«Мы думали, что делаем работу государства». Как россиянки полтора года помогают беженцам из Украины и с каким давлением сталкиваются

Помогать украинцам, оказавшимся в России или на оккупированных территориях, всё сложнее: волонтеры, не связанные с российскими властями, сталкиваются с блокировками счетов, давлением и угрозами, а число донатов сокращается.

«Бумага» поговорила с тремя волонтерками и узнала, как они под обстрелами развозили гуманитарную помощь, отправляли лодки в зону затопления Каховской ГЭС и жили в Мариуполе, — и почему переживают за свою безопасность.

Как петербурженка месяц жила в Мариуполе — похоронила подопечную и вывозила тяжелораненых

В первые недели войны Мария (имя изменено по просьбе героини) помогала передачками задержанным на антивоенных акциях в Петербурге. На спаде протестной волны она узнала о прибытии мариупольских беженцев под Петербург.

— Я подтянула знакомых-волонтеров из других сфер, мы скооперировались и начали ездить в лагерь для беженцев под Тихвином. Сначала просто возили гуманитарку, а потом пытались добиться оказания системной юридической и психологической помощи на базе ПВР (пункта временного размещения — прим. «Бумаги»), но у нас, к сожалению, не вышло, — рассказывает Мария.

Ее первым кейсом был молодой человек, который, в отличие от своей семьи, категорически не хотел оставаться в России. Мария смогла отправить его в Европу — так мариуполец поселился в Вильнюсе.

К лету 2022-го Мария перестала работать с беженцами из ПВР. Вокруг тихвинского лагеря тогда сформировались два или три чата, которые, по словам волонтерки, «переросли в безумие, когда в ПВР фурами завозили кучи всякого барахла», не всегда нужного беженцам. В то же время девушке через рукопожатие начали передавать «непростые случаи». Так Мария начала работать с тяжелыми медицинскими кейсами и ситуациями, когда нужно убедить родственников уехать из зоны боевых действий. Весной 2023 года помощь людям с инвалидностью привела ее в оккупированный Мариуполь — девушка прожила там месяц.

— В Мариуполь регулярно ездят многие волонтеры из разных регионов, возят гуманитарную помощь. Но моя поездка была на долгий срок, — объясняет Мария. — Смысл был в том, чтобы, во-первых, посмотреть, какая там ситуация с медицинской и социальной помощью. Во-вторых, вывезти людей, которым нужна помощь, тех же одиноких инвалидов.

Изначально петербурженка ехала в Мариуполь к трем людям с инвалидностью, но двое подопечных не дожили до помощи врачей. Только одна история завершилась счастливо — Мария вывезла мужчину с ДЦП и его сестру.

— Одну подопечную я похоронила в Мариуполе. У женщины еще до 24 февраля была онкология. Ее дом уничтожили, заботиться о ней было некому: сын-алкоголик сам без одной ноги. Женщина буквально два дня не дожила до приезда реаниматологов, — рассказвает волонтерка. — Смерти подопечных всегда бьют очень сильно. Справляться помогает осознание, что я сделала всё, что было в пределах моих возможностей.

По словам петербурженки, сейчас попасть в Мариуполь с российским паспортом несложно: достаточно пройти таможню и ответить на стандартные вопросы пограничников. Прецедентов, чтобы на таможне волонтерам угрожали или отправляли их на допросы, пока не было, добавляет Мария.

— Мариуполя больше нет. Это просто руины. Если представить, что нет строителей, это будет напоминать город-призрак, — описывает девушка обстановку в самом городе. — Оставшиеся мариупольцы отличаются глубокой привязанностью к своему дому и своей земле. Жители разрушенного города регулярно ходят на субботники и наводят порядок, несмотря на разруху. При этом люди существуют в постоянном режиме выживания и апатии. Им откровенно не до выбора стороны: Россия или Украина. Им важно, чтобы не бомбили и не стреляли, чтобы можно было как-то жить.

По словам волонтерки, любые бытовые действия требуют усилий. Несмотря на то, что магазины работают, ассортимент там небольшой, а цены высокие. Некоторые товары приходится заказывать и ждать около месяца — детское питание, например, сложно купить даже в аптеке.

