«Очень хочется в Донецке остаться, но так, чтоб в России был»

Приозерское подворье Валаамского монастыря расположено в 15 минутах ходьбы от железнодорожной станции. На территории подворья находятся два храма, трапезная, несколько зданий и могилы. Девочки в платках бегают вокруг мраморных плит и рвут цветы, растущие то ли на самих могилах, то ли рядом. Тарахтит газонокосилка — молодой батюшка косит траву на лужайке рядом с храмом. К воротам подворья время от времени подъезжают машины с гуманитарной помощью. В здоровенных полиэтиленовых пакетах — еда и одежда для беженцев из восточных областей Украины, которых несколько недель назад приютил настоятель монастыря отец Фотий и прихожане. Переселить беженцев из Донецкой области на подворье предложила прихожанка Татьяна Степанова. По следам этой инициативы возникла группа «Сердце есть. Приозерск». Ее администратор Мария Марзукевич объясняет, что система для беженцев выстроена так, что непроверенные люди в Россию не попадают. Имена тех, кто помогает беглецам в Донецке, тоже не раскрывают. Основная задача сообщества — обеспечить беженцев всем необходимым: одеждой, едой, лекарствами.

За тем, что происходит в Украине, в подворье следят давно и с политическими симпатиями определились. В церковной лавке храма Всех Святых стоит жестяная коробка для сбора помощи семьям бойцов расформированного украинского милицейского спецназа «Беркут», рядом висят фотографии погибших в ходе вооруженных столкновений в Харькове, Славянске и во время пожара в Доме профсоюзов в Одессе. По отдельной просьбе служащая в лавке хрупкая старушка даст папку, в которой можно посмотреть на фотографии обгоревших трупов, найденных там после пожара. Говорят, что папку собирал лично отец Фотий. — Это было даже не убийство — это было жертвоприношение. Звери из «Правого Сектора» отрубили руки православному священнику, который с крестом вышел их остановить. А на стенах оставили знаки. Такие же знаки были на месте казни царской семьи, — так об одесских событиях рассказывает отец Леонтий, служащий на подворье.

Разговор о «жертвоприношении» происходит в трапезной, куда крупный улыбчивый батюшка забежал за пирожками. Пирожки подает Ирина, беженка из Славянска и чуть ли не единственная женщина на подворье, которая не носит платок. Ее уже несколько раз показали по телевизору, из-за чего некоторые ее знакомые в Украине решили, что она раздает интервью за деньги. Мать-одиночка Ирина приехала в Приозерск одной из первых. Из Славянска она выехала накануне референдума о статусе Донецкой области. Говорит, что, возможно, это был последний удачный день для выезда, потому что город после этого начали обстреливать интенсивнее. Вместе с ней поехала подруга с двумя детьми. До Донецка они ехали с водителем по проселочным дорогам, дамбам, а из города уже по нормальной дороге отправились в Ростов-на-Дону. Оттуда поездом добрались до Петербурга. По словам Ирины, ехали целенаправленно в Приозерск: на вокзале в Петербурге беженцев уже встречали прихожане монастыря. Ее с ребенком поселили прямо на подворье и устроили работать в трапезной.

— Нам помогали ребятки из Донецкой народной республики. Они уже занимались беженцами, бывшими беркутовцами, занимались реабилитацией военных. Отправили нас впятером, потому что дальше было опасно ждать, канал мог закрыться, — рассказывает Ирина. Она родилась в Краматорске, но последние 15 лет работала в соседнем Славянске художником по керамике. В Украине Ирина трудилась на двух работах и купила квартиру в кредит. Выплачивать деньги украинскому филиалу «Альфа-Банка» она не собирается. Женщина признается, что уезжать из города не хотела и работала, пока смены на заводе из-за боевых действий не сократили наполовину. — Мы работали до обеда, до двух, а потом начинался «пиф-паф». На соседние дома падали снаряды. Мы думали, что после референдума поверят, что нас много, но пошел только новый виток насилия.

