Что такое грузинский национализм, на что он опирается и как развивался в XIX и XX веках? Рассказывают культуролог, историк и философ

Что такое грузинская нация и национализм: главное

Основные предпосылки к проведению дискуссии «Грузинский национализм сегодня: как мы дошли до этого?!» озвучил куратор мероприятия. Paper Kartuli публикует их в сокращенном виде:

• Грузин, как и жителей других малых республик или этносов, всегда отличала довольно сильная национальная идентичность. Если позитивное выражение чувства народа, связанного с его национальной идентичностью, называют патриотизмом, то негативное проявление принято считать национализмом.
• Модели национализма в истории разных стран различались по государственному и внутреннему устройству, а также этническому составу и другим обстоятельствам. Но есть и схожие концепции, особенно в республиках бывшего Советского Союза, где национальная принадлежность играла большую роль и создавала между народами определенную иерархию.
• С точки зрения развития страны для руководства Союза были равноправны далеко не все народы: какой-то считался более цивилизованным, а кто-то откровенно отсталым. Такой подход советского наследия, как утверждают специалисты, во многом определил специфику грузинского национализма сегодня.
• Главными определяющими факторами в формировании грузинского национализма издревле были язык, культура и религия. Поэтому исследователи описывают грузинский национализм как этнорелигиозный (то есть в меньшей степени гражданский), который, в свою очередь, опирался на недоминантные этнорелигиозные группы.
• В Грузии принято считать, что нация — древнейшее непрерывное природное единство и быть частью нации — это своеобразная судьба, а не выбор. Это версия противоречит модернистской теории, в которой нация — современное образование, а не природное и непрерывное единство.
• Именно национализм был главным фактором, почему Грузия, с одной стороны, объединилась, а с другой — раздробилась. Сильный национализм и слабое государство в 90-х годах 20 века вызвали в стране много кровавых конфликтов и даже гражданскую войну, говорят исследователи.
• В 90-х грузинский национализм принял агрессивный вид. Хотя, по мнению исследователей, в разные периоды у грузинского национализма были многочисленные грани, а его интенсивность напрямую зависела от политико-экономических мотивов.
• Ученые призывают при оценке грузинского национализма учитывать его переменчивую природу и не концентрироваться на периоде 90-х, когда он был в радикальной фазе. Поскольку история народов Кавказа и история Грузии — это не только история конфликтов, у нее есть индивидуальные характеристики, в том числе традиции межэтнического сотрудничества и сосуществования, история развития с другими народами и нациями.

Культуролог Кетеван Какителашвили — о зарождении национализма в Грузии и значении религии в этом вопросе

— Этапы грузинского национализма в разных периодах довольно различны, исходя из контекста, в которых этот национализм формировался. Я хочу акцентировать свое внимание на первом этапе, который касается второй половины XIX — начала XX века, то есть до периода формирования первой Грузинской демократической республики.

Актуализация народной, национальной идентичности началась во второй половине XIX века в имперских пространствах. На первый план выступило определение человека по национальной, этнической, религиозной принадлежностям. И Грузия, которая в то время входила в состав Российской империи, также проходила этот этап.

Часто рождается вопрос: почему мы говорим о национальной идентичности грузин только во второй половине XIX века, тогда как у Грузии такая многовековая история? Важно отметить, что мы подразумеваем модернистскую теорию нации и национализма. А нация, по мнению британского политолога и социолога Бенедикта Андерсона, это сконструированный феномен, единство, воображенные его участниками и лидерами.

Первым способствующим фактором [поднятия вопроса о национальной самоидентичности] было формирование единого административно-экономического пространства в рамках Российской империи. Вторым — развитие коммуникационной инфраструктуры (дороги, железные дороги и другое). Также особо важным толчком стали отмена крепостного права, миграция в города, смена социальной структуры, интенсивная интеракция, собрание в одном пространстве людей, которые уже замечают друг в друге различия.

И, пожалуй, главный инструмент — это формирование не аристократической, а интеллектуальной элиты, а также появление печатных медиа. Почему я акцентирую внимание на интеллектуалах? Потому что то, о чем мы сегодня говорим, это дискурс, созданный в интеллектуальном, а не в популярном пространстве.

Можно сказать, что в этот период появилась идея грузинского народа. Однако это не означает того, что ее разделяли все живущие в тот период индивиды.

Главные вопросы, которые тогда был заданы и ответы на которые искали в элитарных кругах: кто такие мы, грузины, и кто — другие, каковы главные компоненты, маркеры, определяющие границы идентичности, отличающие нас от других? Можно сказать, что решающую роль в этом процессе сыграло осмысление важности религии, то, как мы видим вероисповедание, его исторический и культурный опыт для формирования национальной солидарности.