— По сути это тихая гуманитарная катастрофа, — считает девушка. — Ведь при всех проблемах с инфраструктурой и бюрократией преобладающая часть населения там — это старики и люди с проблемами со здоровьем: сложными хроническими заболеваниями, травмами и ранениями. Для самых беззащитных и уязвимых людей не налажена ни медицинская, ни социальная системная помощь. Соцслужба перегружена настолько, что у одного сотрудника за смену бывает около десятка адресов. Серьезные медицинские обследования не проводят. Скорая помощь приезжает, но сделать она практически ничего не может.

Несмотря на поездки в Мариуполь и антивоенные взгляды, Мария говорит, что с давлением и угрозами не сталкивалась. При этом счета ее ближайших коллег — журналистки Галины Артеменко и священника Григория Михнова-Вайтенко — заблокировали. «Центр помощи беженцам» поддерживал деятельность Марии финансово.

— Моментально стало тяжелее работать, особенно с медицинскими кейсами. Заблокировать счета волонтерам — это всё равно что перекрыть воздух, — говорит петербурженка. — На полном энтузиазме куда-то уедешь, конечно, но недалеко. Любое действие так или иначе упирается в деньги.

Мария рассказывает, что вывоз тяжелобольных на медтранспорте из Мариуполя в Ростов стоит 30 тысяч рублей, а из Ростова в Петербург — 160 тысяч рублей. Еще более 100 тысяч обычно требуются на госпитализацию и лекарства.

Мария надеется, что счета волонтерам и благотворителям блокируют нецеленаправленно:

— Скорее всего, это связано с новым законом, который наша дорогая нижняя палата парламента приняла, не учтя все нюансы банковской системы. Видимо, у банка тупо начала сходить с ума автоматика. Мы попали под раздачу, теперь всё это надо будет очень долго объяснять и доказывать.

Сейчас девушка старается сохранять анонимность — не раскрывает ни свои личные данные, ни имена подопечных. Ведь вскоре, возможно, волонтерке придется еще раз поехать в Мариуполь: «Чем меньше указаний на конкретных людей, тем проще работать».

Как волонтерка Надин возила «гуманитарку» в зону боевых действий и покинула Россию после угроз

В мае 28-летняя жительница Белгорода Надин Россинская уехала из России из-за угроз. Больше года она курировала сообщество волонтерок и ездила из Белгорода «за ленту»: сперва — в Харьковскую область, затем — в другие оккупированные российской армией территории Украины. Из-за помощи украинцам она привлекла к себе внимание правоохранителей и Z-активистов.

— В волонтеры я не набивалась, — рассказывает девушка. — В начале войны я смиренно, как и многие в России, листала каналы оппозиции в ожидании чуда.

В начале марта 2022 года Надин написала знакомая из Харькова и попросила приютить женщину, которая была под обстрелами и без денег могла остаться на морозе. Девушка пригласила харьковчанку в Белгород, за ночь к выезжающей женщине присоединились еще несколько семей. В итоге утром на пороге белгородской однокомнатной квартиры Надин стояли 11 человек и четыре собаки.

— Я была в ужасе: я встретила эмоционально разбитых и физически потрепанных людей, которые несколько недель провели в подвалах. Они были голодные, замерзшие, грязные. Рассказывали весь ужас, который они пережили с 24 февраля. Моя жизнь перевернулась. Я поняла, что нельзя молчать, нужно что-то делать, — объясняет Надин.

Через несколько дней девушка вместе с сестрой вышла в желто-голубой одежде на белгородскую площадь раздавать цветы. Через десять минут их задержали: полиция посчитала акцию митингом и выписала сестрам два штрафа по 15 тысяч рублей.

Вскоре после акции Надин написали другие украинцы и попросили накормить людей и десятки кошек и собак, которые прятались в приюте для животных под Харьковом. Тогда девушка сняла свой первый ролик в инстаграме о сборе на гуманитарную помощь.

Число нуждающихся в помощи измерялось тысячами, и две сестры не справлялись с запросами. Тогда в Белгород приехали волонтерки из Москвы и Петербурга — так у Надин появилась команда, девушки перебрались на арендованный склад. В апреле Надин выяснила, что пересекать границу Харьковской и Белгородской областей всё еще возможно, и начала ездить «за ленту».

