Как женщины в Петербурге решаются на ЭКО, ищут доноров спермы и суррогатных матерей

*Имена героинь в материале изменены.

«Я жила на другом конце страны: у нас не делают такие процедуры»

Года 4 назад я столкнулась с проблемой бесплодия: у меня симптом поликистозных яичников. Я жила на другом конце страны, у нас очень ограничен круг специалистов, и такие процедуры, [как экстракорпоральное оплодотворение (ЭКО)], не делают. Я пробовала решить свою проблему с помощью гормонов — это не помогло. Мне предложили лечь на операцию, но операция мне тоже не помогла. И тогда мой врач на Камчатке посоветовала этот центр. Сказала: «Не теряй времени — лети».

Я прилетела, познакомилась с врачом, вступила в протокол [ЭКО]. И пошла наша работа. По результатам анализов мне сказали, какие принимать меры. Назначили стимуляцию [яичников] в первый день цикла. У меня забрали 19 фолликул (структурных компонентов яичника — прим. «Бумаги»), из которых выжило девять, а оплодотворилось шесть. Из них два перенесли — и беременность наступила. Я продолжила обследоваться, меня перевели под наблюдение к гинекологам, которые ведут беременность.

«Не знаю, чем бы закончилась моя беременность, находись я не здесь»

Мне очень повезло, [что эмбрионы прижились с первого раза]. Мне наращивали эндометрий (внутреннюю слизистую оболочку тела матки — прим. «Бумаги»), врачи точно поставили диагноз, установили все проблемы со здоровьем и сделали всё, чтобы это получилось с первого раза.

Прижились оба [эмбриона]. И родилась двойня (Ирина родила за день до интервью — прим. «Бумаги»). Я боялась, что один не закрепится — тогда беременность не наступила бы. Вероятность того, что из двух приживется один или два, меня вполне устраивала. Я была готова и на три, но врачи рискуют, если подсаживают, допустим, тройню, потому что многоплодная беременность очень опасна. Тем более если организм не вполне готов даже к зачатию. Для женщины, у которой самой не получалось забеременеть, выносить двойню и тем более тройню очень проблематично.

Я побоялась улетать домой, когда наступила беременность. Меня держали на сохранении: были проблемы в первом триместре. Рожать я тоже решила здесь: сдала билет, когда не получилось улететь с первого раза, подумала, что это, наверное, знак. И была права, что осталась: теперь очень счастлива и довольна. Не знаю, чем бы закончилась моя беременность, находись я не здесь, а дома.

Получается, здесь я осталась одна, потому что все родственники там, а у мужа — работа. Меня поддерживали из другого города. Но я знала, ради чего это делаю и была ко всему готова.

В центре меня выхаживали: был сильный токсикоз, отслойка, всё не очень просто. И медперсонал, и врачи очень поддерживали мое здоровье и моих детей. Они заменили мне друзей; все спрашивали, как мои дела. Даже если у них была куча людей, обо мне не забывали и всегда интересовались, как здоровье. Я им безумно благодарна.

«Это был единственный верный способ решения моей проблемы»

Есть категория врачей, которые питают своих пациентов надеждой: «У вас всё получится, вы только старайтесь, надейтесь и верьте». Но время-то идет, организм тоже изнашивается: мы же не молодеем, к тому же — всякие стрессы. И лучше это сделать раньше, чем позже. Поэтому я решила не тянуть, раз спустя 4 года [забеременеть] не получилось в натуральном виде. И до сих пор считаю, что это был единственный верный способ решения моей проблемы. По крайней мере, я верила, что у меня всё получится: всё же еще очень зависит от настроя — твоего и врача.

Мы с мужем сошлись на том, что перепробуем все возможные варианты, и если у нас не получится со второго-третьего раза, то мы усыновим ребенка. Если у меня будут силы и возможности — и физически, и материально, то я бы потом хотела осуществить этот план.

ЭКО становится нормой. Все же понимают, что [высокий] процент двоен и троен рождается не сам по себе. И я не скрываю, что это было. Просто эта проблема не только моя и есть у многих, но они считают нужным ее скрыть. Близкие знали о моей ситуации, и если меня спросят, не буду врать. Но если не спросят, поднимать тему не буду. Конечно, я не забуду про это никогда, но не важно как, важен результат.

«Мне поставили диагноз „бесплодие“ в 14 лет»

Мне поставили диагноз «бесплодие», наверное, лет в 14. Когда были медосмотры в школе, отправили к врачу — и начались бесконечные обследования. Диагноз однозначный, лечению в моей ситуации он не подлежит, потому что это проблемы с маткой. То есть выносить ребенка я не могу.

