На фоне информационной войны вокруг Крымского кризиса «Бумага» вспоминает классические фильмы, которые были созданы в целях пропаганды, но остались в истории кино.
Революционная трилогия Сергея Эйзенштейна, 1925–1928
Навязшая в зубах ленинская фраза об особом значении кино в молодом советском государстве — подлинная, в отличие от многих цитат вождя революции, а вот домышленные к ней дополнения про цирк и безграмотность народа — неправда. Никакого двойного дна тут нет: просто в кино, еще не вполне осмысленном как отдельный вид искусства, Ленин видел потенциал принципиально нового, революционного творческого языка (прозорливость Ильича удивительна, ведь он, по собственному признанию, понимал искусство довольно плохо). В эту идею поверило и первое поколение советских кинематографистов. Эйзенштейн разработал целую теорию того, как должно выглядеть социалистическое кино, и успешно ее применил в трилогии о революциях 1905 и 1917 годов — «Стачка», «Броненосец Потемкин», «Октябрь». Нарочитая правдивость как борьба с театральным прошлым кино, опора на монтаж и отсутствие главного героя или героев — здесь действуют народные массы — все это тогда было уникально. Правда, Эйзенштейн забежал вперед паровоза мировой революции, и большинство современников не вполне поняло его новаторского языка. Зато сцена штурма Зимнего из финала «Октября» прочно закрепилась в советской мифологии.
«Касабланка» Майкла Кертица, 1942
Любое кино транслирует те или иные взгляды. Голливуд тоже всегда это делал, да и сейчас делает — скажем, «Темный рыцарь» оправдывает слежку за гражданами, — но, будучи коммерческой системой, подстраивается под вкусы потребителя (в отличие от Эйзенштейна). Классическая «Касабланка», к примеру, — вроде бы типичная мелодрама в экзотическом антураже, с романтическим героем и привязчивой песней — работала на вполне практическую задачу. Америка готовилась вступить в войну на европейском фронте, и требовалось поднять популярность этой идеи среди публики. Фильм вышел через пару недель после вторжения союзников в Северную Африку и удачно прошел в прокате — на то и был расчет. «Оскаров», статуса классики и повсеместного цитирования фразы «У нас всегда останется Париж» в первоначальном плане не было.
«Жертва» Бэзила Дирдена, 1961
В последний год-полтора все в России слышали о гей-пропаганде, но никто ее так и не видел — по вполне понятным причинам (потому что гей-пропаганды не существует). «Жертва», впрочем, — кино, которое довольно близко подходит к этому определению, так как это про геев и в каком-то смысле действительно пропаганда. При помощи незамысловатого сюжета о гомосексуальном адвокате, который становится жертвой шантажистов, британских зрителей 60-х убеждали, что гомофобия — это отвратительно. Настроения в обществе, видимо, были тогда схожи с Россией пятьдесят лет спустя: один из персонажей даже озвучивает священный аргумент о дурном примере для детей. В главной роли — большая звезда Дирк Богард, для которого съемки в фильме стали важным гражданским поступком (тем более потому, что к тому времени о нем довольно давно ходили слухи, причем обоснованные). Возможно, благодаря его участию «Жертва» действительно спровоцировала серьезное общественное обсуждение вопроса, которое в результате привело к отмене дискриминационных законов.
«Маньчжурский кандидат» Джона Франкенхаймера, 1962
Сюжет этого фильма, вышедшего на экраны в дни Карибского кризиса, полнится несуразностями. В его завязке группу американских военных во время Корейской войны похищают советские и китайские ученые и гипнотизируют их со зловещими целями, после чего отправляют зомбированных солдат на родину, где они будут исполнять приказы хозяев. При этом злодеи совершают сразу несколько нелогичных шагов, которые можно объяснить только ленью сценариста (точнее, автора оригинального романа), а главный советский мерзавец носит какую-то даже поэтичную в своей нелепости фамилию Березово. Однако фильм снят в настолько диковинной манере, что сразу ясно: действие происходит в очень условном мире, и удивляться нестыковкам, натяжкам и абсурдным подробностям тут не стоит. В них, в общем, вся суть этого фильма, который, на самом деле, не такая пропаганда, как кажется на первый взгляд.
«Я Куба» Михаила Калатозова, 1964
Третья совместная работа «оттепельных» авангардистов Михаила Калатозова (режиссера) и Сергея Урусевского (оператора) была снята на Кубе вскоре после революции, через несколько лет после их предыдущего шедевра «Летят журавли». В принципе, это кино такого уровня, что уже неважно, о чем оно. В непрерывном движении камера Урусевского ныряет под воду, взмывает к небесам и подолгу кружится вокруг героев, закадровый джаз превращается в шаманский мотив; над Островом свободы нависает черное небо, звенят мачете собирателей тростника. Тем не менее сценарий написан Евгением Евтушенко, который не преминул внести в сюжет неприятных американцев (единственного условно положительного отличает хемингуэвская борода), буржуев и прочих персонажей советского агитационного канона. С другой стороны, он же ввел в сценарий революционную романтику, которой эстетический радикализм Калатозова и Урусевского идеально соответствует.
