Можно ли оправдать насилие и почему погромы совершают от безысходности?
Один из самых известных участников петербургского анархистского движения, а сейчас — тренер команды «Вегетарианская сила» Олег Смирнов рассказал «Бумаге», почему разбивать мясной магазин бессмысленно, как можно бороться с догхантерами, из-за чего веганов считают сектантами-малолетками и какие акции лучше не пиарить.
Фото Олега Смирнова
«Можно разбить магазин и сесть на десять лет — а толку?»
— Как вы отнеслись к погрому магазина «Страшный сон вегана»? По-вашему, это просто вандализм или действительно какая-то идеологическая акция?
— С одной стороны, понятно, что люди хотели как лучше сделать. С другой стороны, сделали они откровенную ерунду. Я считаю, что этот магазин — явление, безусловно, хорошее: если бы там был обычный мясной магазин, всем было бы все равно, а так люди видят «Страшный сон вегана» и думают: «А что такое веган? Надо в интернете посмотреть». Плохой рекламы не существует.
Но то, что они сделали, привлекло очень негативное внимание к нам. В очередной раз все скажут: «Мы же говорили, что веганы — это куча больных на голову сектантов-малолеток и вот вам подтверждение». У меня вообще уже такое ощущение, что я отмазываюсь за эту тему.
— В новостях об этой акции даже появилось словосочетание «боевые веганы». Вообще существует какая-то если не организация, то более или менее сплоченное движение веганов, вегетарианцев?
— Была бы у них организация, они бы так тупо не попалились. Совершенно точно никакой подпольной организации боевых веганов не существует. Безусловно, есть сообщество. Но веганов не так много. Если посмотреть самые большие группы — это 40–50 тысяч подписчиков. Даже если бы все они жили в Питере, это было бы немного. Вот было бы 2,5 миллиона, тогда бы и отношение к акции было другое.
— Почему, на ваш взгляд, веганов считают сумасшедшими малотетками?
— Как обычно представляют зоозащитников? Либо тетки-собачницы — детей нет, муж бросил, вот ходит на акции защищает собак, либо малолетки-школьники — денег нет, девушки нет, идут заниматься ерундой. Людям очень сложно представить, чтобы человек в воскресенье с утра вместо того, чтобы спать полдня, потом смотреть телевизор, пиво пить — как говорится, «отдыхать», едет в какой-то пригород, в грязный приют, убирает там за собаками, строит им домики. Людям проще сказать, что это фрики. Про спортсменов тоже так говорят: «А, это они все своей химии наелись, делать нечего, личной жизни нет» и подобную чушь. Люди оправдывают свою пассивность, ведь то, как ты живешь, всегда самое правильное.
От догхантеров бомбит реально у всех. Их аргументация не выдерживает критики
Мы стараемся менять этот имидж. У нас команда — «Вегетарианская сила»: мы устраиваем чемпионат города по пауэрлифтингу. Если сказать людям, которые с нами работают, что все вегетарианцы — это беспонтовые малолетки, то они скажут: «Не-не-не, погоди, мы знаем вегетарианцев, они не такие».
— Кроме спорта какие-то акции вы проводите?
— Мы иногда собираем группу людей, например, пойти догхантеров гонять. Пока, правда, ни разу их не нашли. Но даже если поймать догхантеров и морду им набить, такие акции мало кто осудит. От догхантеров бомбит реально у всех. Они занимаются этими вещами совершенно немотивированно, их аргументация не выдерживает критики.
Причем они очень нагло ведут себя в интернете, выкладывают фотки убитых собак — наступает ярость. Хочется их самих этой колбаской покормить. Конечно, я надеюсь, что никто этого делать не станет — максимум пару раз в дыню дадут. Но если их поймать разок, они в следующий раз хотя бы в интернете перестанут кичиться.
— По-вашему, это действительно поможет?
— Вообще борьба с догхантерами — это борьба со следствием. Я читал их страницы: в основном это люди, которые лично пострадали от собак. Бороться надо естественно с причиной: когда не будет бродячих собак, не будет и догхантеров. Так же как и с нелегальной миграцией: можно, как правые делают, бить гастарбайтеров, но пока будет такая система, они все равно будут приезжать сюда. Будут люди, которым это не нравится, будут люди, которые их бьют. Следовательно, бить людей, которые бьют гастарбайтеров, — это неправильно. Нужно пытаться изменить систему. То же самое с вегетарианством. Можно разбить магазин и сесть на 10 лет — а толку?
«Найти пяток догхантеров и переломать им ноги — это способ»
— Какой смысл тогда в том, чтобы, например, избивать мигрантов или громить витрины?
— Это быстрый путь. Пошел, разбил магазин — все. Это очень популярно у правых: пошел, зарезал мигранта, сел на зону и сидишь там такой: «Все, я политический заключенный, я герой национальной революции, я сделал все, что мог». Но на самом деле ты просто дурак. Когда я был молодой и мне было лет 18, я, наверное, тоже так думал: надо пойти туда бомбу кинуть, сюда — коктейль Молотова. Это быстро. Если не пристрелят на месте, будешь думать, какой ты крутой чувак.