Тогда, конечно, мир разрушился, но потихонечку я с этим смирилась, хотя детей очень хотелось. У моих родственников много детей, и я, сколько себя помню, всё время их хотела. Я вышла замуж в 19 лет, и мы с мужем, зная нашу ситуацию, думали: ну, усыновим. Время шло, а иметь своего ребенка было самой большой мечтой.

Начали изучать интернет и поняли, что надо еще раз обследоваться в Петербурге (раньше я жила в другом городе). Я посмотрела клиники — МЦРМ правда внушает доверие: у них большой опыт, много успешных решений всех этих ситуаций. В конце 2015 года мы приехали, выбрали нашего доктора — Эльвиру Валентиновну. Обследовались, и она сказала, что в нашей ситуации может помочь только суррогатное материнство. Сделать всё это было возможно, взяв наши частички.

Мы сдали анализы, нашли суррогатную маму, прошли процедуру ЭКО, сделали подсадку — и неудача. Ничего не прижилось. Хотя мы были уверены, что всё получится. Изначально страхи были только по поводу самой беременности: как другая женщина будет следить за своим здоровьем. У нас заморозили несколько эмбрионов, и спустя какое-то время мы попробовали второй раз с этой же девушкой — и вторая неудача.

Мы не могли понять почему. Думали, что, наверное, дело в [суррогатной] маме, поскольку эмбрионы были самого лучшего качества — генетически у нас всё хорошо с обеих сторон. Нам снова назначили анализы. В процессе мы сделали третью попытку (нам нашли новую женщину), но опять неудача. Суммарно на это у нас ушло года 1,5.

На этом этапе эмбрионы закончились, а повторно проходить гормональную терапию (стимулирование суперовуляции) мне тяжело, так как у меня не всегда удавалось получить нужную реакцию яичников. Боялись, что на это уйдет еще время.

Мы решили, что снова предпримем попытку и отправим эмбрионы на обследование в Москву: там делают очень подробный генетический анализ. У нас получилось семь эмбрионов; решили, что два подсадим [суррогатной матери] и будем надеяться и верить, а остальные отправим в Москву. Но через две недели по ХГЧ (хорионический гонадотропин человека — анализ, по которому проверяют наличие беременности — прим. «Бумаги») подтвердили беременность. Мы были на седьмом небе от счастья, хотя понимали, что начальный этап тоже опасный. Но прошло 14 недель, 28 недель. Подтвердилось, что у нас двойня, оба [эмбриона] прижились. Чуть позже мы узнали, что это мальчик и девочка.

«Хорошая девушка, искренняя. Действительно хотела помочь»

С [суррогатной] мамой мы нашли общий язык практически сразу; это была уже третья женщина. Увиделись уже после процедуры ЭКО — [лично] познакомились в самой клинике. И поддерживали с ней отношения: вместе гуляли, ездили на все осмотры в качестве поддержки. Но при этом старались быть не слишком дотошными, понимая, что ей тоже сложно.

Очень хорошая девушка, искренняя. Она действительно хотела помочь, у нее не настолько сильно стоял финансовый вопрос. Для нее это была вторая программа: она уже родила двойню для других родителей. Поэтому понимала, на что идет, и очень ответственно ко всему подошла. Мы дождались конца беременности: она носила полных 37 недель, что для двойни редкость. Детишки родились путем кесарева сечения. Сейчас им уже по семь месяцев — растут, ползают.

[Чтобы найти суррогатную мать], мы обращались в агентство, которое занимается подбором суррогатных мам и доноров яйцеклеток. Можно и самим через интернет найти, но я побоялась, что попадем на мошенников. В агентстве есть база женщин, которые сдают анализы, проходят обследования. Кроме того, там полностью ведут юридическую поддержку: до момента родов прикрепляют [к суррогатной матери] куратора, заключают договоры с врачами. С роддомом у них тоже договор; у нас была отдельная палата, потому что ситуация немного нестандартная — не хотелось лишних разговоров. Потом, когда дети уже родились, к нам приезжал [юрист агентства]: помогал в оформлении свидетельства о рождении и документов: что мы выплатили гонорар; что мама со своей стороны не имеет к нам претензий, а мы к ней.

Наверное, я бы пока не хотела очень близко общаться и знакомить детей [с суррогатной матерью]. С другой стороны, в нашей семье это не было тайной. Конечно, мы не говорили всем вокруг, что у нас детей вынашивает суррогатная мама, но близкие родственники знали. Я боюсь, что, когда дети вырастут, нам всё равно придется им об этом рассказать: если они узнают от кого-то [другого] — это будет травмой. Не знаю, как они отнесутся, но всё равно рассказать им будет нужно. Наверное, надо проще ко всему относиться: главное, что они есть, растут и радуют нас.

