Один день расклейщика секс-объявлений

Вова проспал. Теперь он торопливо идет по переходам подземки в надежде не опоздать на работу. За пятнадцатиминутную задержку начальство может оштрафовать его на две трети суточного заработка. Вова выходит из метро и шагает по одному из центральных районов города, наступая на нарисованную на асфальте рекламу курительных смесей, дешевых общежитий и проституток. На стенах домов, фонарных столбах и рекламных тумбах объявлений еще больше. Все очень лаконичны: номер телефона и женское имя на яркой бумажке. Иногда вместо имени авторы объявлений просто пишут: «знакомства», «досуг», «отдых», «ночные бабочки» или «жена на час». — Посмотри, как хорошо приклеил. До сих пор висит, — показывает Вова на розовый листок, налепленный на трубу водостока. Слева на объявлении напечатана бабочка, справа — женский силуэт. Между ними надпись: «Даша, 24 часа», а ниже номер телефона. Вова работает расклейщиком время от времени и теперь спешит в бордель за новой пачкой разноцветных бумажек с сердечками и бабочками. В «контору», как уважительно он именует бордель, надо успеть к полудню. Если позвонить по номеру на объявлении, Даша на той стороне провода вряд ли ответит. Трубку, скорее всего, возьмет диспетчер борделя, который объяснит клиенту, как добраться до проституток, сориентирует по ценам и расскажет, какие девушки могут его обслужить прямо сейчас. — Даши там может вообще не быть. Они обычно не называют своего настоящего имени, — рассказывает Вова.

Час в компании с проституткой стоит не больше двух тысяч рублей. Основная сумма идет на содержание борделя, девушка получает только пятую часть. Возрастные категории работниц самые разные: есть двадцатилетние, есть и те, кому за сорок. «Но в основном все стремные», — смеется расклейщик. — Они, конечно, могут и дома работать, но в конторе удобнее. Там и охрана есть, и диспетчер, и реклама, — рассуждает Вова. Основная клиентура девушек — рабочие из Средней Азии. Специально для них объявления пишут максимально простым языком. — Иногда вообще пишут не по-русски, а какие-нибудь «хыбулды-мобулды», так таджикам понятнее. Мой приятель, который раньше в одной из контор охранником работал, вообще вывел теорию, что такие дешевые бордели нужны обществу. Как иначе таджикам трахаться? Им же хочется, а никто не дает. Вот они и насилуют. А так сюда сходят, выплеснут свою энергию и дальше на стройку вкалывать, — смеется Вова.

Если клеить объявления хорошо, то можно зарабатывать до трех тысяч рублей в день

Вова петляет мимо старых домов, пока не доходит до неприметного здания, забегает в парадную и возвращается через 15 минут с небольшой сумкой, набитой объявлениями и тремя бутылочками клея ПВА. Они не очень удобные, поэтому он переливает клей в бутылочку поменьше. Следующие одиннадцать часов он будет обклеивать соседние с конторой улицы. Первое объявление, рекламирующее мифическую Дашу, Вова лепит на маркировочный щиток на доме рядом с продуктовым магазином. Такие щитки обозначают расстояние до люков подземных коммуникаций — водопровода, канализации, газа, ливневки. Теперь для того, чтобы рабочие смогли найти ближайший к дому люк, им придется отодрать цветную бумажку. Судя по следам клея и клочкам бумаги на табличке, отдирают эти объявления достаточно часто. Следы разноцветной бумаги от старых объявлений можно найти у кафе, церквей, музеев, на автобусных остановках и водостоках. Последние городские власти как-то пытаются защитить — оборачивают в рабицу, обшивают пупырчатым металлом или мажут чем-то вроде солидола. — С домов сдирают дворники, они же отрывают объявления со столбов и дорожных знаков. У рекламных щитов своя фирма, которая их чистит. Ну и еще есть просто люди, которые их отрывают, — говорит Вова.

