«Палестины не осталось». Интервью с петербурженкой, которую эвакуировали из Газы во время войны

МЧС сообщило о завершении эвакуации россиян из сектора Газа. В октябре после нападения ХАМАС на Израиль израильские власти установили блокаду Газы — сотни тысяч людей оказались без воды, электричества и продовольствия, под регулярными обстрелами.

Эвакуация россиян началась только в конце ноября. Всего в Россию вывезли 1124 человека, в том числе 470 детей. Часть беженцев прибыла в Петербург.

«Бумага» поговорила с Яной, приехавшей в Газу из Петербурга год назад с двумя детьми, о том, как она пережила блокаду и почему не все желающие смогли покинуть зону военных действий.

Читайте также рассказы переехавших в Израиль петербурженок, которые помогают израильской армии, и репатриантов, которые в ней служат.

В этом материале представлена точка зрения одной стороны конфликта. Мы просим читателей учитывать субъективность восприятия боевых действий героиней. 

О жизни в Палестине

— Я родилась в России, в Пскове. Окончила Псковский областной Колледж искусств. В июне 2013 года я познакомилась с будущим мужем-палестинцем в Петербурге, и уже через четыре месяца мы венчались по-мусульмански. После этого я осталась жить в Петербурге.

Год назад мы с мужем поехали в гости к его маме с папой, на свадьбу брата в сектор Газа. Муж на родине не был больше 12 лет, поэтому захотел остаться на подольше. Затем папа моего мужа упал, получил двойной инсульт, и мы решили, что будем пока ухаживать за ним и строить себе дом в Палестине. Мы мечтали, чтобы у нас была возможность приезжать из России в Газу с детьми и жить в своем доме.

До поездки я знала, что в Палестине очень опасно, что на границе еврейские войска. Слышала, что они часто убивали подростков. Об этом не писали российские СМИ и не говорили по телевизору, но муж показывал палестинские новости и говорил: посмотри, сколько убили наших палестинцев, смотри, погибли обычные семьи, парни, девушки, девочка-школьница. Я и сама всегда поддерживала Палестину, еще будучи студенткой. Всегда знала, что в Палестине пострадало и погибло очень много людей. И меня всегда мучил вопрос: почему такая несправедливость?

Палестина — очень бедная страна. Сектор Газа сейчас живет в 90-х, всё необходимое для жизни покупается на рынках. Но мне это и нравилось. Нравилось, что дети играют друг с другом, не сидят в телефонах, развиваются. Это напоминало мне то, как росли мы сами, за исключением того, что дети Газы — всё же дети войны. Они привыкли, что вокруг бомбят и стреляют.

Пока я год жила в Палестине, я полюбила людей, полюбила культуру, их традиции, обычаи. В России всё немножко по-другому. У нас, например, не каждый человек будет тебя приветствовать при встрече, а там люди очень добрые. И им совершенно неважно, какой национальности или какого вероисповедания человек, они уважают абсолютно всех.

Мне даже порой звонили родители и спрашивали, не хочу ли я уехать. А я им рассказывала, как мне нравится, как я учу язык, что моя трехлетняя дочь стала свободно разговаривать на арабском, и полуторагодовалый сын откликается на два языка.

О войне

— Весь год, пока я там жила, каждый день над Палестиной летали еврейские самолеты. Каждый день над Палестиной был шум, ни одного дня не было тихо. Мне кажется, они уже готовились к войне, они о ней знали. Все мои знакомые палестинцы ходили и говорили: они к чему-то готовятся.

Я сама жила там только с мирными людьми и за год ни разу не видела военных. Я не видела вблизи, как люди стреляют.

7 октября был замечательный день. До этого мы ездили на море всей семьей, отдыхали, радовались. Я проснулась в 5 утра, чтобы собрать ребенка в детский сад, потому что в 6:30 утра за детьми приходил автобус. Где-то через полчаса стали слышны взрывы и дом стало шатать.

Я до сих пор не понимаю, ХАМАС ли начал эту войну и не хочу лезть в это. Я никогда не лезла в политику и не хочу. Я никогда не буду узнавать, из-за чего началась стрельба. Но я хочу сказать, что евреи всегда были первыми. Я знаю, что Газу бомбили еврейские войска зимой и весной, пока я там была. Погибла, в том числе, русская семья.

О жизни в блокаде и под обстрелами

— Мы, ночью, когда бомбили нас, выбегали кто босиком, кто в сандалиях, кто в шлепках. Дети на руках, потому что стреляют прямо по домам. Нас волной отбрасывает, а мы бежим. Ночь. Куда бежим — не видно, всё в пыли и дышим этой пылью, этой гарью. Это очень страшно, когда бежишь и думаешь: ну всё, сейчас меня не станет. Я в таких ситуациях всегда закрывала собой детей и мысленно прощалась со всеми.

Мои дети очень сильно заболели — я до сих пор лечу их сейчас в России — мой ребенок потерял на голове волосы. Больницы не работали, лекарств в аптеках не было. Первую неделю еще что-то можно было достать, а потом бежишь в аптеку даже за таблеткой от головной боли, а ее нет.