«Пробовали, получится ли иметь генетических детей. Хотим еще одного усыновить»

Мы хотели двойню. Я хотела и мальчика, и девочку — была так настроена. Когда нам предложили самую первую кандидатуру суррогатной мамы, она была здорова и подходила по всем параметрам, но наш доктор посмотрела и сказала: «Она очень маленькая, а вы не то чтобы крупные, но среднестатистические. И к ней мы не сможем подсадить два эмбриона, это физически невозможно». Врач спросила, готовы ли мы на одного ребенка. Мы немного опешили, сказали: давайте попытаемся подобрать другую. Есть родители, которые хотят одного, но мы очень хотели именно двойню.

Мы не были готовы отказаться [от попыток ЭКО после неудач]. Конечно, руки опускались. Я во всем винила себя, изначально же причина в моем здоровье. Но муж меня поддерживал, и мы решили бороться до победного.

Еще роль играет возраст: чем старше становишься, тем в процессе процедуры ЭКО гормонально тяжелее получить здоровых эмбрионов. Мне на момент начала процедуры было 23 года; мы рано решили заняться этим вопросом.

[До рождения детей] было такое впечатление, что я живу не своей жизнью, а потом, когда их видишь, всё восстанавливается. С прошествием времени даже не могу вспомнить своих эмоций, мы сразу привыкли [к детям]. Потом думали: как мы раньше так не жили?

Хотим усыновить еще ребенка. Решили попробовать, получится ли иметь генетических детей, и долго к этому шли — 2,5 года. Когда всё получится и, дай бог, финансово потянем поднимать детей на ноги — усыновим еще одного. Хочется еще кого-то сделать счастливым и самим быть еще счастливее. Потому что много детей, как по мне, это очень здорово. Муж так же к этому относится.

«Когда эмбрионов не осталось, я сказала, что больше не буду пытаться»

Подходило время, когда нужен был смысл дальнейшей жизни. А для чего всё это нужно? Жить для себя — это не очень правильно, хочется о ком-то заботиться. Другим способом [забеременеть] почему-то не получалось. Кроме донорской спермы и ЭКО я пыталась сделать инсеминации (искусственный ввод спермы в матку — прим. «Бумаги»), но сперматозоиды не приживались.

В центр я обратилась, потому что мои родственники тоже делали там процедуру. Всё было проверено — и врач тоже. И очень хотелось ребенка. У меня забрали [и заморозили яйцеклетки] 3 года назад, и с того времени я растянула (использовала — прим. «Бумаги») все эмбрионы, которые были. Когда их не осталось, я сказала, что, наверное, больше не буду [пытаться] и уехала в отпуск. Мне позвонили и сказали, что я не оплатила еще месяц хранения. Я говорю: «А что хранить? Ничего нет». И мне сказали: «Как же? Вот еще один». Он и оказался счастливым.

Сама процедура [подсаживания] проходит безболезненно. Естественно, немного на нервяке, но в целом — при поддержке близких и адекватном врачебном контроле — ее очень даже можно пройти. Вначале происходит забор яйцеклеток и выращивание эмбрионов. Потом ты можешь либо попытаться подсадить эмбрионы сразу же в этом цикле, либо — в следующем, они [до этого] будут храниться. На всё это уходит примерно месяц. Если подсадили, потом сдается тест на ХГЧ и [видно]: прижился или нет.

[После того как подсаживают эмбрионы], ты две недели ведешь строгий постельный режим: мне приносили еду, я не поднимала тяжести. Подышать воздухом — это не прогулка, а просто выйти посидеть. Правда, я была на даче, и свежий воздух в доме и так гулял. Повезло, что я смогла отключиться: был полон дом гостей. Лежала, типа отдыхаю, а вокруг меня бегали родственники, знакомые — было весело. Этот психологический момент сыграл роль в том, что я не сильно нервничала.

«Мне было важно, сколько ему лет и какое образование»

Выбор [донора спермы] происходит при заключении договора. Выдается список, там указаны определенные параметры. Ты или под себя подсматриваешь — например, если ты высокая, то и партнера выбираешь тоже высокого. Или тебе, например, нравятся блондины с голубыми глазами — значит, берешь такого. Там указаны определенные антропометрические данные, образование — и всё. Никаких фотографий, естественно.

Я как выбрала одного, так и всё. Однолюбка, можно сказать. [Учитывала], чтобы был примерно похож на меня. Мне было важно, сколько ему [было] лет на момент, когда происходил забор сперматозоидов. И какое образование. Допустим, слишком молодой и среднее образование — не очень. А примерно моих лет и высшее образование — отлично.

Полностью доверяла центру. Доноры спермы проходят медицинский осмотр, проверяются на определенные болезни, то есть должны быть здоровее здоровых. В этом плане у меня опасений не было.

До какого-то периода идет гормональная поддержка и всё — дальше никакой уникальности нет. Ты через каждую неделю или две ходишь к гинекологу, сдаешь мазки, проверяешь свой вес, давление. Всё как у обычных людей.