29 мая, за три дня до планируемого выезда из Боготы, произошло неожиданное: мой велосипед украли. Впереди оставалось еще около 8000 километров, а я лишился основного транспорта. Сдаваться не было никакого желания. — Вы, случайно, не видели мой велосипед? — спрашивал я у бариста, посетителей, сидевших около окна, и промоутеров, раздающих бесплатную утреннюю газету. — Я оставил его вот здесь, у столба, всего час назад. Никто ничего не видел. Администратор кафе позвонила в полицию. Предположив, что полиция не поможет, я написал в «Фейсбуке» сообщение: «У меня украли велосипед, если кто-то увидит, дайте знать, пожалуйста. Через два дня у меня день рождения». Для большей эффективности создал чат, в который включил всех, с кем успел познакомиться в Боготе за проведенные там три недели. Просил сделать репосты к себе на стены и в свои сообщества. Всего за час мое сообщение перепостили более 400 человек, на это отреагировали журналисты крупнейших СМИ Колумбии — весь день я раздавал интервью. Уже на следующий день в «Фейсбуке» незнакомые мне ребята создали группу «Новый велосипед для Владимира Кумова», в которую за неделю добавилось полторы тысячи человек. Как говорится, проснулся знаменитым.

Кража моего велосипеда вызвала невероятную волну активности, управлять которой уже не представлялось реальным. Если бы я не написал сразу после кражи в соцсетях, то, наверное, покупал бы новый велосипед сам. Но шумиха вокруг иностранца позволила организовать в Боготе велозаезд к зданию мэрии с призывами сделать что-то против велосипедных воров. Мой случай стал толчком к появлению двух новых организаций, борющихся за права велосипедистов, а сам я уехал на новом подаренном велосипеде. Группа «Новый велосипед» стала испаноязычным блогом о путешествии, через который меня часто приглашали к себе переночевать жители других колумбийских городов и Латинской Америки. В общем, как говорят в Бразилии, если вам дали лимон, сделайте из него лимонад.

Передвижение по городским улицам в Индонезии — сложная и неприятная вещь. Тяжелее всего приходится пешеходам — улицы не приспособлены для человека без транспорта, у большинства дорог вообще нет тротуаров. Прогуливаться можно в университетском кампусе, парке или торговом центре, но в городе, даже если дорога занимает десять-пятнадцать минут пешком, лучше все же использовать транспорт. Мне рассказывали про местную девочку, которая, чтобы перейти дорогу, ловила такси, просила водителя развернуться и выходила на другой стороне улицы. И я ее понимаю. Пешеходные переходы и светофоры встречаются редко, особенно вдали от центра: чтобы попасть на другую сторону оживленной улицы, нужно набраться смелости и решительно пересечь дорогу, вытянув руку в сторону движущихся на вас автомобилей и мотобайков, жестом прося: «Не сбивайте меня сегодня, пожалуйста». Если же не поднять руку, вас не станут пропускать. Автомобилистам тоже приходится несладко, они много стоят в пробках. Часто, когда движение особенно плотное, нельзя развернуться или повернуть направо без помощи специальных ребят, которые выбегают на дорогу, машут руками и свистят в свистки, вынуждая встречный поток вас пропустить. За старания ребята получают от водителя небольшие деньги.

Венцом моих взаимоотношений с индонезийскими дорогами стало падение в яму. Случилось это поздним вечером, после целого дня на удивление удачных перемещений как раз на ангкотах — местном транспорте. Мы побывали во многих местах совершенно самостоятельно, без смс-подсказок местных друзей, не заблудились, не потерялись, не уехали к черту на рога и даже не воспользовались такси. И вот я победоносно вышла из ангкота, достала телефон, в тысячный раз мысленно поблагодарила человека, который догадался поместить в телефон карту и отметить меня синей точкой, и направилась к дому. Шла я по темной дороге и неожиданно упала в яму — в яму посреди темной дороги. Прямо как герои мультфильмов, которые делают уверенный шаг, на мгновение зависают в воздухе и со свистом летят вниз. В яме я вся промокла и испачкалась и на несколько недель вывела из строя правую ногу. Таким простым и убедительным способом Вселенная объяснила мне, почему индонезийцы не любят ходить.

