Зачем 20-летние юристы идут работать в суд, что находят в вещдоках и как относятся к подсудимым

Сколько зарабатывают сотрудники судов, к чему приводит общение с преступниками, почему работа в суде делает людей недоверчивыми и что происходит с вещдоками из ограбленного секс-шопа?

«Бумага» поговорила с тремя бывшими секретарями петербургских судов об их работе и о том, почему они ее бросили.

Мария Юмаева, 25 лет

Работала в суде два года

Что можно найти в камере хранения вещдоков и почему многих подсудимых хочется отпустить домой

Я пошла работать в суд сразу после 4-го курса университета — с огромным желанием стать справедливым мудрым арбитром, пускай за 10 тысяч рублей в месяц и с ненормированным графиком. Первое время работала секретарем в уголовной канцелярии и буквально не поднимала головы от работы — кроме часа обеда, когда мы с девочками читали друг другу веселые, на наш взгляд, уголовные дела. Тогда я относилась ко всему как к детективным историям, не имеющим за собой реальных человеческих трагедий.

В первое время на работе мне нужно было разбирать камеру хранения вещдоков. Это комната без окон, вентиляции, зато с плотно закрытой дверью. Там было всё: от катаны (японского меча — прим. «Бумаги») до куска металлического забора и груды шин. Эти вещи бывали и на потерпевших, и на трупах, и на преступниках, а потому имели стойкий, душный запах крови и пыли.

Весь этот ад мы должны были разобрать: проверить, что кому вернуть, что уничтожить, что хранить вечно. Непонятно, как мы с девочками умудрились не подхватить там гепатит, столбняк или что похуже. Ходили туда по расписанию и относились к этому как к наказанию за все наши грехи, предпочитая разбирать архив или принимать граждан, что тоже так себе работка.

Небольшой удивительный факт. За время моей работы у нас было несколько дел, когда грабители, обычно группой, совершали нападение на магазины с секс-товарами и воровали не деньги, а фаллоимитаторы и тюбики со смазкой. Всё это добро мы потом уничтожали, так что наши мусорки иногда были более интересными и волнующими, чем наши жизни.

Через девять месяцев службы в уголовной канцелярии меня наконец-то перевели к судье, чтобы вести протоколы судебных заседаний. Туда я шла с мыслью, что всё еще хочу стать судьей, несмотря на долгий стаж, который необходимо было бы наработать, сложный экзамен и высокую опасность профессии. Я была готова, как мне казалось, взять ответственность за жизнь других людей.

Моя уверенность пошатнулась на первом же заседании. Судили молодого парня, дилера. Он искренне полагал, что ему повезет и он останется на свободе. Так же думала и его мать, которая присутствовала в это время в зале в качестве слушателя.

А потом подсудимый услышал, что его ожидает в течение следующих 4,5 лет. Парень не прекращал плакать, пока приставы сажали его в клетку, я давала ему расписки, а конвой готовил бумаги, чтобы отправить осужденного в следственный изолятор. Рыдал громко так, навзрыд. Точно так же плакала и его мать. Я впервые столкнулась с моментом, когда судьба человека ломалась прямо у меня на глазах. Весь день потом не отпускало чувство, что я причастна к чему-то неправильному, бесчеловечному.

Как судьи общаются с преступниками и какие оправдания придумывают подсудимые

Только придя в суд, я крайне негативно относилась и к наркоманам, и к дилерам. На работе я ежедневно сталкивалась с этими людьми, была вынуждена слушать истории их жизни. Моя судья очень любила вести с наркоманами долгие душевные беседы, доводя их до слез, раскаяния и осознания, как бесцельно они тратят свою жизнь. Я, затаив дыхание, слушала и желала отпустить всех, кто оступился и так несчастен в своей борьбе с наркотической зависимостью.

Со временем, конечно, чувства чуть-чуть притупились, но желания помиловать всех и вся у меня не поубавилось. Что, кстати, и было одной из причин, почему я решила, что профессия судьи не для меня.

Это, конечно, одна сторона жизни судейского работника. В нашем зале бывало и весело. Все наркоманы рассказывали, что они шли по улице, неожиданно нашли в кустах пакет с запрещенным веществом, из интереса брали себе и тут же были задержаны блюстителями порядка. Один рассказывал, что увидел небольшой пакетик с белым веществом в лифте, решил, что внутри мука, поднял пакет и намеревался отнести его маме, когда неожиданный патруль настиг его и несправедливо задержал.

Так как секретарю не положено смеяться во время судебного заседания, приходилось иногда ложиться на стол, чтобы подсудимый не смог увидеть, что тебя разрывает. Судье в эти моменты, кстати, было лучше не смотреть в мою сторону, ее тоже разбирал смех. Приходилось срочно объявлять перерыв судебного заседания: судье смеяться тем более не положено.

Как работа в суде заставляет по-другому относиться к преступникам и помогает ли наказание изменить человека

За время работы я кардинально поменяла свое мнение о наказаниях, которые стоит назначать преступникам. Осознала, что злодей злодею рознь, а реальное лишение свободы не гарантирует исправление человека; поняла, что границ человеческой глупости и жестокости не существует.

Однажды у нас было дело об убийстве, заведенное на [уже отсидевшего] мужчину, который ограбил женщину на улице и полоснул ее по горлу ножом. В сумке, к его разочарованию, оказались лишь скидочные карты, женские мелочи и 100 рублей монетками. Этот высокий сильный мужчина вселял ужас. Он хладнокровно рассказал, что осознанно взял нож, что жертва не сопротивлялась и не кричала, но он всё равно ударил ее, что он ни о чем не жалеет. На вопрос судьи: «Действительно ли жизнь человека стоит 100 рублей?» он, ни секунды не задумываясь, уверенно ответил, что да, столько и стоит.

