На какие крыши Петербурга труднее всего попасть, как изменилось городское сообщество руферов за последние 10 лет, можно ли заработать городским скалолазанием и как забраться на нью-йоркский небоскреб без страховки?
Петербургские руферы рассказали «Бумаге», какие виды считают лучшими в городе, почему перестали водить экскурсии по крышам и как договаривались с жильцами.
Павел Гогулан
Забирался на небоскреб высотой в 426 м
— Несколько лет назад я занимался руферингом, сейчас — билдерингом (когда залезаешь с внешней стороны небоскреба). А руфинг — это когда попадаешь на крышу через лестницу или просто обходишь охранную систему и сам пост охраны. То, чем я сейчас занимаюсь, скорее городское скалолазание.
Увлекся этим еще в Петербурге, когда лазал по всяким конструкциям и вышкам сотовой связи и забирался на исторические объекты: Кунсткамеру, Эрмитаж — всего уже и не вспомню.
Я уехал в Америку, потом в Мексику, потом на Кубу, в Центральную Америку, а оттуда — в Южную. Мне осталось три страны, и этот континент будет полностью «закрыт». В России не был уже три года. Четких планов по тому, куда забираться, у меня нет: я приезжаю в город и ориентируюсь на месте. Вот ехал в Парагвай и по пути увидел небоскреб — залез на него. Заехал в Перу, увидел небоскреб — забрался на него.
Если здание обычное и имеет обычные элементы и структуру, за которые я могу взяться не пальцами, а кистью руки, то подготовка мне не требуется. Для меня это не сложно, это как подтягиваться на турнике. Если же здание сложное и имеет какие-то элементы строения, которые выходят [над поверхностью] не больше 5 мм, то требуется подготовка внизу, нужно оттачивать движения.
У меня был случай в Мексике: не смог залезть на небоскреб, потому что нужны были скальные туфли. На фасаде здания была очень маленькая выемка для веса ноги, в кроссовках забраться было невозможно. В итоге на этом небоскребе вся нагрузка уходила не на ноги, как это должно быть, а на руки. Я пролез 15 этажей и спустился обратно.
Всего я забрался на 200 зданий в 46 странах. Самый страшный момент связан с Колизеем в Риме. Когда слезал оттуда, пошел дождь, я поскользнулся и упал с 5 м — порвал руку, но ничего не сломал.
Самое высокое здание, на которое я забирался, — небоскреб высотой 426 м, 104 этажа в Нью-Йорке. В США меня арестовывали, когда я забирался на другое здание, куда в итоге недолез. Там было три этапа подъема, и на втором на балкон вышла охрана, так что мне пришлось быстро спускаться и бежать по Манхэттену, а за мной бежали 10–15 полицейских. Меня привели в суд, где сказали, что не знают, что со мной делать. В первый раз меня отпустили, во второй сказали полгода не попадаться. А в третий раз уже дали социальные работы — я мел улицы.
В США нет законов по этому правонарушению. Адвокат понимал, что я толком ничего не нарушил, но судья хочет меня наказать. Мне вменяли две статьи: уголовную и административную. Уголовная заключалась в том, что я своим телом мог кого-то прибить насмерть, если бы сорвался, когда лез. Но адвокат утверждал, что билдеринг — это вид спорта и всё предусмотрено. Хотя, конечно, это было не так.
В других странах, где я был, законодательства, связанного с руфингом, тоже нет. Если только сам владелец здания не напишет на тебя жалобу. Однажды так поступил хозяин здания, на которое я залез в Мексике, и мне закрыли въезд на один год; срок истекает в октябре.
У меня был случай со зданием полпредства президента в Петербурге, которое находится на Горьковской. Там СМИ в фотошопе изменили флаг, будто бы я на здание залез с украинским флагом, и меня вызвали в СК по Петроградскому району. Но я показал оригинал видео, где понятно, что флаг на здании я не трогал и с собой у меня был российский флаг. Два часа меня держали в участке, а на суде выписали штраф в 1 тысячу рублей.
Самый сложный объект был, наверное, в Нью-Йорке, там была сильная нагрузка на предплечья. И для того, чтобы забраться на то здание, я по ночам тренировался на Манхэттене.
[Когда люди видят, как кто-то забирается на здание], все думают, что человек хочет покончить с собой. Но когда узнают, что это вид спорта, начинают относиться к этому радостно и очень открыто.
Когда жил в Питере, организовывал экскурсии по крышам, и это приносит неплохой доход, если у тебя хороший менеджмент. Первое лето группы водили мы с другом, а потом стали нанимать других гидов: не справлялись с потоком туристов. Такие экскурсии — очень популярная штука, особенно среди москвичей. Но оттуда надо уходить: очень много геморроя с договоренностью с полицией, и жильцы тоже не радуются, когда толпы людей водят по их головам. Всё это делается нелегально, ты не платишь ни налогов, ничего, у тебя просто есть словесная договоренность с жильцами и с участковым, к примеру.
