«Неинформированное общество не может быть гражданским»: Владимир Познер — о журналистике, цензуре и постсоветском поколении

Я придерживаюсь того мнения, что нельзя человека научить быть журналистом: либо это в нем сидит, либо он, набравшись опыта и имея какую-то специальность, приходит в журналистику. Научить человека быть журналистом — это такая же ерунда, как пытаться научить человека быть писателем. Научить писать можно, научить рисовать можно, но нельзя научить быть художником. Я сторонник того, чтобы школа журналистики шла после окончания высшего учебного заведения и некоторой работы, чтобы туда приходили люди уже с каким-то опытом и пониманием, почему они собственно хотят быть журналистами.

Но мои переживания связаны не столько с этим, сколько с тем, что, по моему мнению, сегодня в России быть журналистом чрезвычайно трудно. Я бы даже сказал, что в России сегодня есть журналисты, но журналистики нет. «Четвертой власти», которая должна обращать внимание общества и других властей на то, что происходит в стране, на проблемы, — этого нет по многим причинам. Журналист волей-неволей, не потому, что он хочет, а потому, что такова специфика профессии, находится в некотором противостоянии с властью. Власть сама не будет говорить о том, что плохо, если только это ей не выгодно. Она будет говорить о том, что хорошо, что, мол, видите, мы молодцы.

Политизированное общество сегодняшней России вынуждает очень многих журналистов быть на чьей-то стороне, а это не наша работа. Наша работа — давать информацию как можно более объективную, ну и субъективную тоже, мы же не автоматы. Неинформированное общество не может быть гражданским. Серьезная проблема состоит в том, что вся наша журналистика на чьей-то стороне: либо за, либо против. Ты за Путина или против Путина? Ты прозападный или антизападный? А на мой взгляд, высшая марка журналиста — это когда он не знает, за кого он, потому что он не этим занимается. Он, конечно, за кого-то — он человек; но работая для своей аудитории, он не об этом думает: выиграл Путин или проиграл Путин в споре с Обамой, — это не его работа. Сегодня в России, к сожалению, тот, кто не на чьей-то стороне, вызывает у многих неприязнь, в частности, ваш покорный слуга.

Я не верю, что блоги, твиты и прочее — это журналистика. Это замечательная вещь, она дает миллионам и миллионам людей возможность высказаться, обменяться мнениями, дискутировать, делиться. Чудесно, но журналистика — это профессия, работа, за которую деньги платят, и это ответственность, а там никакой ответственности нет. Я не против этого, но когда говорят, что это новая журналистика, я отвечаю: нет, извините.

Те, кто родился, когда уже не было Советского Союза, — это принципиально другие люди. Несколько лет тому назад я выступал перед совсем молодежной аудиторией, 14–16 лет. Я упомянул, что был невыездным, а в конце пацан лет 15 тянет руку и спрашивает: а что такое невыездной. Тогда я подумал, что это и есть принципиальная вещь. Он еще не представляет, как это может быть, что кто-то решает, можешь ты или не можешь куда-то поехать. Нет денег — это другое дело, на худой конец какое-то посольство просто почему-то не дает визу, но все это совсем из другой области.

В стране сейчас (и иначе быть не может) мной управляют люди, которые родились в Советском Союзе, ходили в советскую школу, были пионерами, комсомольцами, а многие — партийцами, то есть членами КПСС. Они продукт системы, которой больше нет, она не существует, но они сформированы этой системой и пытаются управлять новым обществом старыми методами, и это, конечно, очень серьезная проблема. Этих людей не заменишь, они есть, и это нормальное развитие.

Люди говорят: «Ну когда же, наконец, когда же мы будем жить по-другому?». Когда у власти будут те, кто не знает, что такое советская система, вообще не имеют о ней представления, в лучшем случае читали в учебниках. Нужны другие мозги, другой взгляд на то, как общество должно существовать.

Если говорить о СМИ, то есть не о конкретных журналистах, а именно о средствах массовой информации, то я бы не сказал, что есть такое, которое наиболее объективно, полно и правдиво дает информацию. Это больше бы относилось к так называемым общественным СМИ, общественному телевидению, например, которое не зависит от власти и рекламодателя. Независимость позволяет им быть в большей степени объективными. У нас есть организация, которая называется «Общественное телевидение», но она не имеет никакого реального влияния на нас с вами. Что касается государственного телевидения в лице второго канала и вообще ВГТРК, который просто принадлежит государству, Первого канала, который на 49 % принадлежит государству (доля государства 51 % — прим. «Бумаги»), или НТВ, которое принадлежит «Газпром Медиа», то есть «Газпрому». Эти средства массовой информации прямо и последовательно контролируются государством, и такое телевидение не может быть объективным по определению.

