Только 7 % выпускников педагогических вузов Санкт-Петербурга, по данным рекрутинговых агентств, ищут работу по специальности.
«Бумага» поговорила с молодыми школьными учителями и волонтерами, которые преподают в детских центрах, и выяснила, почему не все могут быть учителями «от Бога», что может разочаровать в современных школьниках и как не стать равнодушными.
Римма Раппопорт, учительница русского языка и литературы:
«Многие из нас привыкли к советскому стереотипу, что учителя — это люди умнее тебя, такая интеллектуальная прослойка в обществе. На самом деле это не так»
Фото: Анна Рассадина / «Бумага»
Римме — 21 год. Улыбчивая и ухоженная, она совсем не напоминает учителя школы, которых дети привыкли представлять несчастными и почему-то в шалях. Римма же, одетая в красивый деловой костюм и с аккуратным маникюром, совсем в этот образ не вписывается. С сентября этого учебного года она работает в гимназии № 114 и совмещает работу с обучением в магистратуре СПбГУ. Сейчас, после нескольких месяцев работы в школе, это дается легче, но Римма отчетливо помнит, какой тяжелой была первая четверть.
― Пытаешься наладить контакт с детьми, первое время сложно, когда они тебя проверяют. Подготовка к урокам занимает очень много времени. И это постоянное ощущение, что школа всегда с тобой. Ты приходишь домой — думаешь о школе, ложишься спать, — и в голове у тебя снова только мысли о школе.
Когда Римма пришла в гимназию, она поняла, что совершенно не разбирается в организационных моментах — ведь в вузах не объясняли молодому преподавателю, как заполнять журнал, сколько тетрадей должно быть у ребенка и какими они должны быть. В школе старшие коллеги тоже про это не рассказывают — считают, что вчерашние студенты уже все знают и умеют. Зато и коллеги, и родители очень внимательно следят за тем, какие изменения вносит молодой учитель в учебный процесс. Раньше домашние задания Римма тоже придумывала сама. Позже об этом узнали родители учеников и настоятельно попросили снова задавать упражнения из учебника. Теперь Римма так и делает.
«Учитель — это массовая профессия, не каждый „преподаватель от Бога“. Поэтому эта открытость в восприятии есть далеко не у всех и, наверное, не у всех должна быть»
― Я старалась сама придумывать примеры и диктанты для уроков русского языка. Когда я готовлю задания, то думаю о двух вещах: во-первых, нужно говорить о проблемах класса и их культуре через тексты, во-вторых, делать их именно развивающими. Например, в качестве грамматической задачи я привела в классе афоризмы Раневской. Вроде бы и над грамматикой поработали, и узнали, кто такая Раневская.
Не только родители настроены столь консервативно, но и некоторые из преподавателей. Поэтому Римма выработала правило: «Я делаю свою работу тихо и не высовываюсь». Учительница давно поняла, что возраст не играет существенной роли в восприятии и педагогических способностях — либо есть восприимчивость к новым тенденциям, либо нет.
— Многие из нас привыкли к советскому стереотипу, что учителя — это люди умнее тебя, такая интеллектуальная прослойка в обществе. На самом деле это не так. Учитель — это массовая профессия, не каждый «преподаватель от Бога». Поэтому эта открытость в восприятии есть далеко не у всех и, наверное, не у всех должна быть.
Сейчас Римме нравится работать учителем в школе, но брать полную ставку или классное руководство она пока опасается. Работает 12 часов в неделю, то есть на полставки. Когда заходит речь о зарплате в девять тысяч, Римма смеется и говорит, что может позволить себе работать педагогом, потому что семью обеспечивает муж. Сама бы она на такие деньги не прожила.
Анна Березкина, преподаватель русского языка и литературы, классный руководитель:
«В университете у нас была и русистика, и синтаксис — вроде бы все это полезно, но это такой уровень изучения языка, который в школе вообще не нужен. Имеет ли это ценность для меня как для педагога, если я никогда не буду это использовать?»
Анне, как и Римме, всего 21 год, но она производит впечатление педагога по крайней мере с пятилетним стажем. Поправляя очки, разговаривает с ученицей насчет поведения и заводит нас в кабинет, где копошатся пятиклассники. Они тут же начинают наперебой кричать: «Анна Константиновна!» и бегут ставить чайник.
