Владимир Баранов — 38-летний анестезиолог-реаниматолог городской больницы № 40 в Сестрорецке и председатель независимой профсоюзной ячейки медучреждения. В конце декабря к нему домой пришли полицейские и сообщили, что он проходит свидетелем по статье о незаконном сбыте наркотиков. После допроса Баранову попытались вручить повестку в военкомат, но он от нее отказался. Врач считает, что эти события — давление, организованное начальством из-за его профсоюзной деятельности.
«Бумага» поговорила с Владимиром об уголовных и административных делах, которыми его пугали после создания профсоюза, о состоянии российской медицины и о том, можно ли что-то изменить путем объединения врачей.
Как, по мнению главы профсоюза, на него давят силовики
— 21 декабря в ваш дом ломились полицейские. Чего они хотели и почему вы их не застали?
— В этот день я работал дежурным врачом в санатории «Черная речка» [в поселке Молодежное в Курортном районе Петербурга]. Около 7:15 утра мне позвонила супруга и сказала, что в дверь нашего дома ломятся неизвестные в гражданской одежде. Они утверждали, что на меня заведено уголовное дело [о незаконном сбыте или производстве наркотических средств], и если дверь не будет открыта, то они вызовут МЧС и будут ее ломать.
Жена попросила их показать удостоверения — они отказались, но при этом назвали статью, по которой заведено дело, и фамилию следователя.
В 8 утра уже мне начали звонить [из правоохранительных органов]. Я час консультировался с сопредседателем нашей ППО — и только после этого взял трубку. Лишь тогда неизвестные ушли от квартиры.
Во дворе, по словам жены, было две-три обычные машины. Но когда я вернулся домой ночью, во дворе никого не было.
С тех пор я регулярно замечаю за собой слежку (подробнее о том, насколько этому можно доверять, далее в интервью — прим. «Бумаги»).
— Спустя сутки вас вызвали в полицию. О чем с вами говорили?
— [В день, когда приходили силовики], 21-го числа, ко мне на работу приехал адвокат. Мы заключили соглашение, и он начал работать. Он договорился со следователем, перенес допрос на следующий день, и мы приехали в отдел, где пообщались с ним.
Оказалось, я свидетель по делу о незаконном сбыте или производстве наркотических средств. Поэтому я могу сказать только то, что есть в открытом доступе.
Допрос проходил ровно и спокойно — следователь спрашивал, а я отвечал. По словам следователя, они поймали «наркомана, который сказал, что купил вещества в моем доме». Больше я ничего не могу сказать об этом разговоре.
— Сразу после этого вам пытались выдать повестку в военкомат?
— Когда закончился допрос, я вышел из кабинета следователя, там меня ждали сотрудники военкомата, которые попытались вручить мне повестку с требованием явиться и уточнить данные.
Это был уже третий раз за два месяца, когда они пытались вручить мне повестку. Я полагаю, что это психологическое давление.
— Как это было?
— Заканчивается допрос, я встаю со стула, выхожу из кабинета, где стоят знакомые мне люди — именно они ранее дважды пытались вручить мне повестки на работе. В этот раз они попросили меня взять повестку для уточнения учетных данных в военкомате. Я попросил у них удостоверения — они впервые их показали. Но я ответил, что на больничном, поэтому повестку брать не буду.
Мы с адвокатом пошли к выходу, сотрудники военкомата проводили нас до выхода, следом шла следователь и говорила: «Я не понимаю, что происходит».
— Это не первое ваше столкновение с силовиками: в июле 2021 года вы дали комментарий, который тоже вылился в уголовное дело. В чем была суть обвинений и как это закончилось?
— В июле 2021 года у Покровской больницы на Васильевском острове я дал интервью журналистам «Mash на Мойке» — о ситуации в здравоохранении и о том, что у нас происходит в скорой помощи.
После этого я неоднократно ходил на допросы в прокуратуру и районные Следственные комитеты — по случаю интервью они завели уголовное дело в отношении «неустановленных лиц». Потом я пришел в СК с фотографиями журнала диспетчеров по приему вызовов, которые доказывали, что я говорю правду. Тогда у них не получилось предъявить мне обвинения, [потому что расследование не выявило совершения активистом противоправных деяний].
Какие доказательства давления со стороны руководства есть у главы профсоюза
— Вы сказали, что за вами ведется тотальная слежка. Что это значит? Как давно вы ее заметили?
— Это началось 21 декабря [2022 года, после прихода силовиков]. Теперь, когда я выхожу из дома, сразу появляются люди, как мне кажется, из МВД или ФСБ. Когда я выхожу выкидывать мусор, они его собирают: подъезжает машина, фотографируют мусорку, причем пустую, я выбрасываю пакет, и они его забирают.
— Во «ВКонтакте» вы неоднократно писали, что давление на вас мог организовать главврач больницы № 40, где вы работаете. Почему вы так думаете?
— До создания профсоюза с его стороны не было никаких активных действий, а когда только уведомили об этом руководство [в апреле 2021 года], то сразу началось давление.