Может ли частное телевидение быть объективным? Теоретически может. Практически это зависит от того, кому оно принадлежит, кто его поддерживает, кто дает рекламу, без которой это телевидение существовать не может. Предположим, когда началась война в Ираке, я имею в виду вторую войну при младшем Буше, некоторые американские журналисты на телеканалах выступали против этого, их программы были закрыты.

Когда я работал в Америке вместе с Хью Донахью, мы делали передачу как раз в то время, когда Япония не пускала американские автомашины на свой рынок и их страшно ругали. И мы с Донахью сказали, что дело в том, что японские автомашины лучше, они меньше сжигают бензина, они более безопасные. Вот, мол, когда американские машины будут такими, тогда действительно можно будет выражать недовольство, что их не пускают на рынок. Одним из рекламодателей нашей программы была компания General Motors, и после этой программы они свою рекламу сняли. Нас вызвал большой шеф и сказал: «Вы что? Соображаете, что вы делаете?». Я говорю, ну подождите, сейчас свобода слова. Шеф ответил, что свобода слова — это там, на улице, а не у меня в студии. Как я могу платить зарплату, если не буду зарабатывать на рекламе? Вопрос-то правильный. Вот вам и объективность.

Цензуры с Главлитом, которая существовала в Советском Союзе, у нас теперь нет. Испытываю ли я сложности? Есть ли те люди, которых я не могу пригласить? Есть, конечно, есть. Если меня спросят, кто это, я не скажу, но, вообще, не требуется глубоких знаний, чтобы представить себе этих людей. Как вы увидите людей, выступающих против власти, на государственном телевидении, которое принадлежит власти? Да, пожалуйста, критикуйте? Нет, так не бывает. Есть некоторое количество людей, об этом у меня договорено с генеральным директором Первого канала Константином Львовичем Эрнстом. Список очень небольшой, даже не список — нигде не написано, просто есть некоторые люди, которых я не могу пригласить, о чем, конечно, очень сожалею. Просто идешь на определенный компромисс, без компромиссов в жизни никак не получится. Важно только понимать, когда компромисс начинает превращаться в предательство, собственное предательство — вот с этим надо быть очень осторожным.

Борис Ефимович Немцов входил в этот список. Я с ним говорил и обещал, что он будет в программе. Я несколько раз предпринимал попытки, мне говорили: «Чуть-чуть еще подождите, чуть-чуть еще подождите». Ну вот, дождались.

Меня очень беспокоит уровень некоторого национализма или даже шовинизма, который сегодня существует в нашей стране: антиамериканизм, «все наши беды от америкосов». Я очень хорошо помню времена холодной войны. Тогда была критика Соединенных Штатов, критика американского образа жизни, но антиамериканизма почти не было. Наоборот, к рядовым людям был огромный интерес и симпатия была, не говоря о том, что иметь американские джинсы было верхом совершенства. Сегодня все изменилось.

«Левада-Центр», который не зависит от государства, и поэтому я очень доверяю их данным, выяснил, что 80 % нашего населения считает Соединенные Штаты и американцев врагами. В Америке примерно то же самое: там 70 % считают вас врагами. Это плохие игры и псевдопатриотизм.

Вообще-то говоря, для меня патриотом всегда был не столько тот, кто хвалит свою страну и говорит о том, как он ее любит, а тот, кто, наоборот, обращает внимание на проблемы, именно потому, что он любит страну. Я всегда в этом случае цитирую Лермонтова: «Прощай, немытая Россия, страна господ, страна рабов, и вы, мундиры голубые, и ты, им преданный народ». Что, Лермонтов не был патриотом? Наоборот. Или когда Пушкин говорил: «Угораздило меня родиться в России с душою и с талантом». А он любил Россию. У нас получается, если ты критикуешь Россию, то ты русофоб. Этот нынешний патриотизм я где-то могу приравнять к шовинизму. Для молодых людей это совсем плохо, потому что говорит о не очень хорошем будущем, как мне представляется.