Анна улыбается и начинает рассказывать о проблемах молодого учителя в школе. Хотя первая бросается в глаза сразу — это класс, в котором учительница проводит уроки русского языка, литературы, истории города и ОБЖ (последние два предмета она взяла для полной ставки). Ремонта здесь не было давно: на стенах с облупившийся краской висят портреты композиторов, никакой техники, кроме простого электрического чайника. Это кабинет музыки, который Ане дали только спустя несколько месяцев работы, раньше приходилось таскать с собой тетради, учебники и одежду из класса в класс. И это несмотря на то, что за ней как за классным руководителем должен быть закреплен кабинет, куда может приходить ее класс в свободное от уроков время. Многие из коллег говорят, что ей еще очень повезло.
— У нас в школе есть такое мнение, что когда приходит новый учитель, он обязательно должен «намучиться». А почему нельзя сразу дать нам комфортные условия, в которых мы сможем работать?
«Если ты действительно любишь то, чем занимаешься, то никуда эта любовь со временем не денется»
Комфортные условия — это, конечно, не только отдельный кабинет, в котором можно работать, но и отношения в коллективе. Анна считает, что с коллективом ей все-таки повезло. Во-первых, в школе есть несколько молодых учителей. Во-вторых, администрация все-таки старается во многом идти на уступки и дает дополнительные сроки сдачи для подготовки отчетов (Анна тоже совмещает работу и учебу в магистратуре). В-третьих, среди старожилов школы Анна нашла себе наставницу — учительница русского языка Нина Владимировна часто делится опытом и дает полезные методические пособия, о которых в университете не говорили. Но если нехватку пособий легко можно восполнить, то эффективность некоторых предметов в педагогических вузах Анна ставит под сомнение.
— Такое ощущение, что нас не учат быть учителями, а готовят к какой-то научной карьере. На уроках русского языка я вообще выезжала на знаниях из своей школьной программы. В университете у нас была и русистика, и синтаксис — вроде бы все это полезно, но это такой уровень изучения языка, который в школе вообще не нужен. Имеет ли это ценность для меня как для педагога, если я никогда не буду это использовать? Для меня до сих пор загадка.
Хоть и считается, что для молодого учителя сложнее всего установить дисциплину, но у Анны с этим проблем не возникает — больше девушку волнует отсутствие мотивации у детей. Чтобы это побороть, приходится к каждому уроку придумывать какие-то новые подходы и способы привлечения внимания. Анна берет их из все тех же пособий от наставницы, но говорит, что постепенно это начинает приходить само собой. Каждый урок Анна старается провести в игровой форме, включая в процесс загадки и строя непрерывный диалог с учащимися.
«У нас в школе есть такое мнение, что когда приходит новый учитель, он обязательно должен «намучиться». А почему нельзя сразу дать нам комфортные условия, в которых мы сможем работать?»
Помимо полного рабочего дня и классного руководства, Анна ведет театральный кружок, который сама же и основала. Она сама предложила эту идею администрации школы и уже поставила один новогодний бал-маскарад для начальной школы. В кружке Анна сокращает ту дистанцию, которая является обязательной между учителем и учеником в классе. Несмотря на то что многие из знакомых преподавательницы относились скептически к затее с кружком, убеждая, что такое общение может нарушить дисциплину в классе, этого не произошло. Анна отмечает, что те, кто ходит в театральный кружок, стали усерднее заниматься в классе.
Главный смысл работы учителя для Анны — это отдача от детей, но не для всех учителей это одинаково важно. И в своей школе преподавательница видит коллег, которые просто хотят отвести свой урок, а как это сделать — вопрос уже второстепенный. Самой Анне такой подход не совсем понятен, она признается, что ей постоянно хочется большего от своей работы. Устать от количества часов и потерять заинтересованность в своем деле Анна не боится:
— Если ты действительно любишь то, чем занимаешься, то никуда эта любовь со временем не денется.
Святослав Поляков, волонтер проекта «Дети Петербурга», преподает русский язык детям-инофонам:
«Дети понимают, что мир за пределами их квартиры — это не только чиновник, который их трясет и хочет выселить, не только дети в школе, которые их дразнят. Кроме них есть и другие»
Фото: Анастасия Авдеева / «Бумага»
Три месяца назад Святослав увидел в группе «Нет расизму» объявление о поиске учителя русского языка в проект «Дети Петербурга», который помогает детям мигрантов адаптироваться в новой культурной среде. Всего таких площадок в Петербурге шесть, Святослав работает в Еврейском центре на Рубинштейна. Преподавать русский иностранцам ему уже приходилось не раз: в 2004 году он окончил отделение русского языка как иностранного филфака СПбГУ, потом учил взрослых иностранцев и занимался репетиторством.