«Меня вот пугает, что у нацгвардии форма НАТО. НАТО меня с детства пугает. С пятого класса нам внушили, что это поработители»

Как объясняет Ирина, то, что за независимость Донецкой народной республики воюют россияне, ее не смущает. Опасается она лишь девушек-снайперов из Прибалтики. По слухам, в которые тут верят безоговорочно, бывшие биатлонистки приехали в Славянск и отстреливают ополченцев. — Мне сказали, что тут чеченцы. Я испугалась, но мне сказали, что это правильные чеченцы. Меня вот пугает, что у нацгвардии форма НАТО. НАТО меня с детства пугает. С пятого класса нам внушили, что это поработители. Две недели назад Ирина ездила в Петербург, была в УФМС и просила временного убежища. Этот статус дает возможность находиться в России на срок до года. С ним можно работать и получать медицинскую помощь. Ирине отказали: тот факт, что она живет в Славянске, оказался недостаточным обоснованием, для того чтобы претендовать на временное убежище.

После Ирины в Приозерск приехал еще один автобус беженцев из Донецка, из них — 35 детей, которые пели в церковном хоре. Сейчас в городе около 50 человек, приехавших из Украины. В прошлую среду сотрудники миграционной службы приехали в Школу русской культуры, которая функционирует на базе подворья, и терпеливо объясняли беженцам, как именно следует заполнять анкеты для предоставления убежища. Консультации специалистов миграционной службы проходили в спортивном зале, украшенном иконами и воздушными шарами. За партами, на которых лежат анкеты и украинские паспорта, сидят женщины в юбках и платках и пара молодых мужчин, слушая о том, как нужно заполнить документы. Единственная девушка в брюках — полицейский, которая молча оглядывает беженцев. За ее спиной на стене из букв всех цветов радуги выложена фраза «В добрый путь». — Виза вас не интересует, у вас безвизовый режим. Если имелись политические организации, членами которых вы являлись, нужно указать, — терпеливо объясняет специалист ФМС.

Когда щелкает камера, несколько человек прячут лица

Склонившие над анкетами головы беженцы внимательно слушают и задают огромное количество вопросов. Когда щелкает камера, несколько человек прячут лица — не все из убежавших хотят быть узнанными в России. Многие верят, что их могут преследовать даже здесь. — «Правый сектор» тоже читает российские новости, а ведь они совсем недалеко. Они уже в Выборге. Вы поймите, мы хотим обезопасить наших координаторов в Донецке, а у многих беженцев там остались мужчины, — объясняет испуг беженцев одна из сотрудниц школы. Майя Анисимова оставила в Донецке мужа, который занимается там цветочным бизнесом. Вся семья Анисимовой глубоко религиозна — трое сыновей-школьников поют в церковном хоре. Как рассказывают беженцы, с началом вооруженных действий Донецк опустел, по городу стали расползаться слухи о том, что кто-то отбирает у горожан автомобили, и о том, как пытает «Правый сектор». Однако уезжать из города женщина решила после боев за Донецкий аэропорт, которые прошли в конце мая. Особенно хорошо Анисимова запомнила, как перед отъездом собирала вещи и решала, стоит ли брать в Россию рваные кроссовки одного из сыновей. — Ну кто на это внимание обратит? Мы же беженцы! — вспоминает она слова сына.

Бежавшие из Донецка рассказывают, как в шесть утра 6 июня на арендованном автобусе отправились в Ростов-на-Дону. Забитую границу беженцы проходили долго, день выдался жаркий, особенно мучились дети. В Ростове-на-Дону хор был только к шести вечера, оттуда на втором автобусе группа поехала в Приозерск. 8 июня рано утром они уже были в городе. Первым делом беженцы пошли в храм, а затем расселились. Кому-то выделили места в школе, где прямо в учебных классах расставили кровати, кого-то приютили прихожане. Майе и ее родственнице досталось полдома в поселке Бригадное. — У нас там домик, хозяйство. Рядом живут фермеры и дояр. Мои ребята помогают им пасти коров. Там хорошо. Луг, речка. С едой проблем нет, плюс там у нас есть молоко, куры, яйца. Мы готовим пастушкам, — рассказывает беженка. В Приозерске ей очень нравится, но больше всего Анисимова хочет вернуться в Донбасс, при этом, желательно, не покидая Россию. — Очень хочется в Донецке остаться, но так, чтоб в России был, — улыбается беженка. На ее бланке обращения в УФМС напротив вопроса, хочет ли она вернуться домой, написано: «Да, очень».