С 1870-х годов религия всё больше рассматривалась как вопрос свободы совести, которая должна быть неприкосновенной. И в это время в грузинских интеллектуальных кругах начала распространяться идея, что вероисповедание этнических грузин не представляет преграду на пути к национальному единству.

Актуализацию этого вопроса определило и то, что в конце 70-х годов XVIII века Грузия перешла от османского господства к российскому. Очень остро встал вопрос идентичности мусульманских грузин, особенно в бытовой жизни. Тогда же родился важный и интересный вопрос — может ли этническое происхождение, этническая принадлежность быть определяющим автором национальной идентичности?

Этот вопрос вечно стоял на повестке дня в период с конца XIX века до начала десятых годов XX века. «Сейчас религиозная пестрота не может вносить диссонанс в дело возрождения нации. Именно помещение всех грузин в одно русло, невзирая на их вероисповедание, и есть фундамент, на котором построится сильная культурная Грузия», — писала газета «Моя страна» в 1917 году.

Еще одна интересная линия выделяется в вопросе обретения национальной идентичности среди грузинских евреев. Их в конце XIX века в большинстве случаев называли уриа (груз. ურია — пренебрежительное: еврей, еврейка), то есть их упоминали в очень отрицательной коннотации. Существовал даже стереотип, согласно которому евреев приравнивали к торговцам. К этому прибавлялись некоторые кровавые инциденты, такие как «Кутаисское дело», когда евреев обвинили в ритуальном убийстве христианских детей.

Тогда же впервые появилась концепция «еврейство», «грузинский еврей» — она подразумевала не национальную идентичность, а делала акцент на религиозном измерении идентичности. И, несмотря на то, что в это время уже появилась предпосылка к мысли о том, что религиозное отличие не должно мешать определению национальной идентичности, всё равно произошло так, что грузинские евреи оказались в рамках грузинской национальности как религиозная, а не этническая группа. То есть осмысление этой группы происходило постепенно.

В итоге в лице грузинских евреев была создана концепция, которая означала следующее: грузинские евреи — это грузины, исповедующие веру Моисея, они полноправные члены грузинского народа, как и грузинские мусульмане, католики и другие.

На мой взгляд, тогда модернистская концепция национальной идентичности была более открыта для многообразия, была больше инклюзивной, чем эксклюзивной, более направлена к овладению, нежели к изгнанию, не пыталась установить маркеры, которые бы ограничивали возможности многообразия в рамках грузинской нации.

Одно из изданий учебника грузинского языка «Дедаэна» Якоб Гогебашвили выпустил в такой редакции, дабы она была доступна и понятна для грузин всех вероисповеданий. Кстати, даже в годы Первой Демократической Грузинской Республики, когда разразились споры о том, какой должна быть национальная грузинская символика, в 1918 году Петре Мирианашвили в газете «Народное дело» писал: «Герб и флаг Грузии по своему выражению не должны содержать никаких религиозных элементов, потому что грузинская нация сегодня признает три религии — христианство, ислам и иудаизм».

Однако, по моему мнению, с тех пор та национальная идея, которая сформировалась в конце XIX века, изменилась. Теперь это Илия Чавчавадзе и его «Язык, отчизна, вера», это идеи «Тергдалеулеби». То есть существенный аспект концепции национальной идентичности, ощутимо изменился.

Историк Малхаз Тория — о грузинах в СССР и значении Давида Агмашенебели

— Григол Робакидзе объяснял понятие национализма как «нечто, что происходит, а не то, что является статистическим феноменом», то есть национальность — как, скажем, явление.

Когда мы говорим о грузинском национализме и исследуем этот феномен, нужно учитывать важность историчности этого вопроса. Потому что иногда происходит так, что какие-то понятия словно подразумеваются само собой. А нужно предусматривать структурные, институционные, политические факторы в каждой из эпох (и под эпохами я не подразумеваю именно столетия, а иногда конкретные десятилетия).

Для меня в исследовании этой темы центральным понятием является режим памяти, который указывает и объясняет нам те исторические моменты, ту политическую конъюнктуру, в которой происходили события прошлого. Это необходимо для легитимации причин прошлого.

Красной линией в теме грузинского национализма и грузинской исторической памяти проходит вопрос территориальной целостности. В этом плане обязательно стоит упомянуть фигуру царя Давида Агмашенебели, Дидгорскую битву, укрепление Тбилиси — те эпизоды, которые не просто описывают конкретные периоды из истории нашей страны, но имеют в ней символическое значение, которые используются для не только понимания прошлого, но и будущего грузинской нации.

Как и когда формировался образ Давида Агмашенебели в данном ключе? Разумеется, первый текст дошел до нас от его же современника, это исторические хроники. Далее о Давиде, как о большой фигуре говорили Илья Чавчавадзе. Но главный период, где формировался этот нарратив, — был Советский период.