— Почему вы перестали так думать?
— Есть концепция революционного самоубийства. Обычно к ней приводит ощущение того, что ничего не изменить, стремление все сделать сейчас, желание быть крутым революционером-героем. Собирается какая-то группа людей, они достают оружие и начинают осуществлять теракты, которые общество не поддерживает. Через какое-то время они погибают или садятся в тюрьму. В дальнейшем, конечно, становятся иконами борьбы. Но я считаю, что это путь неправильный.
Это очень популярно у правых: пошел, зарезал мигранта, сел на зону и сидишь там такой: «Все, я политический заключенный, я герой национальной революции, я сделал все, что мог»
Организация «Народная воля», которая убила царя, думала, что после этого произойдет революция, но в итоге их пришлось защищать, чтобы крестьяне их не порвали. Потому что народ был не готов. В данный момент народ не готов разбивать магазины. Если человек привык есть колбасу и ты ее у него отберешь, он подумает, что ему нечего есть. Он не скажет: «Нет колбасы — ладно, соевую куплю». Это процесс достаточно сложный и долгий, вряд ли кто-то из нас доживет до момента, когда будет столько вегетарианцев, сколько бы нам хотелось — то есть все.
Вот если бы сейчас они разбили этот магазин и все такие: «Наконец-то, как этот магазин уже достал, ходим мимо — не можем спать спокойно»…
— А в таком случае это было бы оправдано?
— Если бы так было, то уже не надо было бы его разбивать. С таким уровнем поддержки можно и нужно действовать другими методами. Революционное самоубийство происходит от безысходности. Это прямое действие: пришли, разбили — вот тебе результат. А что мы тут спортзал уже три года делаем? Какой результат? На самом деле он есть, но он просто не перед тобой лежит.
Фото из группы «Вегетарианская сила»
— Правые ненавидят мигрантов и идут их бить — это еще как-то объяснимо. Но когда зоозащитники, выступающие за гуманность, начинают нападать на людей в шубах, это уже не так понятно. Откуда берется эта ненависть?
— Ненависть в зависимости от обстоятельств может трактоваться по-разному. Во время войны была ненависть к оккупантам и захватчикам — она была оправдана и справедлива. Так же правые считают справедливой свою ненависть к мигрантам.
Есть много людей, против которых выступают зоозащитники, но они реально конченные. Например, «коробочники», которые собирают щенков, юзают их, неделю не покормив, а потом выкидывают в канаву. Действительно иногда ненависть накатывает: хочется пойти и морду разбить каждому «коробочнику». Но когда ты становишься старше, у тебя появляется умение сдерживать этот порыв. Те же, кто только пришел, реально могут навалять. Я их не осуждаю. Ну, люди наваляли «коробочникам» — правильно сделали, это же реально конченные типы. Я не знаю, что с ними еще сделать. Привлекать их по закону? Да никто не будет сажать «коробочников», применить статью «Жестокое обращение с животными» нереально на практике.
Причем зачем они это делают? Они же немного зарабатывают, но при этом действительно жестоко поступают. Некоторые люди себя реально странно ведут. Например, на Дальневосточном гуляет человек-глушитель. И мы думаем, на *** [кой черт] он этим занимается? Он получает косарь или полтора в день — максимум, при этом он целый день на морозе раздает листовки — ну ты что совсем мудак что ли? Некоторые люди просто не хотят заморачиваться.
— Но у всех могут быть разные стандарты, кто «совсем конченный», а кто нет. Как тогда определять, кого можно побить, а кого нет?
— Любой вопрос — это вопрос этики, и все можно двояко трактовать. Либералы говорят: «Мы за свободу слова». Хорошо, а педофилам можно свободу слова предоставлять? «Ну нет, педофилам нельзя». А маньякам нормально? «Нет». А фашистам? «Нет, и им нельзя». Значит, вы не за свободу слова, а за свободу слова для всех, кроме тех, кому, как вы считаете, ее нельзя предоставлять.
Когда ты становишься старше, у тебя появляется умение сдерживать этот порыв. Те же, кто только пришел, реально могут навалять
Я уверен, поставь любого, кто скажет, что нехорошо избить «коробочника» или догхантера, в ситуацию, когда кто-то изнасилует его жену, он этого человека изобьет или даже убьет. Он уже не скажет, что насилие недопустимо. Это вопрос этического восприятия.
— В самом сообществе есть противоречия по поводу того, какой уровень насилия допустим?
— Конечно. Кто-то скажет, что я не прав, не достаточно радикален и надо все мясные магазины взрывать, сжигать, причем желательно вместе с владельцами. А кто-то скажет, что я не прав, потому что оправдываю насилие и надо только по закону с полицией решать эти вопросы. Та же «Вита» постоянно сотрудничает с полицией и депутатами. Я бы лично никогда не поддержал Милонова, потому что он конченный мракобес. А они могут поддержать — это их метод.