Продуктов тоже практически не было. Я шла пешком в Хан-Юнис из Бани-Сухейлы, чтобы купить детям сыр. По пути я увидела женщину, которая бежала через дорогу, а по дороге на большой скорости ехала телега с людьми, запряженная ослом с торчащими штыками, к которым осел был привязан. А женщина бежит спиной и не видит. Я успела ее оттащить, но штыки всё равно прошли по ребрам. Она плакала, когда ей оказывали помощь.

Я рассказала женщине, что ищу сыр, и она отвела меня к себе домой, где у нее были муж и двое детей: дочь с сыном. Она достала измятый картонный пакет сыра. Я не хотела его брать, но она просила: пожалуйста, ты из России, молись за нас, ты меня спасла, возьми, пожалуйста, это моя благодарность. Я говорю: мне нужен магазин. А она: ты не найдешь сыр, там ничего нет, ни яиц, ни сыра, ничего, только макароны и рис — их закупили до войны.

Затем я шла домой с этим сыром и снимала на телефон руины. Тогда Хан-Юнис только начали бомбить — после моей эвакуации его разрушили полностью.

Об эвакуации

— Все знали, что россиян будут эвакуировать. Приходили смски, мне очень много поступало звонков из России. Электричества не было, я редко включала телефон и видела, что мне пишут из консульства России.

Впервые нам сказали о том, что мы едем, примерно через десять дней после начала войны. Я собрала чемодан, мы с детьми добрались из Бани-Сухейлы в Хан-Юнис, но тогда мы выехать не смогли — нам сказали, что Израиль не разрешает и Египет не разрешает. В итоге нас эвакуировали только месяц спустя.

С двумя маленькими детьми эвакуация далась мне очень сложно. У обоих была температура под 40, они очень сильно кашляли, после того как надышались пылью и парами от взрывов.

Я благодарна МЧС России и Владимиру Путину. Я не думала, что нас будут так спасать. Нас встретили за КПП Рафах, взяли мой чемодан, взяли детей на руки и сопровождали весь путь — встречали на каждом пункте, на каждой станции, поддерживали, развлекали детей, давали игрушки. В Каире нас сразу поселили в отель, налили чай, кофе, сок, там же нас встретили психологи.

Летели мы в грузовом военном самолете. Перелет был страшный: мы попали в зону турбулентности, а в самолете не было поручней и спинок, а вместо сидений были тонкие железные скамейки. Девушка возле меня даже потеряла сознание, многих рвало. Но это было неважно, важно было, что нас эвакуировали, вывозили.

В Москве нас уже осматривали врачи. Они спросили, есть ли мне, куда ехать, я сказала, что у меня есть родители в Краснодаре и мне купили билеты — целое купе. Нас накормили и отвезли на Казанский вокзал на машине.

Я переживала, как поеду одна, мой чемодан был без колес и полностью разорван, но в поезде оказалось очень много эвакуированных арабов. Встретила женщину, с которой праздновали Рамадан всей семьей в Петербурге много лет назад. Ее тоже эвакуировали, а ее муж погиб во время взрыва дома в Газе.

У детей держалась температура и на каждой станции к нам подходили врачи, а в Краснодаре нас вновь встретили сотрудники МЧС и мои родители.

О тех, кто остался в Газе

— Я каждый день плачу. Дети всё это время продолжали болеть — вот только три дня, как им стало легче. Но в Газе остались другие дети — там наши родственники, двоюродные братья и сестры и их малыши трех, пяти, семи, восьми, десяти лет — у нас очень большая семья. Там же сейчас дожди, им негде спать — они все ночуют на улице. И никаких лекарств у них нет.

Мой муж тоже остался там. У него трое братьев глухонемые, у каждого жена и дети. Муж сказал, что он их не бросит, потому что они не смогут без него выжить. Он хочет вывезти их оттуда, мы связываемся с консульством, постоянно отправляем списки, но Израиль не дает согласие на эвакуацию родственников, хотя мой муж — гражданин России. А без согласия Израиля не пропускает и Египет.

Муж каждый день высылает мне списки родных и знакомых, кто погиб. Погибли его дядя и тетя, погиб друг семьи из России, который женился в Палестине, — я была у него на свадьбе. Погибла семья брата моего мужа вся целиком. Многие пропали без вести. Мне очень больно об этом говорить.

Такого, как сейчас, не было никогда. Город Газа — прекрасный, старинный, с кафе, ресторанами, парками — его не стало, он остался только в моей памяти и в видео на телефоне.

Сейчас в секторе Газа ничего не осталось, там негде жить. То, что происходит сейчас — это истребление. Если есть возможность, пусть это остановится, пусть мирным жителям дадут разъехаться по разным городам и странам. Палестина — всё, ее больше нет. Президент страны своих граждан не защищает, он их бросил.

Фото обложки: МЧС РФ (CC BY 4.0)