Я ушла с этой работы, когда поняла, что творить правосудие и карать всех злых и виновных в этой системе у меня не получится. Особой справедливости в суде я не наблюдала, хотя работала с достойнейшим человеком — с судьей действительно с большой буквы, которая старалась быть непредвзятой, подробно разбираться в каждом деле и всячески помогать тем, кто искренне раскаивался в своих поступках.

Таких судей меньшинство: многие, не особо переживая, рубят с плеча, назначая реальные сроки. Не могу судить, в чем здесь проблема, — в системе, в самих людях или во всем сразу. Но и мириться с этим тоже невозможно.

Ольга Хачкова, 25 лет

Работала в суде три года

Почему судьи редко выносят оправдательные приговоры и как адвокаты подговаривают свидетелей

Когда я пришла в суд, мне казалось, что работа действительно меняет мир. Ты не просто секретарь, который пишет протокол на компьютере, — от тебя зависит жизнь человека. Но всё оказалось гораздо прозаичнее. Ты, грубо говоря, просто одна из канцелярских крыс, делающих свою работу.

Романтические представления были у меня обо всей системе: думала, что она абсолютно независима и беспристрастна. Однако по факту, если ты уже в категории подсудимых, добиться оправдания очень сложно. На моей практике оправдательных приговоров было штуки две — из сотни дел. Судьи очень подвержены влиянию правоохранительных органов. Если подсудимого освободят, это значит, что следователь плохо поработал: недостаточно улик собрал и так далее. Суд зависит и от вышестоящей инстанции: приходится думать, как написать приговор, чтобы его впоследствии не отменили.

Иногда мне кажется, что суд недостаточно внимания уделяет доказательствам со стороны подсудимого. Бывает, адвокат приходит с документами, которые подтверждают, что потерпевший угрожал подсудимому, имеются фотографии. Суд говорит: это не имеет отношения к делу. И в итоге человек получает 8 лет, хотя мог бы получить 3–4 года. Я видела адвокатов, которые спали, пока подсудимые кричали в клетках, или подговаривали свидетелей давать ложные показания. Все-таки это карательный процесс.

Почему работа в суде вырабатывает недоверие к людям и насколько сложно стать судьей

В самом начале работы, когда видишь слезы потерпевших, тебе неприятно. А когда видишь их постоянно, понимаешь, что этот человек — один из многих, и это твоя работа. Ты как сантехник, который приходит, очищает трубы и уходит.

Поработав в суде, я стала меньше доверять людям. Бывает, человек рассказывает какую-то историю, я начинаю задавать очень много уточняющих вопросов. Пытаюсь четко представлять картину произошедшего, даже если человек рассказывает о простом походе в магазин. Этому я, наверное, научилась от прокуроров. Впрочем, иногда это помогает на заседаниях, а иногда ты просто нагружаешь секретаря лишней информацией.

Поняв, как работает система, я начала думать о своем будущем в ней. Видела помощников [судьи], которые сидели там по 15–20 лет и всё надеялись сдать экзамен на судью. Но если за тебя никто не походатайствует, сдать экзамен нереально. Через какое-то время я стала помощником судьи в трудовой книжке, хотя по факту делала всю ту же работу секретаря. На этом мой карьерный рост остановился.

Полина Шерстнева, 22 года

Работала в суде полгода

Как проходит рабочий день сотрудника суда и что заставляет людей годами работать за 15 тысяч в месяц

Когда я пришла в суд, мое первое впечатление было: «О боже, сколько бумаг». Суд — общей юрисдикции или арбитражный — это прежде всего огромная куча дел. При этом работа у всех сотрудников очень монотонная: изо дня в день они выполняют одни и те же действия — бывает, до девяти часов вечера.

Мне нужна была практика, и я выполняла работу секретаря на безвозмездной основе. Разбирала материалы, подшивала, работала с корреспонденцией, вела протоколы судебных заседаний.

Большинство секретарей — выпускники. Эти люди идут в суд ради опыта. И там ты действительно проходишь настоящую школу. В дальнейшем, если работаешь юристом, скрупулезность и ответственность, которой ты здесь научишься, очень пригождается.

Я думала, что работа в суде похожа на кино: разбираешься в деле, копаешь, расследуешь и всё такое. Но все документы обычно читаются исключительно наискосок. Работники суда и так всё понимают, у них глаз наметан.

Мне кажется, нужно быть фанатиком, чтобы за 15 тысяч рублей в месяц заниматься этим [всю жизнь]. Бывает, что люди по 20 лет работают секретарями. Я говорила с одной женщиной: она говорит, что просто всегда хотела работать в суде.

Как складывается жизнь судей и почему профессиональное хладнокровие — это хорошо

Никогда не считала, что судебная система несправедлива. Я придерживаюсь позиции, что в большинстве случае справедливость восторжествует. «Всё куплено» — конечно, такое бывает, но это не повсеместное явление. Часто бывает, что сами стороны не до конца отстояли свою позицию, — например, что-то недосказали. Проблема еще и в том, что у людей отсутствует культура правового самосознания, причем речь идет о разных поколениях.

Мне было очень жалко судей из-за объема работы. В семейной и личной жизни у них вечные неурядицы, потому что они тратят на работу невероятное количество сил и нервов. Это огромные эмоциональные затраты: им приходится разгребать чужое грязное белье.

Я провела в суде не так много времени, чтобы у меня выработалось какое-то профессиональное хладнокровие. Естественно, у людей, которые проработали там больше двух-трех лет, это есть. И думаю, что это правильно. Эмоции отходят на второй план, главное — закон.