— Есть в России примеры радикальных зоозащитных акций, которые бы можно считать положительными?
— Норковую ферму кто-то разгромил, это лет десять назад было, контора потом закрылась. Норки, конечно, все свалили — большинство погибло, потому что они не привыкли жить в диких условиях. Но они в любом случае бы погибли, а так они хотя бы не стали разводить новых. Эта акция была не распиаренная, потому что люди знали, как и что делать чтобы не сесть за это.
— А такие акции надо пиарить? Или все-таки важнее не сесть в тюрьму?
— Надо смотреть, какие будут последствия: будет ли это создавать положительный образ, не повлечет ли каких-то проблем с законом. Естественно, если бы мы сломали ноги догхантерам, никто бы это не пиарил. Зато недавно мы устраивали акцию, когда я был дедом морозом — стоял у цирка и рассказывал детишкам, что в цирк с животными ходить плохо. Конечно, такие акции пиарятся, потому что это позитивно, хорошо.
Но если ты совершаешь уголовно наказуемые действия, надо делать это максимально тайно и конспиративно, чтобы никто об этом не узнал. Глупо отрицать, что это тоже способ. Я бы лично не стал так делать, но найти пяток догхантеров и переломать им ноги — это способ. Можно их посадить, можно их переубедить, а можно сделать так. То же самое с магазинами: можно добиться закрытия, устраивать пикеты, а можно разбить витрину.
«Пять лет назад казалось, что хуже некуда, а сейчас смотришь — вообще ******»
— Вы говорите, что сами бы уже не стали что-то взрывать или поджигать и выбрали бы другие методы. С вегетарианством это понятно: можно рассказывать, убеждать, менять сознание. Но, например, по поводу той же нелегальной миграции можно сколько угодно влиять на сознание, но это не изменит законы.
— Дело не в законах, а в экономической ситуации. Не нужно создавать такие условия, чтобы люди из своей страны, где им хорошо, где у них родственники и друзья, ехали в какую-то холодную, сырую северную столицу, чтобы там жить в рабских условиях. Сознание людей должно измениться в первую очередь в ту сторону, что это система и ее не подлатать, не починить — она на это направлена, это принцип ее функционирования.
— Если систему не починить, получается, нужно это понять и смириться?
— Каждому свое. Кто-то смирится, кто-то не смирится. Недавно смотрел, как две бабки на митинге спорят. Одна говорит: «У меня пенсию отобрали», другая: «Так у меня тоже». Первая ей: «Так а почему ты Путина тогда защищаешь?» — «Так Крым зато наш». Тебе то, *****[елки-палки], зачем этот Крым? Тебе 85 лет, ты до него не доедешь никогда. «Там наши русские люди». Да какие они твои люди? У тебя пенсию отобрали, больницы отобрали, общественный транспорт отобрали.
Используя модную нынче терминологию, это сборище ватников. На все насрать — главное, чтобы была водка и Первый канал
Кто-то действительно верит во всю эту пургу, а кто-то просто ничего не делает. Причины разные: «нас слишком мало», «ничего не изменить», «они сильнее». Я со всем этим столкнулся, когда работал профоргом. Ты приходишь к людям на завод, говоришь все эти вещи, только в рамках завода, и они тебе отвечают то же самое. Там даже свой «крымнаш» есть. На каком-то заводе мы им объясняли: вот тут *****[фигня], там *****[фигня], это плохо, то плохо. А они говорят: «Зато мы модель стали новую собирать». Да тебе-то что с этого? Ты этот X-Trail разве что на улице увидишь.
— Профсоюзы в России — это вообще какая-то формальность. В большинстве случаев они не помогают. Это происходит, потому что люди не привыкли таким образом действовать?
— Люди вообще не привыкли действовать. Пять лет назад казалось, что хуже некуда, а сейчас смотришь — вообще ******[кошмар] начинается. Причем главное — постепенно закручивать. Люди думают: отобрали медицину — ладно, хоть какая-то осталась, на все воля божья, че. Отобрали трамвай — ладно хоть, троллейбус есть. Выражаясь либеральным языком, нет гражданского общества. Выражаясь нормальным языком, у людей отсутствуют навыки самоуправления.
Будет доллар сто рублей, и все такие: «Ой ***[черт]! Сто рублей! Сто рублей!». Пройдет пять лет, и все скажут: «Не, ну нормально, в принципе жить-то можно!». Используя модную нынче терминологию, это сборище ватников. На все насрать — главное, чтобы была водка и Первый канал.
Как следствие возникают люди, которые что-то пытаются делать, при этом чувствуют себя дураками. Они бегают и головой о стенку стучатся, а всем все равно. Так потом эти люди, за которых ты переживаешь, тебе же еще морду набьют — ты им мешаешь спокойно бухать и ящик смотреть. «Я ехал в кино, а тут эти козлы митинг проводят, дорогу перекрыли». Да эти козлы борются за то, чтобы ты в кино сходить мог. Но это уже все — надо на два шага вперед думать.