Это был 2011 год, по арабскому миру уже прокатилась волна демонстраций, названных «арабской весной», и Сирия была единственной страной, которая не вызывала вопросов относительно безопасности. Я приехал в Дамаск в конце февраля, и первые месяцы все было нормально: мы учились, ездили по экскурсиям. Вскоре ситуация изменилась: в середине марта в городе Деръа, который находится на 100 километров южнее Дамаска, арестовали школьников, писавших антиправительственные лозунги на стенах домов и заборах. Народ стал требовать, чтобы их освободили, убеждая, что действия детей не имели отношения к призывам начать «арабскую весну». За две недели до инцидента в Сирии был разрешен доступ к «Фейсбуку», люди, воспользовавшись новой возможностью, стали организовывать группы, через которые призывали к восстанию. Началась серьезная заваруха, за которой последовали перестрелки и вооруженные конфликты. Примерно в это же время в городе Деръа находился мой друг Максим (его отец — араб, а мать по происхождению украинка, родился он в России и затем переехал в Сирию), который занимался российскими студентами в Сирии. Через неделю после начала волнений нам пришло известие о том, что Максима ранили. Дело было так: он вышел из университета и пошел в соседнее здание, как вдруг снайперы открыли огонь и стали стрелять в прохожих. Он получил три пулевых ранения, упал и прикинулся мертвым. К нему подошли какие-то люди, которые оттаскивали убитых, и, когда они поняли, что он еще жив, стали избивать. На нем не было и живого места, однако каким-то чудесным образом семье удалось его спасти и отвезти в больницу Дамаска. Я потерял с ним связь, но знаю, что из-за неудачной операции он не мог ходить еще год.

Постепенно все эти волнения пришли в Дамаск, бастующие стали устраивать провокации, возникали драки даже в мечетях. Правительству пришлось отменить крестный ход, запланированный на Пасху как раз из-за опасностей провокаций. Стали появляться слухи, что готовятся теракты: каждое утро я ехал в университет с мыслью, что в любую секунду автобус со всеми нами могут подорвать. Это было жуткое ощущение. После случая с Максимом я понял, что надо срочно менять билеты и улетать отсюда. Первыми из студентов сдались японцы, потом уехали британцы и уже за ними — итальянцы. Так получилось, что за неделю до своего отъезда я остался в большом доме один. Ты без телефона, без интернета, без какой-либо связи и по ночам то и дело прислушиваешься, не стреляет ли кто на улицах.

Доступ к российскому посольству, которое там занимает почти целый район, закрыли и запретили кому-либо выходить из него. Поскольку мы должны были поддерживать образ, что в Сирии все под контролем, то до последнего момента никто не собирался уезжать. Чтобы обменять билет, мне пришлось доплатить тысячу долларов, да еще и сложно было найти что-то на ближайшее время. Спустя некоторое время после того, как я улетел, все рейсы между Россией и Сирией отменили, вылетали только самолеты МЧС.

Индусы любят фотографироваться с иностранцами, особенно в туристических местах. К нам часто подходили люди и просили сделать совместный снимок на фоне той или иной достопримечательности, и мы старались никому не отказывать. В один прекрасный день, только мы вошли в пещеры Эллоры, как у меня попросили сделать совместное фото несколько молодых людей. Я согласился, но когда они узнали, что можно сфотографироваться и с моей спутницей, то внимание многих людей вокруг переключилось полностью на нас. Желающие сфотографироваться прибывали и прибывали, в кадр становились не по одному, а по 5–7 человек, нас окружала толпа из где-то тридцати индусов, и становилось уже не по себе. Мы решили выбираться, но не тут-то было, — эта огромная толпа обнимала нас справа и слева, пока мы шли, кто-то отбегал вперед, чтобы сделать снимок, кто-то хватал сзади за руки. При этом вокруг все что-то говорили, выкрикивали (уже на своем), подбадривали себя и друг друга. В конце концов они просто начали совместно кричать «уууооо!», что бы это ни значило.

