В прокате — второй фильм творческого дуэта Ангелины Никоновой и Ольги Дыховичной, комедия положений о жизни иммигрантов в Нью-Йорке. «Бумага» рассказывает, чем «Велкам хом» похож на повести Довлатова.
Кадр из фильма «Велкам хом»
Женщина без определенных занятий Саша (соавтор сценария Ольга Дыховичная) живет по туристической визе и на деньги любовника — режиссера рекламы Джонни (Эдвард Бейкер-Дьюли) в абсурдно маленькой квартире в Нью-Йорке. Ее сосед — армянин Бабкен (еще один соавтор сценария Карен Карагулян), актер, чей успех выражается призами фестивалей, но не гонорарами, так что ему приходится работать в магазине ковров, чтобы прокормить многочисленное и постоянно пополняющееся семейство. У Саши еще есть пожилая подруга Марья Иванна, работающая в туалете ночного клуба, у Бабкена — кузен-трансвестит Гамлет, у Джонни — шведская жена. Все они рано или поздно друг с другом повстречаются.
Никонову сравнивали с Триером, хотя и добавляя неизменное уничижительное «в юбке»Первый фильм Ангелины Никоновой «Портрет в сумерках» был снят в жанре русского артхауса со всеми вытекающими последствиями (Никонову за него сравнивали с Триером, хотя и добавляя неизменное уничижительное «в юбке»), от второго по инерции ждали того же, но оказался он вовсе не триеровским. Вполне жизнерадостный, умеренно смешной и довольно незлобивый «Велкам хом» — вообще не то кино, которое в России принято ассоциировать с фестивалями; впрочем, фильм принадлежит не только и даже не столько к российской традиции и напоминает американское инди. Можно было бы уличить Никонову в том, что она делает копию копии, эмулируя фильмы «под Вуди Аллена», но это было бы не вполне справедливо, потому что промежуточного звена здесь нет: режиссер жила в Нью-Йорке, там же училась в киношколе, и этим обстоятельством определяется специфика «Велкам хом», сочетающего с переменным успехом русское с американским. Русское, как ни странно это прозвучит, заключается здесь в сильном женском образе, выстроенном в соответствии не с трудами Джудит Батлер, но известной цитатой Некрасова и вообще русско-советских представлениях о независимой женщине. Героиня фильма делом доказывает сказанное в начале любовнику — она может обойтись без мужчины: в момент кризиса она без колебаний и лишних угрызений совести закупает партию кокаина и продает ее в стрип-клубе, соблазняя юных посетителей. И тем не менее — парадокс патриархальной культуры: мужчины вокруг Саши — сплошь безвольные слабаки, но почему-то она не может идти до конца в своей независимости, ей нужны муж, семья и дом, который она пытается обрести в эмигрантской столице, одновременно привечающей всех и бесприютной.
Русское, как ни странно это прозвучит, заключается здесь в сильном женском образе, выстроенном в соответствии не с трудами Джудит Батлер, но известной цитатой Некрасова и вообще русско-советских представлениях о независимой женщинеБольшинство героев фильма — эмигранты, разговаривающие на своем родном языке дома и на ломаном птичьем английском — вне его. Впрочем, и родной язык в Нью-Йорке переживает трансформации: в диалогах на русском проскакивает что-то типа «менеджера того билдинга», но увы, зрителю не дадут сполна насладиться парадоксами брайтонской речи, как, впрочем, и любой другой. В какой-то момент фильма Джонни излагает продюсерам свою блестящую сценарную идею: показать Нью-Йорк как город, где почти никто не говорит на чистом английском, и это, видимо, задача Никоновой тоже. Но, очевидно, зрителя в России можно оставить без таких тонкостей, так что диалоги на армянском и английском со всеми его многочисленными акцентами в прокатной версии заглушены ровной русской речью дурных артистов дубляжа. Звучит это немногим лучше, чем благопристойный писк, прерывающий несколько раз в минуту песню Шнура на финальных титрах.
Если же оставить в стороне эту удивительную нечувствительность к языку, «Велкам хом» приближается к эмигрантским текстам Сергея Довлатова на достаточное расстояние, чтобы это можно было считать достоинством. У писателя был даже вполне прямой аналог фильма — повесть «Иностранка» под эпиграфом «Одиноким русским женщинам в Америке»; у Никоновой не хватает только интеллигентного рассказчика (зато присутствует армянское семейство — нередкие герои довлатовских текстов). «Велкам хом» — дополнение к неслучившейся нью-йоркской мемориальной доске и бруклинской улице, названной в честь писателя: русская культура продолжает встраиваться в картину американской жизни, и даже если в голове у режиссера и авторов сценария были другие образцы, — they did it Sergei Dovlatov way.