Актуализация фигуры Давида Агмашенебели ярко происходила в сталинскую эпоху. В постсоветский период в результате активизации этно-религиозного национализма Давид Агмашенебели, помимо политической, вернул и религиозную ценность. Стал не просто великим, но и святым царем Грузии. А феномен Дидгорской битвы занял особое символическое значение в контексте грузино-абхазских и грузино-осетинских конфликтов.

Так что в советский и постсоветский периоды — в главные этапы формирования грузинского национализма — образ Давида Строителя прочно связан с темой грузинского территориального национализма.

Прогресс — это главный концепт в историческом материализме, надежда на светлое будущее. И поэтому историческим фигурам приписывали такую объединяющую прогрессивную функцию. И Давид Агмашенебели был таким объектом.

В аспекте грузинского национализма также хочу отметить так называемую коренизацию — политическую кампанию советской власти в национальном вопросе, которая началась в 20-х годах XX века. Это была экстраординарная ситуация, которая, с одной стороны, содержала идеологию космополитизма, но с другой — способствовала разграничению людей, формированию территориального национализма, образованию этно-федеральной системы типа формы матрешки, когда подчеркивается этническая идентичность нерусского населения.

То есть у всех народов в Советском Союзе, у всех этнолингвистических и этнографических групп, должны были быть свои собственные границы, это подразумевало содействие развитию этнической идентичности. А в этой историко-материалистической схеме национальная идентичность была ступенью, которая должна была перевести общество в социализм. Для этого и происходила вся эта система маркеров по этническим признакам.

Философ Гиорги Майсурадзе — о идеях Сталина, национализме в 90-х и его современном переосмыслении

— В последние годы у грузинских ученых есть большой прорыв в исследовании этой темы — формирования грузинского национализма и изучения генезиса его многоликости, а также анализа традиционной грузинской историографии.

В 1990 году, в предвыборный период, Звиад Гамсахурдия проводил лекцию в Филармонии о духовной миссии грузинского народа. Тогда прозвучала интересная фраза, которая, по моему мнению, в принципе выражает общее настроение позднего советского периода. Тогда советские ученые, основываясь на идеях марксизма, придумали, что грузинский народ появился в XIX веке.

«Это было осознанной политикой, чтобы у нас появился комплекс неполноценности» — это слова Звиада Гамсахурдия. Я очень хорошо помню тот настрой в студенческое и школьное время, когда говорили, что наша история, наша культура ограничивались.

Понятие нации, согласно которой наше появление якобы произошло в XIX веке, создавало определенные проблемы, вызывало ненависть к советской историографии, которая будто бы опиралась на конкретные философские или идеологические учения. Но если анализировать это понятие, исходя из сегодняшних реалий или даже из реалий того времени, это, конечно, не было придумано никаким марксизмом.

О том, что [грузинская] нация как понятие появилась в XIX веке, писали многие философы. И это касалось не только грузин и их формы идентичности, а всех народов мира. Так что вот таких «понятийных» недопониманий в нашей истории было немало. У грузинской историографии есть множество таких проблем.

К счастью, в последние годы я вижу первые шаги более критического мышления, критического переосмысления. В этом плане я могу назвать таких ученых-исследователей, как Дато Джишкариани, Габриэль Чубинидзе, Кети Сартания. Поэтому даже первые публикации этих специалистов я считаю прорывом из этой «заколдованной системы», в которой погрязла и до сих пор пребывает грузинская историография.

Есть несколько этапов становления грузинской нации и генезиса идеи грузинской нации:

• Первый этап — начало XIX века, но реальных изменений в период c 1801 года до 1860 года нет. Тогда же был заговор 1832 года, целью которого было восстановление трона царства Картл-Кахети, но там не было никаких разговоров о формировании национальной идентичности или о создании грузинской государственности. Только трон, династия Багратиони, опять повторение старого… Если и были какие-то новые идеи, то они были у Филадельфоса Кикнадзе и Соломона Додашвили, у которых прозвучат республиканские идеи, навеянные Великой французской революцией.
• Новый этап начинается с 1860-х годов. Здесь, конечно, нужно упомянуть то поколение грузин, которое училось в России и которое создает фундамент на мировоззренческом уровне. При этом сама российская идентичность в свою очередь была выстроена на французской и немецкой философиях. Однако была критическая часть русских прозападников — Чернышевский, Белинский, Герцен, Добролюбов и другие — именно под их влиянием и создается поколение «Тергдаулеби». Это поколение людей в возрасте от 20 до 30 лет фактически и создает новый литературный язык, первые литературные памятники.
• Следующий этап — мы переходим из XIX столетия в XX век. Аджария вошла в состав Российской империи И тогда грузинская общественность начинает обсуждения на тему: кто такие аджарцы? И не надо думать, что это само собой разумеется. Потому что мы не должны забывать, что наши территории присвоила не только Россия, но и Турция, о чем забывают некоторые политики, форсируя эти темы в защиту своих интересов.
• В начале XX века происходит также конфликт, с одной стороны Западной Грузии (то есть части сегодняшней Западной Грузии), в частности, кутаисской культуры, которая гомогенна и монокультурна, и с другой — Тифлиса, центра Закавказья, который в то время совсем не был грузинским городом, а мультиэтническим, очень своеобразным мультикультурным центром. Это период до октябрьской революции, когда кутаисские интеллектуалы, то есть члены общества «Голубые роги» приезжают в Тбилиси и фактически объявляют ему войну, как какому-то азиатскому негрузинскому городу.