За границей я занимаюсь поиском спонсоров. В Мексике есть филиал Crocs, который предложил мне сотрудничать после того, как я залез на здание в «кроксах», в обычных сланцах, и это видео разлетелось. Получилась такая контекстная реклама для поддержания бренда в обществе: получается в «кроксах» можно лазать. Но чтобы подписать контракт с Crocs, надо приехать в Мексику, потому что это местный филиал, а у меня пока действует запрет на въезд.
Нужно искать форму, как предложить свои услуги брендам, а не просто забраться куда-то с логотипом компании.
Если ты делаешь всё легально и у тебя есть разрешения, то 50 % спонсоров согласятся с тобой работать. Без разрешения тебе отвечают 10 %, а потом еще 5 % отказываются, потому что это опасно для их бренда: если ты сорвешься, ты сорвешься под именем их компании. Плюс я делаю всё без страховки, потому что со страховкой заниматься билдерингом может гораздо больше людей и я не вижу в ней смысла.
Находятся состоятельные люди, которые просто помогают. Еще «Азино» купил мне билеты, но это не было спонсорским соглашением: я просто сделал одну видеопародию на Витю АК. Частные лица могут купить билет, вещи — то есть спонсируют не в денежном эквиваленте, а в вещевом. Могут вписать на месяц или два, оплатить питание, когда надо тренироваться. Потому что им просто нравится то, чем ты занимаешься, это просто твои фанаты.
Павел Сноп
Забирался на купол Исаакиевского собора и опоры ЗСД
— Я начал гулять по крышам, когда еще не было модного слова «руфинг». [Впервые] это было зимой, на Гороховой — просто захотелось залезть на крышу и удивить девушку. Тогда мне было 18 лет, а сейчас — 30. С тех пор я всегда с крышами. Я был там и вчера, и позавчера. Иногда хожу с друзьями, но чаще один.
Сначала не было всей этой популяризации: экскурсий и рекламы на асфальтах, битвы экскурсоводов и захватов точек. А потом, когда появилась «ВКонтакте», я и еще один парень, тогда знаменитый в тусовке, создали группу «Крыши Санкт-Петербурга». И я быстро понял, что всё это приобретает не те масштабы, которые я хотел. Из уютного [увлечения], о котором не хочется кричать, это превращается в то, что все знают, и используют не так, как надо.
Мне кажется, сейчас образ человека, который гуляет по крышам, довольно негативный из-за наплыва интереса, который в том числе я когда-то породил. Раньше мы [с другими руферами] собирались на фотовстречи: фотографически Петербург не был исследован сверху. [Это было] 10 лет назад — казалось бы, не так давно, но город сверху никто хорошо не фотографировал. То есть в советское время это делал Борис Смелов, но город постоянно меняется и сама фотография развивается. Тогда еще можно было удивить интересной точкой, ракурсом и видом города.
Сейчас крыши — это спорт и заработок, больше ничего. Тогда это было наслаждение другой городской плоскостью. Мы встречались на крышах большой компанией, уважая других жильцов, вели себя тихо и фотографировались. Не было какой-то эстетики того, что на крыше нужно что-то нарисовать или оставить тег. Те, кто любил крыши, всегда убирали за собой. Даже помню, что мы устраивали большие уборки на крышах. Да и сейчас иногда это делаю.
Я и сам водил экскурсии — это всегда можно оправдать тем, что всем нужны деньги, а я хорошо знаю английский, люблю общаться и крыши. Старался водить людей на разные локации. Не люблю экскурсии, когда выводят на крышу и говорят: «Вы видите этот купол и этот купол». Людям на самом деле это неинтересно, они это и не запомнят. Они запомнят только ощущения, как они стоят на крыше дома. Экскурсантам надо рассказывать истории. Мы с группами в эти истории еще и попадали: нас и закрывали на крыше, мы пробирались по всяким опасным местам, но ничего плохого не происходило. Это было скорее приключение, чем экскурсии.
Я водил экскурсии два года и перестал этим заниматься, когда нашел нормальную работу: теперь продаю и сдаю квартиры. Интерес к работе экскурсоводом к тому моменту тоже иссяк. Надо выбирать: либо это хобби, либо заработок. Я выбрал, чтобы крыши остались лично моими. Это как любить ездить на кабриолете и работать в такси на этой машине.
Пока рынок [экскурсий по крышам] не уменьшается: люди сотрудничают с хостелами, с гостиницами и всякими туристическими компаниями. Есть определенные точки, где есть договоренности с жителями и куда каждый день водят много групп.
На самом деле, на этом получается немало зарабатывать. Насколько я знаю, сейчас с одного человека берут по 600–800 рублей. Большинство экскурсоводов работает так, что половину суммы ты отдаешь компании, которая тебе дала заявку. Получаешь иногда 1–1,5 тысячи рублей, и таких экскурсий в день ты можешь сделать четыре-пять. А летом можешь водить экскурсии каждый день.