На урок в класс Святослав пришли четыре девочки, перед ними лежат листки с рисунками шкафов, белок и яблок. Они учатся правильно склонять существительные: «Два шкафа плюс один шкаф получается три шкафов». Правильно склонять шкафы и белок каждый раз не получается ни у кого, но девочки очень стараются. Иногда они произносят окончание очень тихо, как будто надеются на подсказку и получают ее, но чаще неправильную. И только одна, самая младшая девочка не отвечает на вопросы, а молча выводит на листе с заданиями «Рухсора». Потом стирает. И пишет заново. Самой старшей Ситоре уже 16, она должна ходить в 9 класс, но из-за плохой подготовки пока не может там учиться.
«Этим детям важен в первую очередь не сам момент обучения, им важно, что они приходят сюда и на них не косятся как на людей второго сорта, они получают нормальное человеческое общение»
— Участие детей в программе добровольное. Это немного осложняет процесс. Ходят они нерегулярно, еще и разным составом, разных возрастов, — поясняет Святослав. — То есть сегодня пришли одни, в другой раз вообще другие. Из-за этого очень сложно составить какую-то единую программу обучения. Я всегда беру с собой задания про запас.
Святослав участвует в проекте три месяца и каждую неделю занимается с детьми по полтора часа. Но это время, отведенное непосредственно на уроки, а еще необходимо подготовиться, составить программу. Все задания Святослав придумывает сам. И здесь его самая большая проблема как преподавателя — отсутствие пособий по обучению детей-инофонов. Не потому, что учебники нельзя купить, а потому что их в принципе нет. Существуют пособия для взрослых мигрантов или для детей, которые учат русский за границей. Но для детей мигрантов подобных пособий еще не составили. Да и выпустит ли министерство образования такой учебник, еще неизвестно. Поэтому одна из участниц проекта — преподаватель СПбГУ Ирина Гончар — предложила нам самим взяться за его составление.
«Знаете, вообще-то, что в Еврейском центре учат детей-инофонов ― это очень круто. Это доказывает, что конфликт цивилизаций ― это просто миф»
Знание методики есть не у всех учителей в проекте, но Святослав не считает это невосполнимым пробелом:
― Сейчас достаточно курсов, где можно приобрести необходимые навыки. По большому счету, я считаю, что это не так уж и важно, если у тебя получается хорошо контактировать с детьми. Этим детям важен в первую очередь не сам момент обучения, им важно, что они приходят сюда и на них не косятся как на людей второго сорта, они получают нормальное человеческое общение. Это важный момент социализации. Дети понимают, что мир за пределами их квартиры — это не только чиновник, который их трясет и хочет выселить, не только дети в школе, которые их дразнят. Кроме них есть и другие. И их проблема не в том, что они не хотят учиться. Проблема в том, что есть такой стеклянный потолок, который сложно преодолеть.
Некоторые из детей ходят на курсы, параллельно обучаясь в школе, чтобы добрать необходимые знания. Есть и те, кто с помощью курсов только готовится к поступлению. Зачастую уровень знаний языка ребенка не соответствует возрасту: если инофону-пятикласснику нужно начать проходить программу второго класса, то его туда никто не возьмет, потому что он значительно старше. Нанять репетитора, чтобы подтянуть язык, могут далеко не все родители, поэтому такие курсы — это хорошая альтернатива, которая помогает улучшить знания и ассимилироваться в культурной среде.
Вместе с работниками Еврейского центра Святослав водит детей в театр и на прогулки по Петербургу, чтобы ребята знали город, привыкали к нему и учились его любить.
— Знаете, вообще-то, что в Еврейском центре учат детей-инофонов — это очень круто. Это доказывает, что конфликт цивилизаций — это просто миф.
