«Незнание и ограниченность — источник страха и ненависти». Знакомьтесь: антивоенный художник Алексей Гарикович

Художник Алексей Гарикович перестал заниматься живописью после аннексии Крыма, но после полномасштабного вторжения России в Украину вновь начал писать картины. Он уехал из родного города в Тбилиси и проводит здесь антивоенные выставки: о привычке общества к страданиям, защите, которая ограничивает свободу, и людях, которые подсознательно верят в теорию плоской Земли.

Paper Kartuli узнала у Гариковича, зачем он вернулся к живописи, как в Тбилиси относятся к свободным художникам и как он перерабатывает свои переживания в выставки.

Это рубрика «Портрет». В ней мы знакомим читателей с людьми, которые занимаются полезными делами в Грузии и чья жизнь нам интересна.

Кто вы

— Я родился и вырос в Москве, но уехал в Тбилиси в марте 2022 года. Выбрал место не случайно: я регулярно ездил в Грузию с 2014 года. Мне очень нравится эта страна: Тбилиси заряжает определенным вдохновением.

Я часто слышу про [улицы] Тбилиси: «Это место мне напоминает Петербург. А это место напоминает Москву». Но для меня Тбилиси — это самостоятельный город. Здесь есть присутствие человека, всегда чувствуешь участие — и мне это нравится. Как и во всей Грузии, здесь есть ощущение жизни.

Тбилиси я люблю от момента, когда ты въезжаешь в него, и до момента, когда ты опять выезжаешь. У меня получилось пожить в разных районах: Варкетили, Площадь Свободы, Надзаладеви, Ваке, Сабуртало. Я люблю весь город.

По приезде сюда я вернулся к живописи. С 2014 года я практически не занимался художественной деятельностью: думаю, это была внутренняя эмиграция, — в те годы я работал как художник-постановщик: в кино, рекламе и клипах.

Триггером стало 24 февраля 2022 года. Всё, что было до этой даты, что было в моем прошлом опыте и деятельности в Москве, перечеркнуто. В Украине живут мои старшие дети, у меня огромное количество друзей, я люблю эту страну и людей, которые там находятся. И для меня полномасштабное вторжение России в Украину было чудовищным и ужасным преступлением.

Я понял, что нужно использовать тот инструмент, который я могу, — живопись и картины. Это высказывание — мое основное действие против всего зла, что происходит. Здесь [в Тбилиси] у меня уже было несколько выставок.

Сначала, пока я переезжал, работы были в графике, дорожного типа. Потом эти картины стали эскизами, по которым я работал дальше. Так появился триптих «Идол».

Как таковой миссии у меня нет. Я понял, что просто стоять в стороне невозможно. Это не совсем миссия — это реакция, участие. Каждый мобилизуется по-своему, использует тот бэкграунд, который в нем есть, и те инструменты, которые есть. Через картины я хочу запечатлеть все эти ощущения.

Первая работа — о создании. Из кома земли вылепливается человек, из которого начинают творить ангела. Из перьевых подушек достаются перья, монтируются к костям. Таким образом из мертвой идеологии пытаются создать идею «Нового мира».

Где мы

— Мы в моей мастерской рядом с метро «Руставели». Это бывшее помещение гаража под мотоциклы. Когда я в первый раз увидел это помещение, я сразу влюбился. Мне показалось, что оно похожее на сугроб, пещеру, не выпавший молочный зуб.

Это место меня сильно вдохновило. Это не огромные хоромы типа мастерской с прекрасным видом. Это такой внутренний карман пиджака, в котором ты хранишь какие-то записочки. Мне показалось, что это как антресоль, в которой хранятся все мои потаенные идеи.

У мастерской есть особенность: зимой тут очень холодно, а летом очень жарко. Зимой я стараюсь реже проводить здесь время — только если нужно делать черновые работы.

А летом я возвращаюсь и начинаю писать картины. Здесь открыта дверь в прекрасный итальянский дворик: там ходят кошки, дети играют в футбол. А я сижу и пишу картины.

В Грузии очень любят художников. Когда соседи узнали, что в этом маленьком домике поселился художник, каждый день, когда я здесь был, они приходили ко мне и интересовались, что я делаю, смотрели картины, разговаривали, предлагали попить чаю, кофе, звали в гости.

Как вы

— Все последние события — гибель Навального, выборы — просто привели меня в шок. Но именно в картинах это отразится чуть позже. Сейчас я просто испытываю боль.

При этом яркие и острые выставки — «Вечный февраль» и «Узел» — я уже проводил в пространстве U Gallery в Чугурети. Оно в полуподвальном помещении со сводчатыми потолками и кирпичными стенами. И там открыты к таким ярким и острым проектам.

Во время второй выставки в U Gallery я решил поэкспериментировать. Я сделал инсталляцию: огромный черный полиэтиленовый мешок, внутрь которого заходят люди, тем самым добровольно преодолевая узел (на который завязан мешок — прим. Paper Kartuli). Суть в том, что части людей становится душно, они [с трудом] пытаются преодолеть узел и вернуться обратно на свободу.

Когда было открытие выставки, мои друзья придумали перформанс: девушка в фуражке полицейского тащила молодого человека, а он кричал: «Я не хочу умирать. Я хочу жить». Крик стоял дикий, истошный.

Я заметил, что какая-то часть людей обратила внимание на этот перформанс, а другие продолжали заниматься своим делами, разговорами. Для меня это была иллюстрация состояния общества, в том числе в России. Мы привыкли к плохим новостям, страданиям — появился некий иммунитет. Об этом и был мой последний проект.

13 апреля будет новая выставка, ее рабочее название — «Колокол ребенка». Это инсталляция, которую я придумал в 2009 году. Две бетонные стены, между которыми стоят деревянные детские качели. Стены находятся на таком расстоянии, что раскачиваться невозможно, то есть эти качели просто бьются о стены и получается глухой звук.

Раньше это было про отношения ребенка с родителями и про рамки, которые взрослые выстраивают вокруг ребенка. А сейчас эта концепция обрела контекст войны. Это всё тот же ребенок, но теперь одни взрослые развязали войну, а другие стали единственными границами, защищающими от нее. Но при этом эти стены, став защитой, не перестали быть ограничением свободы. Вот о чем этот проект.