Как Александр Кобринский выиграл суд против журналистки «Холода» из-за текста о домогательствах к студенткам — рассказывает юристка и сам преподаватель

Бывший преподаватель РГПУ имени Герцена Александр Кобринский выиграл суд у журналистки «Холода», а ранее «Бумаги», Софьи Вольяновой. Кобринский подал иск из-за публикации «Холода», в которой студентки рассказывали о сексуальных отношениях с ним. Теперь журналистка должна опубликовать опровержение в своем фейсбуке и выплатить 300 тысяч рублей за моральный вред. Защита подаст апелляцию.

Как шел процесс и с чем может быть связано решение? Как на дело реагировали однопартийцы Кобринского из партии «Яблоко» и что думает сам преподаватель? Читайте позиции Светланы Кузевановой — юристки «Центра защиты прав СМИ», которая представляла интересы Вольяновой в суде, и Александра Кобринского.

После публикации материала Александр Кобринский озвучил «Бумаге» свою позицию — мы добавили его комментарий в публикацию.

Светлана Кузеванова

юристка «Центра защиты прав СМИ»

О претензиях Александра Кобринского к тексту «Холода»

— Когда при подготовке материала [«Блистательный профессор»] Соня Вольянова беседовала с Александром Кобринским, пыталась выяснить его точку зрения на ситуацию [с возможными домогательствами], он ей прямо сказал: если что-то будет опубликовано, он пойдет в суд. Было понятно: как только статью опубликуют, появится исковое заявление, не было ясно только, какой путь защиты он выберет и что конкретно будет оспаривать.

В декабре прошлого года Кобринский подал заявление в суд [к журналистке Софье Вольяновой, «Народным новостям» и компании Contact Privacy Inc. Customer, которую он счел собственником журнала «Холод»]. Первое заседание прошло только в марте, мы [с Софьей] пришли на процесс в апреле.

Кобринский оспаривал многое. Он требовал признать [опубликованные в материале] сведения недостоверными и порочащими, признать незаконным вторжение в его частную жизнь, распространение его персональных данных и использование его изображения. Мне кажется, Кобринский решил требовать признать незаконным распространение персональных данных, чтобы получить возможность подать иск в суд по месту жительства. Последнее требование тоже интересно: его фотографии не использовались в тексте, изображение было сделано иллюстративным способом, но это он тоже оспаривал.

Помимо этого, Кобринский требовал непосредственно от Софьи около 1 миллиона рублей в качестве компенсации морального вреда. Кажется, 650 тысяч за распространение недостоверных сведений, 300 тысяч за вторжение в частную жизнь и 30 тысяч за незаконное распространение персональных данных и использование его изображения. Со второго ответчика — «Народных новостей» — он хотел взыскать, по-моему, 300 тысяч.

Всего Кобринский оспаривал около десяти фраз [в публикации]. В основном они касались двух историй девушек, в отношении которых либо использовалась техника БДСМ, либо было применено насилие — как они сами сообщали. Остальные истории, [о которых говорится в материале «Холода»], где рассказывается про его сексуальные контакты со студентками, им не оспаривались — видимо, он не считает это порочащим его репутацию. Потом Кобринский что-то добавил [в заявление], часть фраз убрал (в основном это были фрагменты прямой речи девушек об их чувствах).

Сначала в ответчиках [помимо журналистки Софьи Вольяновой и «Народных новостей»] была компания [Contact Privacy Inc. Customer]. Кобринский пытался установить распространителя [сведений о нем] — владельца домена «Холода», но у него не получалось. В итоге он отказался от требований к распространителю и оставил в ответчиках только автора публикации — Софью.

Изначально Кобринский требовал удалить статью, потом — опубликовать опровержение на личной странице Софьи в фейсбуке. Причем он хотел опровержения сведений, которые были распространены и в «Холоде», и в «Народных новостях».