Анна Свиридок, учитель обществознания и истории:
«В 10 классе есть ярко выраженный мальчик-националист. Я сказала ему, что, если он будет позволять себе радикальные высказывания, он не сдаст ни один мой предмет, пока не выучит все кавказские народности, республики и столицы»
Анна Свиридок еще учится в РГПУ им. Герцена на историческом факультете, но уже три месяца преподает в школе для учеников с пятого по одиннадцатые классы. Анна часто улыбается, но говорит так тихо, что даже не верится, что ей удается удерживать внимание большого класса. Тем не менее она не только удачно контактирует со школьниками, но и старается бороться с непониманием коллег — учителя зачастую мыслят стереотипно в отношении своих учеников. Их оценка зависит не столько от знаний, сколько от поведения. Когда Анна только пришла в школу, она была неприятно удивлена:
― У преподавателей складывается определенное мнение в отношении конкретных учеников или всего класса. И все они на редкость единодушны в своей ненависти. У меня о тех же детях совершенно другое впечатление. Это все пережитки советской школы: мол, если ученик недостаточно прилежен, да еще и не дай бог курит, это значит, что он плох, таким он и останется в будущем. Это не так. Допустим, ему не нравится мой предмет или он вне школы выпивает. Как это отражается на мне? Почему я должна его за это ненавидеть?
«Меня хватит года на два-три, не больше, потому что дети периодически разочаровывают. Я вкладываю в них что-то, а отклик вижу не всегда»
Позже Анна решила, что будет контактировать с коллегами как можно меньше, думая, что это поможет сформировать собственную точку зрения. Но даже при таком подходе не всегда удается избежать конфликтов. С враждебностью учителей Анна столкнулась, когда она вела уроки у 11 класса: учителя подходили к ней и просили сделать все возможное, чтобы этот класс не сдавал ее предметы в формате ЕГЭ — они опасались, что выпускной класс завалит все показатели. Анна, наоборот, стала уговаривать выпускников сдавать историю и обществознание. Тогда же решила организовать дополнительные курсы в школе по субботам для тех, кому мало школьных уроков.
— Недовольны были все, — вспоминает учительница. — От директора школы до завхоза, они все сетовали, что я выбрала неудобное время. И еще каждый преподаватель считал своим долгом подойти и сказать: «Ну на что ты надеешься? Они все равно не придут». Да и пусть они не придут, но зачем говорить об этом? Если у них силы закончились, то у меня еще нет.
Ученики все-таки пришли. Правда, только двое, но Анна считает это хорошим результатом, который говорит о силе воле школьников — им пришлось задержаться после уроков на три часа, чтобы дождаться занятия.
Анна считает, чему действительно не учат в педагогических вузах, так это сочувствию, способности понимать детей в разных ситуациях. Для этого необходимы психологические курсы, работа с профессионалами. Но проблема педагогического образования в устаревших методических рекомендациях.
«Сейчас такие взгляды формирует окружение, потому что сейчас мода на национальное самоопределение и в школе это заметно. Свою агрессию и недовольство жизнью они вымещают именно так. У них винегрет в голове: таджики, кавказцы, им кажется, что все вокруг них — гастарбайтеры»
Сейчас Анна сама придумывает, как проводить уроки, чтобы удерживать внимание класса. Иногда, правда, она позволяет себе отклониться от темы и уйти в более узкую направленность, если школьников интересует какая-то проблема и они хотят ее обсудить. Налаживать контакт с учениками было не просто. За время работы Анне пришлось столкнуться не только с профессиональными проблемами, но и с социальными. В классах дети очень остро реагируют на национальный вопрос. Многие старшеклассники регулярно высказываются радикально на это счет и задают вопросы в духе: «Разве Гитлер во всем был не прав?». Для Анны это особенно важная тема, потому что она метиска и ученики не упускают шанса на это указать. Один урок она специально потратила на то, чтобы рассказать про себя, про свою семью, показывая свой родной край на карте.
— Сейчас такие взгляды формирует окружение, потому что сейчас мода на национальное самоопределение, и в школе это очень видно. Свою агрессию и недовольство жизнью они вымещают именно так. У них винегрет в голове: таджики, кавказцы, им кажется, что все вокруг них — гастарбайтеры. В 10-м классе есть ярко выраженный мальчик-националист. Я сказала ему, что, если он будет позволять себе радикальные высказывания, он не сдаст ни один мой предмет пока не выучит все кавказские народности, республики и столицы.
Анна — одна из тех студентов педагогических вузов, которые не ограничены стереотипами о том, что работа в школе — это последнее пристанище и свидетельство того, что ты не успешен в жизни. Но при этом она не уверена, что сможет продержаться достаточно долго и не «перегореть»:
— Меня хватит года на два-три не больше, потому что дети периодически разочаровывают. Я вкладываю в них что-то, а отклик вижу не всегда. Это не значит, что я собираюсь уходить из школы и перестать преподавать. Я просто боюсь, что приду к такому же равнодушию, как и остальные учителя в моей школе.