Таким образом наша группа из 50 человек совершила ритуальный обход храма в центре пещеры, пока мы не дошли до охранника на входе, который разогнал всех громким свистком и серьезным видом. После просмотра пещер к нам подошел тот самый охранник и, видимо, полицейский в штатском. Они стали спрашивать нас о том, что случилось, им нужны были показания потерпевших, так как они арестовали нескольких мальчиков в связи с произошедшим. Мы ответили, что ничего плохого нам никто не делал, просто фотографировались, потом их стало слишком много и мы испугались. Однако нам сказали, что если мы не напишем заявление о том, что не имеем никаких претензий к этим людям, то их не выпустят. Не желая ломать кому-то жизни, я написал заявление и, поблагодарив за наше спасение, мы уехали восвояси. На этом история и должна была закончиться. Мы уже прилетели домой, загорелые, немного уставшие, но счастливые. Один из наших друзей из деревни Кхаджурахо прислал нам немного взволнованное электронное письмо. Он поинтересовался, как наши дела, и сообщил, что видел наши фотографии в газете, где сообщалось, что у нас была какая-то «проблема с местными мальчиками» в Эллоре. Первая же ссылка в Google привела меня к статье, из которой я узнал, что одиннадцать из фотографировавшихся с нами людей было арестовано, но на первый раз всем было вынесено предупреждение и штраф в 200 рупий. Заявление им, судя по всему, никак не помогло. Удалось также найти вырезку из телевизионных новостей с участием наших «замыленных» лиц. На протяжении четырех минут диктор что-то серьезно и непонятно комментировал под беспокойную музыку, показывал лица «преступников» и двух белых русских туристов, которыми мы и были. Конечно, самое страшное преступление — рука, которую один из нарушителей закона положил на плечо моей спутницы, поскольку в Индии тема домогательства на сексуальной и другой почве стоит довольно остро. Связано это в первую очередь с рядом громких скандалов из-за изнасилований за последние два года и в целом не с самым лучшим положением женщин в этой стране.

К туристам тоже пристают довольно часто, не так давно одна туристка из Великобритании Джорджия Арлотт поделилась в сети своими откровениями, в которых она рассказала об ужасном отношении местных мужчин к гостьям их страны. Здесь, конечно, большую роль играют культурные различия. Если у нас женщина надевает открытый купальник, то это нормально, для большинства же индусов, я думаю, нет — их женщины купаются в том же, в чем ходят по улицам. Поэтому неудивительно, что когда иностранные девушки идут купаться на пляжах Гоа, то недалеко от них может расположиться компания молодых индусов, попивающих пиво и глазеющих на заморских дев. Здесь не нужно что-то менять, под кого-либо и что-либо подстраиваться, достаточно просто быть внимательным и аккуратным, как и в любой другой стране.

Последний отрезок пути Чехия — Германия мы решили преодолеть только автостопом, без каких-либо автобусов. Прага провожала нас в путешествие символично — поднятым вверх средним пальцем одного из автомобилистов, встретившегося нам на трассе. После часа неудач на выезде из одной автозаправки нас подобрал Мартин, мужчина лет 35, который оказался официальным представителем торговой марки американских шампуней в Чехии. Ему надо было по пути завести образцы и пообщаться с клиентами еще в трех городах, поэтому он был рад компании, а мы были рады увидеть Чехию, отличную от Праги, такую красивую и природой, и архитектурой, что просто не передать словами! Еще Мартин очень хотел, чтобы мы посмотрели концлагерь Терезиан, поэтому специально сделал небольшой крюк. В конце нашего с ним пути он заехал к себе в офис и набрал нам два пакета пробников, потом отвез нас на последнюю автозаправку, в двенадцати километрах от границы с Германией.

На заправке нас снова настигло отчаяние, редкие машины не обращали на нас никакого внимания. С основной трассы нам недовольно посигналила проезжающая федеральная полиция, а через несколько минут за нами направили автозак, призывая вернуться на заправку, поскольку в Чехии запрещено заниматься автостопом на автострадах, исключение составляют заправки. Настроение портилось, и мы решили, раз нельзя заниматься автостопом, то пойдем пешком до самой границы с Германией, а там уже можно поймать машину или сесть в автобус. Через час ходьбы по автобану на изнуряющей жаре нас настигла полиция. — Здесь нельзя заниматься автостопом! — Мы знаем, но мы не стопим — мы идем пешком. — Куда? — В Германию! То, что двое русских парней идут пешком в Берлин, полицию удивило, и они попросили наши документы: — На границе с Германией — тоннель, вы не можете идти по тоннелю, вот ваши паспорта, идите ловить машину на той дороге. — Спасибо, офицер. Для путешественников во многом незаменимы Apple Maps, на них мы молились, и я пожал бы руку каждому из их разработчиков. Они спасали нас на самых заброшенных участках пути, помогая найти автовокзалы, проселочные дороги, поезда и аэропорты. Но иногда из ситуаций, в которые вы попадаете, не вытащит даже старина Apple, тогда становится совсем жутковато. Нас подобрали дорожные рабочие, которые на ломаном английском обещали отвезти на вокзал. Но почему-то мы остановились у железных ворот кирпичного дома. Вокзалом даже близко не пахло. Мы были готовы к худшему. Оказалось, что рабочие, подвозившие нас, просто решили поменять фургон на легковую машину, а их словарный запас не позволял им детально поведать об их планах. Не описать то счастье, которое мы испытали, попав в итоге на вокзал и взяв билеты на поезд.