Мы возражали. Во-первых, Софья не должна отвечать за текст другого СМИ. Во-вторых, мы возражали против того, чтобы она размещала опровержение на своей странице в фейсбуке: как говорит закон, опровержение должно быть осуществлено тем же способом, которым были распространены спорные сведения — то есть на сайте «Холода». (Сторона Софьи также возражала, что оспариваемые Кобринским фразы можно считать диффамационными — прим. «Бумаги».)

О продолжительности закрытого процесса

— Мы не можем рассказывать о подробностях [судебного процесса], потому что еще до нашего появления он был закрыт — по ходатайству Кобринского: он полагал, что в ходе процесса могут быть разглашены сведения о его частной жизни.

Когда мы стали участниками процесса, дважды просили суд открыть его, полагая, что никакой дополнительной информации из частной жизни Кобринского, кроме той, что уже опубликована в статье [«Холода»], [в ходе судебного процесса] не возникнет. Но суд не поддержал нашу позицию. Как мне показалось, позиция судьи заключалась в том, что если процесс единожды закрыли, открывать его нельзя.

Активная часть процесса длилась с марта по декабрь [2021 года]. Мы представили возражения еще в апреле, но только 3 декабря впервые смогли огласить нашу позицию — остальные заседания были посвящены процессуальным вопросам. 3 декабря мы заседали три с половиной или четыре часа, все озвучили свои позиции. Судья сделала перерыв и в понедельник вынесла решение — по сути, было достаточно одного заседания.

Кобринский представлял себя сам — он юрист, посещал каждое заседание, так же, как и Соня. Она уверенно отвечала за всё, что написала, и, мне кажется, ни разу не засомневалась, что всё делает правильно.

Об аргументах обеих сторон

— Аргументы Кобринского сводились к тому, что, раз девушки [в материале «Холода»] выступили анонимно, есть основания сомневаться, что их истории были. [Он считал], что сведения не достоверны из-за того, что мы не можем подтвердить, что они имели место в реальности.

Наша позиция была иной. Мы говорили, что [перед нами] не стояла задача ковыряться в деталях сексуальной жизни Кобринского и его студенток. Нам было важно понять, насколько вообще допустим формат взаимоотношений, когда человек — в данном случае студент, находящийся в подчинении у своего преподавателя, — вступает с ним в сексуальную связь, и эта сексуальная связь, со слов девушек, выливается в нечто большее, чего они не особо желали: в тот же самый БДСМ, использование наручников или порку.

[В статье «Холода»] рассказывались истории только тех девушек, которым эти связи с Кобринским, по их словам, нанесли тяжелую психологическую травму. В ходе процесса судья спросила у нас: ходили ли девушки в полицию, и если нет, почему [Соня] решила написать про эти истории. Но именно то, что девушки были травмированы, подтверждается тем, что они не пошли в полицию, что они много лет молчали и до сих пор не готовы деанонимизироваться. Поэтому в публикации приводится оценка психолога и анализ поведения.

Если бы в тексте была история одной студентки, то, безусловно, это была бы частная жизнь Кобринского, вторгаться в которую никто не имеет права. Но количество этих историй и типичность событий, рассказы не знакомых друг с другом девушек, конечно, натолкнули [журналистку] на мысль, что проблема шире частной жизни конкретного человека. Подходы общества к тому, может ли преподаватель иметь отношения со студентками, стереотипные представления, что из таких союзов создаются классные семьи, — всё это вынуждает вытаскивать тему из серой зоны. Иначе девушки, которые не могут сказать своему преподавателю нет, всё так же будут становиться жертвами, а такие случаи будут скрыты от внимания общества и правоохранительной системы.

О реакции партии «Яблоко» на процесс

— Для меня было неожиданностью даже не то, что практически вся партия [«Яблоко»] встала на сторону Кобринского. Для меня было неожиданным поведение гендерной фракции. Казалось, эта структура должна быть повернута лицом к женщинам, которые обращаются к ним за помощью. Я понимаю, далеко не в каждом случае излагаемые в обращении [к фракции] факты могут быть правдивы, но на то [она] и существует, чтобы разбираться и обсуждать.

