя Хоббитом, который живет себе в своем доме, никого не трогает, а потом приходят к нему гномы и маг и говорят: «Пошли в приключение!». Вот и у меня была квартира с мужем и котами, а потом пришли друзья, замечательные люди, и мы сделали с ними потрясающий проект.
Мы разместили пункт сбора во дворе дома, квартиру в котором мы снимаем. Там восемь или десять квадратных метров, мы раньше проводили там маленькие вечеринки, но большую часть времени эта площадка пустовала. Сейчас этот двор заполнен вещами. Их сюда везут с разных уголков Иерусалима, однажды привозили даже из Тель-Авива. Взрослые, дети, пожилые люди приходят и предлагают помощь со сбором коробок, с сортировкой. Приходят просто потому, что им страшно сидеть в четырех стенах и ощущать свою беспомощность.
Кто-то приезжает на машинах. Мы их спрашиваем, куда они готовы ехать. Например, ездить по району — многим людям страшно выходить из дома из-за обстрелов, но они все равно хотят что-то передать. Кто-то ездит по всему Иерусалиму, кто-то на военную базу в центре страны — отвозить собранное. Есть люди, которые готовы ездить на юг. В Хеброн, например, у нас ездил человек ночью под обстрелами. Кто-то едет на север — это супер-далеко, но чуть безопаснее.
У нас в штабе работают и матери военнослужащих, они держатся, улыбаются, но у них постоянно горе в глазах. При этом они вместо того, чтобы утонуть в своих слезах, что было бы абсолютно понятно, идут и собирают какие-то вещи для солдат. Невозможно не заражаться их мужеством, и ты продолжаешь работать, в том числе, ради них.
Я полагаю, что мы на базе тоже немножко воюем. Немножко принимаем участие в этой войне. Немножко, насколько можем, защищаем наших мужчин.
Что еще почитать:
- Почему петербуржцы служат в армии Израиля и готовы воевать за страну. Рассказ двух репатриантов
- «У нас 20 секунд, чтобы добраться до убежища». Три истории из-под обстрелов в городах Израиля