— Все заявки я принимала лично и слышала десятки раз, как матери не просто плачут, а орут навзрыд от того, что их дети умерли. Бывало, вечером меня просят забрать сына, а я на следующий день не успеваю доехать буквально два-три часа — сына зашибло, — говорит Надин. — Я готовилась, что в любой момент за мной могут прийти силовики или что я могу умереть в дороге. Обстрелы ведь идут с двух сторон.

Параллельно с развозом гуманитарной помощи волонтерки занимались эвакуацией. Чтобы люди не терялись, когда их вывозят в Россию, Надин стояла на блокпостах, встречала эвакуационные автобусы со списками, селила людей в хостелы и связывала с родственниками. После этого беженцев обычно отправляли в Петербург — людей перехватывала волонтерская организация «Помогаем уехать».

Волонтерам нередко приходится оплачивать украинцам медсестер, добиваться госпитализации и помогать с восстановлением документов, которые подтверждали бы личности беженцев. Всё это — на донаты. Личные сбережения, по словам Надин, она потратила на первых украинцев еще в марте 2022-го.

Когда в сентябре ВСУ отбили Харьковскую область, «настал переломный момент» для волонтерской деятельности, говорит Надин. На склад начала приезжать полиция — девушкам приходилось переезжать. Надин чаще разворачивали на границе. Минюст отказывал в регистрации фонда — «им всегда что-то не нравилось в документах». Еще прошлым летом у Надин и ее сестры заблокировали «Сбер», а этой весной — еще и «Тинькофф», куда также приходили пожертвования.

— Я понимаю, почему они позволяли мне ездить, — объясняет волонтерка. — Во-первых, мы были самые первые и прошли не одну проверку от мужиков в балаклавах. Все знали: есть такая сумасшедшая с фиолетовыми волосами, которая шарахается по блокпостам и орет, что украинцы голодают, бабушки сидят без инсулина. Во-вторых, раньше государству было выгодно: девчонки ежемесячно снабжают Харьковскую область тоннами гуманитарной помощи. Когда вернулись ВСУ, какой толк от нас? Мы слишком много видели.

Из-за внимания силовиков Надин неоднократно меняла название волонтерского движения, а каждый свой пост в инстаграме проверяла на «дискредитацию армии».

— Самым тяжелым периодом стала весна этого года. По моему складу стреляли, волонтеров преследовали по Белгороду, проверяли их звонки и соцсети. Мне приходили сообщения от непонятных людей. Я понимала, что меня или юридически прикроют за какую-то дискредитацию, или меня просто не станет, — вспоминает волонтерка.

Когда у родителей Надин «по щелчку, без замыкания проводки» загорелась теплица, девушка начала переживать за безопасность близких, а также волновалась из-за возможного уголовного преследования. В мае 2023-го Надин развезла остатки гуманитарной помощи, закрыла склад, распустила волонтерское движение и уехала из России. Приютили ее обосновавшиеся за границей украинцы.

— Когда я уехала, не понимала, где окажусь: у меня не было ни денег, ни вещей — ничего. Но оказалось, что практически в каждой стране у меня есть друзья-украинцы. Я приехала к ним голодная, уставшая, напуганная, мне было очень неудобно, но они меня приняли, — говорит Надин. Сейчас девушка не раскрывает страну, где находится.

Уже в эмиграции после разрушения Каховской ГЭС Надин снова собрала команду людей из России и Украины — чтобы помогать как населенным пунктам под контролем ВСУ, так и под контролем ВС РФ. Теперь она больше внимания уделяет безопасности волонтеров:

— Когда я начинала, мне приходилось и себя показывать, и умудряться делать так, чтобы деятельность не прикрыли. Сейчас так нельзя. Ни один наш волонтер не получает деньги или указания от меня напрямую, чтобы он мог спокойно работать и не уехал в подвал с мешком на голове. Недавно мне написали, что людей в России допрашивали из-за донатов в 2022 году на мою личную карту. Доходило до смешного — 300 рублей перевели. Поэтому, сейчас все сборы идут не на мои счета.

Как петербурженка помогала украинцам из зоны затопления Каховской ГЭС и столкнулась с блокировкой счетов

— Волонтерство — это моя форма протеста, — рассказывает Диана Рамазанова, юристка и сотрудница петербургского «Центра помощи беженцам». — Несмотря на то, что это ранит и морально дестабилизирует, это моя опора на сегодняшний день. Это возможность хоть как-то влиять на ситуацию, не чувствовать себя никем — ведь именно так мы все чувствовали себя 24 февраля, когда нас о войне не спросили.