Никто не требовал отставки или исключения Кобринского из партии. Важно было понять, насколько эта ситуация [с возможным домогательством] может повлиять на репутацию «Яблока». Во время внутреннего расследования члены партии разговаривали со студентками, подтверждались факты из публикации — всё это отражено в докладе с результатами. Но в суд принесли [заявления] от председателя партии Николая Рыбакова и Бориса Вишневского, которые сказали, что партия не одобряла проведения внутреннего расследования.

Более того, одна из членов «Яблока», Марианна Ильина, направила в органы партии обращения, открыто сообщив о взаимоотношениях с Кобринским, схожих с теми, о которых рассказывали девушки в публикации [«Холода»] — это тоже было проигнорировано. (Сам Кобринский написал на своей странице в фейсбуке, что, узнав о жалобе, обратился в «партийный арбитраж» «Яблока». По его словам, после этого Ильина перестала выходить на связь и не являлась на заседания арбитража. Кобринский утверждает, что Ильина не подтверждала и не опровергала факт жалобы — прим. «Бумаги»).

Реакция партии на это обращение еще раз подтверждает: проблема, которую Соня подняла в публикации «Блистательный профессор», — большая и серьезная. Каждый раз, когда девушка пытается сказать, что в отношении нее было осуществлено домогательство, харрасмент, насилие, ей говорят: «сама дура», «мы тебя засудим». Это иллюстрация того, что было бы с девушками [из материала «Холода»], если бы они выступили открыто.

О решении суда и дальнейших планах

— Суд частично удовлетворил требования Кобринского. Все фразы [из материала «Холода»], которые он оспаривал, признали недостоверными и порочащими, за их распространение Софью обязали выплатить компенсацию морального вреда в размере 300 тысяч рублей. Она также должна опубликовать на своей странице в фейсбуке опровержение в виде резолютивной части решения суда, которая касается только ее [публикации].

В отношении «Народных новостей» также принято решение об удовлетворении требований в части признания сведений недостоверными и порочащими. [Издание] обязано заплатить 30 тысяч рублей в качестве компенсации морального вреда, плюс у обоих ответчиков небольшие суммы судебных расходов.

Суд не стал удовлетворять требования Кобринского о вторжении в частную жизнь, о незаконном распространении персональных данных, о незаконном использовании изображения. Если суд отказал, значит, он увидел в публикации общественный интерес, — но тогда непонятно, почему удовлетворены требования о диффамации.

С решением суда о том, чтобы считать фразы [из материала «Холода»] диффамационными, мы не согласны. Мы считаем, что не распространяли утверждения, которые порочат Кобринского, — мы дали девушкам возможность высказаться. Больше всего мы удивлены сумме компенсации морального вреда. В среднем по стране эти суммы сильно меньше, от 10 до 25–30 тысяч, максимум до 50 тысяч рублей.

Мы точно будем обжаловать [решение суда] — не только в части взысканной суммы, но и в части признания сведений недостоверными и порочащими. Но сможем это сделать, только когда получим мотивированное решение.

Александр Кобринский

доктор филологических наук, профессор, юрист

— Как известно, 6 декабря 2021 года Петроградский суд Санкт-Петербурга удовлетворил в основном мой иск к госпоже Софье Овчинниковой (Вольяновой), автору статьи обо мне, опубликованной на сайте «Холод», а также к изданию «Народные новости», входящему в медиахолдинг «Патриот» (возглавляемый Е. Пригожиным).

7 декабря в вашем издании появилось интервью с адвокатом С. Кузевановой, которая отстаивала в суде интересы Вольяновой. Не ставя под сомнение право «Бумаги» представлять мнение проигравшей стороны, я полагаю, что ограничиваться только этим мнением — означает существенно искажать суть происшедшего, тем более что процесс был закрытым. Поэтому я хотел бы обратить внимание на то, что в словах С. Кузевановой о процессе и его результатах содержится ряд ложных утверждений и ошибок.

1. Прежде всего, очень странным выглядит заголовок: «Как Александр Кобринский выиграл суд против журналистки „Холода“ из-за текста о домогательствах к студенткам». Странным — потому что в него вынесены слова, признанные судом порочащими меня и не соответствующими действительности. Эти слова (о «домогательствах к студенткам») взяты из подзаголовка статьи Вольяновой — а подзаголовок кратко сообщает о содержании статьи.
   