6 апреля нам назначили с ним встречу. Я пришел туда без своих членов профсоюза, чтобы на них потом не оказывалось давление, а с товарищами из других ячеек: двумя членами совета и индивидуальным членом. Главный врач сказал, что если мы не покажем список нашей ячейки, то он наш профсоюз не признает. В конце встречи он попросил охранника нас выпроводить. В итоге, когда мы спускались с четвертого этажа, охранник до конца выхода шел за нами.
После этого, насколько помню, была написана жалоба от руководства [больницы № 40]. 13 апреля я пришел в прокуратуру и спросил, в каком я сейчас статусе. Мне сказали, что просто идет проверка и они ищут нарушения. Проверка по документам продолжалась где-то месяц. Я ходил в прокуратуру две-три недели, примерно с 13-го по 28-е число.
Во время проверки на меня завели административное дело по статье 17.7 КОАП — о невыполнении законных требований прокурора. По моему мнению, это дело сфабриковали. Я видел, как помощник прокурора написал, что ни 13, ни 15 апреля я в прокуратуру не являлся. Я сказал ему, что у меня есть доказательства, потому что у меня есть документы о том, что 13, 15 и 17-го числа я в прокуратуре был. На это помощник прокурора сказал, чтобы я писал, что не согласен.
Кроме этого административного дела, нарушений никаких не найдено.
— Зачем главврачу оказывать на вас давление?
— Речь о давлении на профсоюз — ведь главной целью проверки [на мой взгляд] было выявить членов профсоюза, чтобы оказать на них давление и разрушить ППО.
Я ходил в прокуратуру три недели, всё это время они требовали протокол учредительного собрания [с именами участников профсоюза], которое было проведено 3 сентября 2020 года. Я отвечал, что по закону без их согласия не имею права раскрывать эти данные.
— Поэтому вы думаете, что давление организовал главврач?
— Ему нужен был этот список [с именами участников профсоюза]. Позднее два соучредителя испугались и предложили отдать прокуратуре список, чтобы силовики отстали. А прокуратура направила повестку работодателю, которая вызывала двух членов ППО. И тут не нужно быть гением, чтобы догадаться, что это члены профсоюза: это очевидно.
Чем занимается медицинский профсоюз «Действие»
— Как, когда и почему вы решили организовать профсоюз в больнице № 40?
— ППО было создано 3 сентября 2020 года. 1 апреля 2021-го мы отправили главному врачу Щербакову выписку из протокола совета, что наше ППО вошло в состав «Действия», и протокол учредительного собрания, где была указана только моя фамилия. Остальных членов мы скрыли, чтобы на них не было оказано давление.
Уведомить о создании ППО было важно. До уведомления на меня уже оказывалось давление заведующим скорой помощи: на собраниях были угрозы увольнения, меня даже пытались спровоцировать на драку, но я не поддался на уловки. Я начал понимать, что если мы не уведомим о создании профсоюза, то уволить могут очень быстро. Пришлось раскрыться раньше времени, хотя мы не хотели этого делать, чтобы укрепить профсоюзную ячейку.
— Зачем вам понадобился профсоюз?
— Там было много накопившихся факторов. Несколько раз я говорил заведующему про отсутствие лекарств или медицинского оборудования, которое должно быть в соответствии с приказом № 388. Но этот приказ постоянно грубо нарушался: например, бригады скорой помощи не были полностью укомплектованы, в бригаде работал один фельдшер вместо двух. В моем случае в реанимационной бригаде фельдшеры вовсе работали по одному.
Работникам угрожали увольнениями. Например, я как-то сходил в бухгалтерию, чтобы узнать, почему у нас нет премии. Вскоре заведующий позвонил мне и якобы в шутку сказал: «Если бы вы где-то в другой больнице пошли в бухгалтерию и задали такие вопросы, то вас бы уже уволили». Он всё время «шутками» говорит, прямые угрозы не высказывал. Но это выглядело как угроза.
До создания ячейки нам также отказывались платить ковидные выплаты. Этот момент стал одним из основных триггеров к созданию профсоюза. У нас было собрание коллектива, на котором заведующий высказался против ковидных выплат. После этого я начал бегать по экономическим отделам и узнавать, почему нам не выплачивают деньги.
Я понял, что нужно что-то [менять]. Увольняться не хотел. На предыдущих местах работы у меня тоже были проблемы, но я просто уходил в другое место. Я понял, что дальше так не могу, и решил с коллегами создать профсоюз, чтобы улучшить здесь условия труда.
— Вам удалось что-то изменить за почти 2,5 года работы?
— Да. Наш класс вредности не соответствовал реальным рабочим условиям. Только благодаря профсоюзу в прошлом году мы сократили рабочую неделю с 39 до 36 часов.
— Как вы доказали, что класс вредности превышен и что вам нужно сократить количество рабочих часов?