Обычно он не слышит, что говорят ему вслед прохожие, потому что ходит по городу в наушниках. Большинство людей, увидев свежее объявление, просто отворачиваются с отвращением. Кто-то цедит сквозь зубы ругательства, кто-то пытается воспитывать. — Один раз подошел странный парень. Говорит: «Можно вас попросить не клеить больше объявлений?». Я ответил: «Ну попросите». Он такой: «Не клейте больше этих объявлений, пожалуйста». Я ответил, что все равно буду. Он ушел. Интеллигент, наверное, — вспоминает Вова. В другой раз на расклейщика напал дворник, который пытался избить его метлой. После этой встречи Вова купил себе газовый баллончик. Еще, по его словам, возмущаются охранники магазинов и кафе, но, «скорее, от скуки». Если клеить объявления хорошо, то можно зарабатывать до трех тысяч рублей в день. Все зависит от того, сколько людей с района позвонит в бордель. Вова — ответственный работник, смен без премий у него еще не было. Он часто прикидывает свою прибыль в месяц, исходя из удачных смен. По его подсчетам, если работать без выходных, удачный месяц принесет 90 тысяч, три месяца — 270, полгода — 540. «Можно купить военник, права и автомобиль», — рассуждает он. Военный билет очень нужен. Вова поступил в университет год назад, завалил первую сессию и теперь прячется от военкомата. Отсрочки от армии у него нет.

Зато расклейщики конкурирующих борделей относятся друг к другу по-джентльменски: чужие объявления не сдирают и не заклеивают

Заработать можно еще больше, если извернуться и работать на два борделя одновременно. Правда, от обоих работодателей это придется скрывать. Зато расклейщики конкурирующих борделей относятся друг к другу по-джентльменски: чужие объявления не сдирают и не заклеивают. Разноцветные листы с чавканьем прилипают к столбам, дорожным знакам, стендам афиш. Вове нравится клеить телефоны проституток на портреты поп-певиц или рекламу женских товаров — парфюмерии, косметики, одежды. — Прикольно. Я иногда в зубы объявление вставляю, иногда глаза заклеиваю. Очередное объявление недалеко от «Сбербанка» Вова клеит в прыжке. Чем выше реклама, тем больше шансов, что ее не сорвут. Излишки ПВА брызгают из-под бумаги в стороны. Вова матерится — он думает, что клей попал ему на одежду или волосы. — Один раз очень вежливая бабушка подошла и попросила клеить пониже, чтобы ей удобней было отрывать, но я так делать не буду. Иначе звонить перестанут, — говорит Вова.

Соседние объявления обещают моментальные кредиты, дешевые общежития и выгодную аренду жилья. Рядом на листах А4 висят свежие сообщения о точках сбора гуманитарной помощи беженцам из Украины. Пальцы быстро становятся липкими от клея и черными от какого-то масла, которым вымазаны столбы и трубы. С непривычки клеить получается не очень хорошо — кончики объявлений топорщатся на ветру, бумага ложится неровно. По некоторым старым объявлениям видно, что их даже не собирались сдирать, просто прошлись краской сверху. Вслед нам кричат женщины в платках и спецовках. Они чистят фасад здания банка от незаконной рекламы. Тем не менее, на фонарный столб ложится очередное объявление. — Это ты зря сделал, — вздохнул Вова и показал мне пальцем на стоящий на светофоре полицейский УАЗ. — Не беги. Они могли не заметить. А если заметили — побежим сквозь поток вдоль улицы. Там одностороннее движение. Светофор переключается на зеленый. УАЗ зажигает мигалки и поворачивает в нашу сторону сквозь двойную сплошную. Вова срывается с места, пробегает мимо машины с полицейскими и бежит по переходу на красный свет, истеричными жестами приказывая водителям остановиться. Визжат тормоза, сигналят машины. Мы бежим вдоль закрытых дворов, пока не находим один, где ворота распахнуты, прячемся за деревянным домиком на детской площадке. Вова говорит, что уже пятый раз убегает от полиции. Его менее удачливый коллега из конкурирующей конторы после подобной встречи с нарядом обеднел на тысячу рублей. Минут двадцать мы тихо сидим во дворе, а потом возвращаемся на улицу. Вова идет вдоль широкого проспекта. Держит в руке кислотно-зеленые бумажки, крест-накрест мажет их клеем и лепит на водостоки у входа в небольшое восточное кафе. Через несколько секунд оттуда выходит крупный бородатый мужчина. Он брезгливо подцепляет объявления кончиками пальцев и кладет их на проезжую часть, с ненавистью провожая расклейщика взглядом.