   Так вот — первое, что суд признал диффамацией, — этот самый подзаголовок: «Студентки обвиняют петербургского филолога и политика Александра Кобринского в неэтичном поведении и домогательствах». Таким образом, по сути, диффамацией признано всё содержание статьи.
   
2. Кроме подзаголовка о «домогательствах», я просил признать диффамацией еще шесть фрагментов, связанных с обвинениями в насилии, в принуждении, в фотографировании без разрешения, и о том, что якобы студентки жаловались на меня в университете. Все без исключения они признаны судом лживыми.
   
3. Хочу подчеркнуть, что позиция ответчицы Вольяновой и ее представительницы была простой: «В оспариваемом тексте нет никаких утверждений, порочащих Кобринского». Думаю, что абсурдность этой позиции, которая обычно применяется в таких процессах «желтыми» СМИ, — очевидна. А еще они вместе с «Народными новостями» хором рассказывали, что я — известный человек, а следовательно, лишен права на неприкосновенность частной жизни и переписки.
   
4. Еще до проигрыша суда госпожа Вольянова и ее сторонники стали распространять лживую версию, будто я «оспорил только два эпизода из восьми», которые были в тексте. В суде я задал ей и ее представительнице вопрос: во-первых, с чего они взяли, что только два (они признали, что это не так), а во-вторых, что я, по их мнению, не оспорил. Ответом мне было молчание. И это понятно, так как в суде невозможно оспаривать то, что не противоречит закону или установленным нормам.
   
   Я уже не говорю о таких «обвинениях», как жалоба женщины на то, что десять лет назад у нее со мной был роман, а теперь она злится и считает, что этого не должно было быть. Или рассказ анонима, называющего себя моей студенткой и жалующегося на то, что я спрашивал ее, почему она не ходит на занятия. Одно дело — пропаганда, другое — право. И уж совсем странным выглядит позиция: мы соврали в этом и в этом, и в этом, а вот в этом, пожалуйста, нам поверьте.
   
5. Ложью является изложение моей позиции — будто всё дело в анонимности. Нет. Как я говорил в суде, дело в том, что описываемых событий не было и быть не могло. И у меня есть доказательства этому. Неужели кто-то мог подумать, что я пошел бы в суд, если бы на 100 % не имел «алиби»? И «алиби» это не из серии «она неправильно чувствует». Это был бы разговор такой: вы говорите, это было тогда-то? В это время я был в Америке. Вот такого типа доказательства у меня были.
   
   В суд я представлял письмо ректора института, где я работал. Он сообщал суду, что у него были случаи, когда студентки жаловались на преподавателей по поводу домогательств (на меня — ни разу). И каждый раз они обращались от своего имени, не скрывая лица. Кто поверит, что все, включая «анонимную подругу анонимной девушки», так тряслись от страха именно в связи со мной? Это ложь, конечно.
   
6. И последнее. Госпожа Кузеванова сообщает, что суд якобы отказал мне в защите неприкосновенности частной жизни и переписки. Это, конечно, не так. Адвокат Кузеванова просто недостаточно хорошо знает материальное право. Такого способа защиты права, как «признание нарушения неприкосновенности» попросту нет, ее ввело в заблуждение то, что судья не включила это в резолютивную часть. Но суд, конечно, это признал, только это признание попадает в мотивировочную часть. А в резолютивной — только общий размер морального вреда. Он потому и значителен (хотя, на мой взгляд, недостаточен, учитывая масштабы распространения лжи).

Мы как будто из разных миров. Кузеванова и Вольянова считают, что «обвинен — значит, виновен». Мне этот принцип 1930-х годов очень не нравится. Ибо как только мы решаем, что есть обвинения, которые в принципе невозможно оспорить, — в эту лазейку немедленно устремляются недобросовестные люди и провокаторы. Что мы отчасти видели и в этом деле.