ЖЭК и всякие муниципалитеты просто не способны закрыть крыши. Это могут сделать только экскурсоводы, чтобы удержать точку. Я и сам закрывал крыши: делал хорошие двери, решетки, замки. Ключи обязательно отдавали в ТСЖ, охраннику и консьержу. Если сегодня крыша открыта и на ней сделали фотографию, то завтра на ней будет пять человек, послезавтра — 10, а потом толпы, которые ходят по крышам и гремят. А грохот такой сильный, что ты по ночам не можешь спать.
Люди оставляют мусор и бутылки — это тоже раздражает жильцов. А достается имиджу руферов. В итоге на меня, человека, который любит крыши, спускают собак. Я предлагаю жильцам поставить хорошую дверь и говорю, что заберу себе ключ, чтобы иметь возможность приходить раз в месяц. Но это не для корыстных целей, я так восстанавливаю справедливость, потому что имел отношение к зарождению популярности, которая привела к неподконтрольному использованию крыш.
Богдан Зарицкий
Забирался на арку Главного штаба, крыши Мариинского театра и Зоологического музея
— Я начал заниматься руфингом 10 лет назад. Спустя два года начал водить экскурсии и был одним из первых, кто это делал, хотя раньше не хотел привлекать внимание к тем домам, где сам лазал.
Сначала лазал по своем району — Петроградскому. Потом мониторил всякие тематические группы, высматривал фотографии того, что мне нравилось в других районах, и забирался туда.
Обучение, можно сказать, проходило прямо на месте: залезал на крышу и понимал, как надо ходить, как попадать в подъезд, на чердак, если там висит замок. Пожалуй, самым сложным местом была крыша Зоологического музея: там пришлось забираться по вентиляционной трубе три этажа вверх. Это была даже не лестница. Еще было Мухинское училище, где метров пять вверх нужно лезть просто по стене, а затем — по кирпичной стене метра в четыре, где всего пара выступов. Но самым опасным было лазать зимой по скатным крышам: по ним и в хорошую погоду сложно лазать, а зимой ты выбираешься наверх и сразу же катишься вниз.
Когда я начал заниматься руфингом, было сообщество «Крыши Санкт-Петербурга» — одна из самых больших и старых тематических групп. Кажется, тогда было человек 30 тех, кто активно занимались руфингом, а сейчас каждый школьник лазает по крышам. Руфинг стал популярным примерно с 2010–2011 года, тогда шла популяризация через социальные сети.
В той же группе многие просили сводить их крышу и предлагали заплатить за это, и руферы писали им прайс. Первое время я не брал денег — только алкоголь. А потом люди начали создавать свои группы с экскурсиями по крышам, пиарить. Между теми, кто водил экскурсии, были микровойны: за одну крышу боролись человека три точно. Были руферы, которые на «свои» крыши ставили замки. Но, естественно, такие замки сразу убирали.
Я водил экскурсии три года, потом просто надоело, и появились другие люди, у которых всё было лучше развито. Экскурсии для меня были больше не заработком, а желанием выйти на крышу и пообщаться с новыми людьми. Были веселые случаи: как-то раз ко мне на экскурсию пришла мама со своей шестилетней дочкой. И пришлось менять маршрут, чтобы девочке было удобно ходить. Были и пенсионеры из Москвы: им лет по 60 было, но бодрые — подстраиваться под них не пришлось.
Когда водил экскурсии, ни с жильцами, ни полицией не договаривался: это же надо «на лапу давать». У меня был друг, который снял себе квартиру в жилом комплексе «Монблан» — в пентхаусе с выходом на крышу — и водил туда экскурсии. Затраты полностью окупались.
Кажется, мы, когда начинали заниматься руфингом, вели себя адекватнее, чем нынешнее поколение, которое танцует Harlem Shake на крыше Эрмитажа. Мы лазали по крышам, потому что нравилась атмосфера, нравилось смотреть на город с высоты. Сейчас это в основном фотографы, которым нужно найти удачную точку. Но мне без крыш уже никуда. Бывает, просто иду по городу и думаю «Хочу на крышу залезть». Ищешь ее, находишь, отдыхаешь, кайфуешь.
Мои любимые — это крыша Зоологического музея: оттуда открывается неописуемый вид на Ростральные колонны, это лучшее место, чтобы смотреть «Алые паруса». Еще Военно-морской музей, хотя я, к сожалению, был там только один раз; жилой дом около Петропавловской крепости, где сейчас надстраивают мансарду. И почему-то мне запала в душу крыша Мариинского театра.
На Садовой есть крыша, которую мы с друзьями до сих пор обходим стороной. Летом 2010-го мы тогда безостановочно гуляли по крышам, и в один день в полночь мне пришло сообщение, что наш друг Ясик сорвался. Виной всему была мокрая из-за дождя крыша. У него осталась жена и годовалая дочка. После этого я ненадолго взял перерыв в руфинге. Тогда мы поняли, что такое безопасность на крыше: многое зависит от удачи и ни на минуту нельзя расслабляться.