К началу полномасштабной войны в Украине Диана состояла в «Правозащитном совете Санкт-Петербурга»: вместе с коллегами мониторила митинги на наличие правонарушений со стороны силовиков. Когда в марте 2022 года уличная активность угасла, Диана стала куратором-координатором по помощи украинским беженцам.

— Когда началась война, все были в смятении. Тогда [петербургский священник] Григорий Александрович Михнов-Вайтенко предложил помогать гражданам Украины, которые находятся на территории России. В первую неделю мы получили 60 заявок, в том числе на юридическую помощь: к тем [украинцам], кто находился в России, приходили полицейские, кто-то не проходил фильтрацию. Мы вывозили людей из мест боевых действий в Европу. Потом появились первые беженцы, которых доставляло в Россию государство.

Весной 2022 года волонтеры объединились в «Центр помощи беженцам» при религиозной организации Михнова-Вайтенко «Православная община апостольской традиции во имя Святой Троицы», а в августе арендовали помещение на Курляндской улице, 49 и открыли там пункт гуманитарной помощи, известный как «Гумсклад». Диана начала консультировать волонтеров по правовым вопросам.

С июня 2023 года девушка также специализируется на беженцах из района Каховской ГЭС. В первые дни трагедии российские власти на левом берегу Днепра не пускали волонтеров в зону затопления. Тогда Диана решилась на сотрудничество с оккупационными госорганами. Через МЧС команда волонтеров передала людям лодки, а затем связалась с установленным Россией замминистра социальной защиты по Херсонской области и доставила фуру с гуманитарной помощью: со стиральными машинами, средствами гигиены, бытовой химией, нижним бельем.

— Я против войны и всё понимаю: оккупированные территории и так далее. В мою сторону было много критики за то, что я решила работать через госорганы. Но если мы говорим про белое пальто или про помощь людям, то я всегда выберу второе. Я не хочу оставлять людей умирать, голодать и ходить в грязных трусах, — объясняет свою позицию Диана. — Украина, к сожалению, в тот момент помочь [людям на оккупированных территориях Херсонской области] не могла. И гуманитарная помощь до сих пор нужна. Там полная антисанитария, недостаток питьевой воды и одежды. При этом в зоне затопления ГЭС многие люди не уезжают, они ждут возвращения Украины.

Сейчас основное направление работы «Центра помощи беженцам» — медицинская помощь. Украинцев с ранениями, ампутациями, хроническими заболеваниями забирают из зон боевых действий и на платной скорой везут в Петербург, а потом отправляют в Европу. Как говорит Диана, на такую помощь требуются большие суммы, но собирать их очень трудно — из-за недавних блокировок «Сбером» счетов волонтеров и юрлица «Православной общины апостольской традиции во имя Святой Троицы»:

— Количество сложных медицинских обращений выросло, а финансирование упало раза в три. У нас почти нет донатов: люди помогают менее охотно — все привыкли к войне и устали. Плюс нам заблокировали карты. Теперь организации, которые раньше поддерживали нас, опасаются переводить средства. Всё это значительно урезало возможности, а, следовательно, и помощь пострадавшим от войны людям. У нас не хватает денег даже на обычную гуманитарку.

Причины блокировок карт петербургских волонтеров в «Сбере» объяснили законом 115-ФЗ, который приняли осенью 2022-го для борьбы с отмыванием незаконных денег.

— Мы раньше думали, что делаем работу государства. Но если блокировка карт была умышленной, то это первый звоночек: скоро мы и за вами придем. Хоть меня пока не сильно трогают, я подозреваю, что могут прослушивать телефон. Тем более моих друзей периодически сажают. Но пока мы делаем то, что можем, и принимаем риски.

Сейчас «Центр помощи беженцам» собирает средства через другие каналы и планирует организовать аукцион: «Просто получать донаты, как раньше, не получается». Из-за блокировок счетов девушка и ее коллеги в июле, вероятно, останутся без зарплат. Но организация, по словам Дианы, старается держаться на плаву: «Ощущение, что война скоро закончится, нет, а людей, которые от нее страдают, становится больше. Для нас главное — не останавливать свою работу».