Особую важность в этой теме представляет текст, который часто игнорируется нами, но, на мой взгляд, является ключом к теме грузинского национализма и к пониманию вопроса, откуда мы происходим. Это изданный в 1913 году самый известный труд Иосифа Сталина «Марксизм и национальный вопрос». Важен он не из-за величины самой фигуры Сталина, а по той причине, что Советский Союз и вся эта национальная политика — его детище. И его теоретической основой был именно этот труд.

Он писал: «Культурно-национальная автономия предполагает более или менее развитые национальности, с развитой культурой, литературой. Без этих условий автономия эта теряет всякий смысл, превращается в нелепицу. <…> Как быть с мингрельцами, абхазцами, аджарцами, сванами, лезгинами и прочими, говорящими на разных языках, но не имеющими своей литературы? К каким нациям их отнести? Возможно ли их «организовать» в национальные союзы? Вокруг каких «культурных дел» их «организовать»?»

Так прямые последствия этой политики Советского Союза и, в частности, коренизации, стали риторикой конца 80-х — начала 90-х в Грузии, когда кругом говорили о заговорах, взрывах, о том, что «этнические меньшинства — это динамиты в национальном теле Грузии», что автономии — это пятая колонна и так далее.

Это доведение нации до этноса — огромная фабрика национальностей СССР. И это форсированная национализация. Ведь чем была коренизация? Делением народов по административному принципу — кто удовлетворяет всем пяти признакам нации по сталинским тезисам, та нация и имеет статус республики-союзника, у кого какого-то признака не хватает, тот — автономная республика, у кого больше признаков не хватает — тот автономный округ. И где-то там далее нацменьшинства. И это всё до сих пор отражено в нашем сознании и выражается в период «Перестройки», а потом и далее.

Реально весь грузинский национализм формируется на митингах в 1988-1991 годах. На этих митингах адаптировалась уже ранее существовавшая версия националистического пафоса, националисткой грузинской историографии.

Сегодня же мы имеем эту адаптированную версию как нечто само собой разумеющееся. Мы мыслим зародившемися тогда на улицах Грузии нарративами, которые принимаем как какой-то факт, как даность. И эти нарративы просто полностью поглотили те же самые разработанные грузинской историографией исследования. У нас абсолютный разрыв: всё пространство занято лозунгами с митингов.

Поэтому всё это сегодня необходимо не то что пересмотреть, а я бы сказал — привести в соответствие с понятиями и категориями истории, а главное, с понятием нации. Да, и напоследок мое четкое убеждение: понятие «этнический грузин» — это нонсенс, своеобразный оксюморон. Грузин — это не название этноса, грузин — это название нации. В средневековье есть понятие «родственный к грузинам этнос». А доводить грузинскую национальность до этноса неверно.

Что будет дальше с грузинским национализмом: главное

Куратор дискуссии также подытожил выводы спикеров. Paper Kartuli публикует основные тезисы:

• Процесс формирования национально-политического единства в Грузии всё еще не завершен. Но он приобретает новые содержание и формы.
• По мнению экспертов, существует бинарное видение постсоветских граждан, где одна их часть называются устойчивыми субъектами, обладающими навыками, соответствующими новой системе в изменяющихся обстоятельствах, и способностью восстанавливаться после шокового состояния. А вторая часть — граждане, потерпевшие неудачу в этой битве, которые не смогли соответствовать новым критериям свободного рынка и приобрести «цивилизационные компетенции».
• Некоторые авторы описывают это разделение как неоориентализм, когда побежденная сторона считается нецивилизованной и отсталой. По их мнению, это навешивание ярлыков лишает большую часть постсоветских людей свободы действий, политической автономии, уважения, а иногда и оправдывает логику неизбежности авторитаризма, репрессий и жертвоприношений.
• Созданные дискурсивные иерархии всё еще работают. И вопрос, как решать возникающие противоречия этой черно-белой картины, всё еще актуален.