Депутат Госдумы Роман Худяков на днях предложил деноминировать рубль, иностранные компании повышают цены на свою продукцию, а аналитики грозят новым дефолтом после Нового года. Нестабильный курс валют и колебания цены на нефть порождают разговоры о новом экономическом кризисе.
«Бумага» поговорила с бизнесменом, экономистом и журналистом о том, что происходило в стране в 1998 году и как они переживали самый крупный экономический коллапс последнего времени. Что общего между тем, что творится сегодня и 16 лет назад — рассказывают совладелец компании «Теорема» Игорь Водопьянов, экономист Владимир Уразгалиев и главный редактор журнала «Русский меценат» Аркадий Соснов, который в 1998 году потерял работу в «Огоньке».Игорь Водопьянов
Управляющий партнер управляющей компании «Теорема», в 1998 году занимался запуском бизнес-центра «Акватория»
— С кризиса 1998 года прошло уже 16 лет, и многое забылось. Кого-то тогда, конечно, уволили, кто-то обанкротился. В то время мы строили боулинг в «Акватории». На момент кризиса оставались некоторые платежи за монтаж, которые проводились в валюте, но мы смогли найти резерв, доплатили. Но при этом успели остеклить только половину фасада комплекса, а вторая часть осталась незастекленной. Смотрелось немного странно, но через пару лет уже все доделали.
Отличие 1998 года от 2014-го в силе бюрократии. Уровень законодательной неразберихи тогда и сейчас был примерно равным. Но в 1998-м бюрократии было в разы меньше, а сейчас она разрослась до огромного аппарата. Вдобавок сильно укрепились правоохранительные органы. Давление на бизнес тогда и сейчас — несопоставимы. После 98-го была возможность что-то делать, открывать какое-то дело, а сейчас все не так просто. Ведь давление идет на уровне маразма, за пределами здравого смысла: давление ради давления. Изощренное издевательство над бизнесом — и не всегда ради денег.
Давление на бизнес тогда и сейчас — несопоставимы. После 98-го была возможность что-то делать, открывать какое-то дело, а сейчас все не так просто
На мой взгляд, некорректно сравнивать тот кризис и нынешний, ведь это процессы в двух совершенно разных странах. В тот момент, как мне кажется, люди были более подготовленными: в памяти еще не стерлось тяжелое начало 90-х. Население было менее закредитованным, и масштаб бизнеса был иным, а сейчас многие игроки завязаны друг на друге. Выйти из кризиса не так просто. Конечно, если ты не занимаешься спекуляцией (купил фуру арбузов и продал ее), это короткие инвестиции. Тогда для тебя вообще не имеет значения, что происходит в стране. Чтобы развивать свой бизнес, нужен горизонт планирования. В России он слишком короткий. Сначала 1998 год, потом вроде десять более или менее спокойных лет. Потом кризис 2008 года. Только отошли от него, а все опять начинает валиться из рук.
Предполагаю, что после Нового года резко упадет спрос, в результате маленькие магазины будут сметены. Если раньше прибыль была сравнима с арендной платой, то теперь их владельцы начнут уходить в стабильный минус. Будут освобождаться арендуемые площади в торговых центрах. Разумеется, крупные игроки, имеющие «жир», смогут как-то перекредитоваться и переждать. Возможно, какие-то сети укрупнятся за счет слияния.
Заморозка цен на социально значимые товары — популизм, который ни к чему не ведет
Что касается строительства, то не избежать задержек в некоторых проектах. Выросли ставки по ипотеке, сделки замедляются — районы крупной застройки будут испытывать недостаток финансирования. Например, вы ждете квартиру в 2015 году, но теперь получите ее в 2017-м. А вот стадион «Зенита» достроят в любом случае, это государственный проект. Некоторых подрядчиков в конце кинут, как всегда на всех государственных стройках.
Крупные продуктовые сети не пострадают. Конечно, качество продуктов упало, когда мы объявили голодовку, чтобы отомстить «пиндосам» за санкции. В итоге импортозамещение у нас выразилось в том, что одних игроков, которые продают нам продукты за валюту, заменили на других. Бразильцы, например, тоже не дураки, видимо, догадались не заключать рублевые контракты. Заморозка цен на социально значимые товары — популизм, который ни к чему не ведет. Пятнадцать позиций из этого списка можно бесплатно раздавать, на них никто не живет. Это скорее для того, чтобы в правительстве отчитались: вот как мы заботимся о населении. Это все бла-бла-бла.