— На каждой работе есть различные вредные факторы, их оценивает специальная комиссия. Во время специальной оценки условий труда (СОУТ) комиссия исследует шум, вибрацию, освещение, биологический фактор и другие факторы, потом складывает их и получает определенный класс вредности. Например, при классе вредности № 3 условия труда считают вредными. Если условия труда вредные, то рабочая неделя должна быть сокращена.
Из-за начала пандемии ковида я решил заняться повышением нашего класса [вредности], чтобы уменьшить рабочее время. Тогда у нас появились костюмы, которые нужно надевать, но в которых очень трудно работать.
Я начал ходить в отдел охраны труда и в устной форме просил о проведении внеплановой СОУТ. Они обязаны были провести внеплановую СОУТ, чтобы оценить все факторы и из этого выявить соответствующий класс вредности. Позже я начал писать требования через канцелярию в письменной форме.
Впоследствии меня включили в комиссию, провели внеплановую СОУТ, в которой я частично участвовал при некоторых измерениях вибрации и шума. Они хотели повысить класс до 3.3, а я требовал класс 3.4. Я им объяснил, что всё, что касается здоровья, вырву из них стальными клещами. В итоге они сделали как надо: в феврале 2021-го был повышен класс до 3.4 — и рабочая неделя сократилась.
Это большое достижение: если сложить все сокращенные часы, то мы теперь в год на один месяц меньше работаем (рабочая неделя сократилась на 156 часов в год — прим. «Бумаги»). На других станциях скорой помощи в Петербурге точно такого же [класса вредности] нет, потому что работодателю невыгодно, когда сотрудники работают меньше.
— Вы ожидали, что столкнетесь с противодействием из-за создания профсоюза?
— Я ожидал, что столкнусь, — но не настолько быстро. Они решили на корню уничтожить ячейку. Когда все услышали о таком активном давлении со стороны прокуратуры, то мы были, мягко говоря, удивлены. Потому что такой резкой реакции за всю историю профсоюзных действий не было ни у кого.
— Профсоюзы сейчас становятся одной из немногих независимых сил. Как вы думаете, позволят ли им развиваться? Что с ними будет в ближайшее время?
— Я оптимист и верю, что за профсоюзами наше будущее, они могут сыграть очень большую роль в улучшении жизни трудящихся людей. Профсоюз — это единственный законный инструмент, который позволяет бороться за свои права и интересы.
Как совмещать профсоюзную и медицинскую деятельность
— Почему вы занимаетесь медициной и где уже работали?
— Я выбрал медицину, потому что всегда хотел помогать людям. Моя специальность — «врач анестезиолог-реаниматолог». Врачом я начал работать в городской больнице святого великомученика Георгия. Там я пробыл с сентября по декабрь 2013 года, после чего ушел в Александровскую больницу. Там проработал тоже недолго из-за плохих условий.
Когда я пришел [в больницу святого Георгия], мягко говоря, был в шоке. У меня было несколько дежурств, на которых отсутствовал второй врач. Получается, что на меня одного ложится обязанность лечить не четыре-пять, а 12 человек. Это тяжелые реанимационные пациенты. Бывает так, что от таких тяжелых пациентов отойти нельзя, а здесь их было 12.
В таких условиях ты понимаешь, что можешь оказать помощь только ограниченному числу пациентов, потому что физически нельзя оказать помощь в должном объеме. Пять-шесть человек ты сможешь вылечить, а остальные утяжеляются по общему состоянию или просто умирают в результате того, что ты не успеваешь сделать те или иные процедуры, или просто по недосмотру. Вот это мне очень не нравилось.
Про зарплату я даже не говорю, она не соответствует этой нагрузке.
— Изменилось ли что-то с того момента, как вы пришли в медицину?
— Нет. Я не вижу, что что-то стало лучше. Сейчас появилась техника лучше, чем была раньше, но и то не всегда. Анализируя работу в больнице № 40, могу сказать, что улучшений нет.
— Вы уже сказали про переработки, проблемы с техникой, низкие зарплаты. Какие проблемы медицинской системы еще стоит выделить?
— Если брать ситуацию с ковидом, то есть большие проблемы с логистикой, создаются большие очереди [из машин скорой помощи]. Когда пандемия [была на пике], ожидание очереди в больницу для госпитализации пациента у некоторых бригад скорой помощи достигало 10 часов.
— Планируете ли вы покинуть Россию из-за давления?
— Нет, не планирую. Только если будет прямая угроза жизни, если мне скажут, что убьют меня, если не уеду. Я больше переживаю за семью, чем за себя. Занятие профсоюзной деятельностью — это риск осознанный, и я понимаю, что может быть в России с людьми, которые борются за свое право.
— Если будет очевидная угроза уголовного преследования, покинете ли вы Россию? У вас есть какая-то красная черта?
— Уголовное преследование они в том году уже пытались сделать. Сейчас тоже могут. В данный момент я никуда уезжать не собираюсь.
Получайте главные новости дня — и историю, дарящую надежду 🌊
Подпишитесь на вечернюю рассылку «Бумаги»
подписаться