Аркадий Соснов
Главный редактор альманаха социального партнерства «Русский меценат», в 1998 году — корреспондент журнала «Огонек»
— В 1998 году с женой отдыхали в Карловых Варах. Вечером возвращались с прогулки и увидели стаю молодежи на мотоциклах. Они мчались по дороге, размахивали флагами, кажется, кто-то что-то крикнул о России. Мы были отрезаны от страны, интернета не было, поэтому понять, что происходит, мы не могли. На следующий день увидели растерянных людей — наших соотечественников, которые не могли получить деньги на свои карточки, поскольку те были заблокированы. К счастью, у нас с собой были наличные. Через день приехали в Прагу и остановились у друга, он там работал на радио и рассказал, что в России случился дефолт. Мы тогда это слово не слишком хорошо понимали. Проблема была в том, что российское телевидение у него работало до 10 утра, потом начинало вещать местное. И вот до 10 утра мы не могли по нашему замечательному телевидению получить никакой информации: все было уклончиво и обтекаемо. Картина прояснилась, когда мы уже вернулись домой.
Тогда был обвал рубля — он рухнул, а сейчас падает, но цепляется
Самым неприятным лично для меня тогда было ощущение неопределенности: чего ждать и как действовать — осознание собственной беспомощности. Еще вчера ты был нормальным человеком, можно сказать, хозяином своей судьбы, а сегодня оказался в каких-то жерновах.
В то время я работал в редакции журнала «Огонек» корреспондентом по Петербургу. Зарплату не платили к тому моменту уже три-четыре месяца. Мне сказали: редакция сокращает собкоровскую сеть. Нам предложили выйти «за штат» или уволиться. Я попросил сначала рассчитаться со мной по долгам, а принимать решение собирался потом уже. Но меня просто уволили без моего ведома, формально — не продлили контракт. Тогда в целях экономии сворачивались медийные проекты, закрывались региональные выпуски московских СМИ. Так что пострадал заодно со всеми. Жена занималась пиаром в одном международном проекте. Смета составлялась в валюте, а заплатили ей в рублях — тоже почувствовала разницу. Из-за кризиса мы какое-то время не ездили потом за границу, но не долго. Если сравнивать то, что происходило в 1998 году и сегодня, то общие черты, конечно, улавливаются, но тогда был обвал рубля — он рухнул, а сейчас падает, но цепляется. Ситуация как в известном анекдоте: человек выпал из окна 105-го этажа небоскреба и летит, руки-ноги пока целы, но это пока летит.
Владимир Уразгалиев
К.э.н., доцент кафедры экономической теории и экономической политики СПбГУ, в 1998 году — сотрудник Балтийской финансово-промышленной группы
— Прекрасно помню 1998 год. Был эпизод, когда меня серьезно подвел этот кризис. Я тогда работал в Балтийской финансово-промышленной группе. Государство должно было возвратить нам импортный НДС, и мы решили провернуть одну сделку. Была такая компания — «Оренбург-нефть», они должны были внутренний НДС заплатить Минфину, но денег не было. Мы предложили «обменять» наш экспортный НДС на внутренний НДС «Оренбург-нефти». А они по договоренности должны были поставить нам нефть. Меня ожидала хорошая премия за сделку. Оставалось только подписать договор у министра финансов. Я улетел в Испанию, через день произошел дефолт — и очень красивая сделка в итоге не прошла.
В Испании я видел, как молодые бизнесмены бросали жен, любовниц, неслись в аэропорт. Все были в шоке, никто не оказался готов к дефолту. Хотя все к нему шло, но это теперь стало понятно. С другой стороны, правительство Примакова быстро организовало импортозамещение, использовав избыточные мощности. Мы смогли в кратчайшие сроки все переналадить и преодолеть кризис в течение года.
В Испании я видел, как молодые бизнесмены бросали жен, любовниц, неслись в аэропорт
Тогда Ельцин, похоже, испугался, что Примаков может претендовать на президентское кресло и отправил его команду в отставку. За экономику в ней тогда отвечал Николай Байбаков, бывший председатель Госплана, великолепный экономист. Он считал балансы без компьютера, именно ему принадлежит авторство той программы по выходу из кризиса.
Нынешняя ситуация отличается от ситуации дефолтного 1998-го. Тогда кризис носил циклический характер, было много долгов перед МВФ и стабфонд всего в 10 миллиардов долларов. Сейчас мы практически ничего не должны миру и располагаем неплохим стабфондом; как бы к Кудрину не относились, он в свое время сделал важную вещь — погасил долги. Но теперь другая проблема — задолженности у банков. Центробанк еще накануне кризиса выделил 4 триллиона рублей для фондирования крупнейших из них, куда потом пошли эти деньги — сказать сложно. Возможно, они ушли на валютный рынок и это стало для национальной валюты негативным фактором. Вдобавок было заявление Силуанова о том, что Минфин будет покупать валюту не у ЦБ, а на валютной бирже. От этой идеи потом отказались, но котировки уже пошатнулись.
Сейчас главное — найти точки роста экономики. Последние годы это был спрос населения. Люди, подпитавшись нефтяными деньгами, смогли многое себе позволить. Началось безудержное кредитование населения. Все шло по Кейнсианской теории эффективного спроса, он составлял 70 процентов от общего роста экономики. А сейчас он упал, и каковы будут дальнейшие драйверы роста — можно только фантазировать.