«Потребуется медийная информация, а не котики»: журфак открывает международную магистратуру

На факультете журналистики СПбГУ этим летом начнется прием на новую магистерскую программу, созданную совместно со Свободным университетом Берлина. Студенты проведут один семестр в России, другой в Германии, а затем смогут выбрать место практики в немецких концернах. Куратор программы Светлана Бодрунова рассказала о принципах обучения современной журналистики, о том, почему соцсети создают информационный кокон и как совместить технологии с качественным контентом. После полутора лет переговоров СПбГУ и Свободный университет Берлина подписали соглашение об открытии англоязычной магистерской программы. По окончании двух лет обучения выпускник получит два диплома, соответствующие требованиям Болонской системы. Это, по мнению кураторов программы, позволит магистру быть востребованным специалистом как в России, так и за рубежом. В перспективе выпускники смогут работать журналистами, редакторами, аналитиками в англоязычных СМИ, а также создавать медиапроекты и управлять ими. С российской стороны проект разработали сотрудники кафедры международной журналистики: Светлана Бодрунова и начальник отдела по международному сотрудничеству Анна Литвиненко. Научная практика для магистрантов будет организована в Петербурге, а профессиональные стажировки пройдут в медиахолдингах Германии. Прием на магистерскую программу будет вестись дистанционно: подача документов осуществляется через «Личный кабинет», а вступительные испытания предполагают оценку представленного портфолио и онлайн-собеседование на английском языке.  

Преимущества международной магистратуры для журналистов

Программа будет открыта целому миру: это не просто обмен между Россией и Германией, хотя приоритет для этих стран все-таки есть. Из 20 запланированных мест пять бюджетных закреплено за российскими гражданами, пять по гослинии для немцев, пять бесплатных и пять платных для граждан всех стран. Так что программа обещает быть многонациональной. К тому же англоязычная магистратура сможет встроиться в проекты академического обмена DAAD: и у российских студентов, и у немецких будет возможность подать заявку на финансирование обучения и на трэвел-гранты. Это существенная возможность сэкономить. Относительно оплаты есть один нюанс: в Германии магистратура бесплатная для любых категорий граждан, поэтому все, кто поступил на договорной основе, будут оплачивать только семестры в Петербурге, а за обучение в Германии платить не станут. Немцам сюда ехать не совсем выгодно, а для российских студентов, наоборот, будет хороший шанс сократить расходы на один или два семестра.  

В чем польза российского образования для немецких студентов

Образовательные программы в Германии организованы так, что либо студент не получает практической журналисткой подготовки, либо, наоборот, получает только лишь знания о немецкой медиасистеме и о том, как пишутся тексты. Немцы больше натаскивают на производство текстов, если речь идет о журналистской школе: самой сильной даже на уровне Европы считается Школа Генри Наннена, которая выпускает около 20 журналистов, а отбирает из двух тысяч. Они за два года лепят из студентов звезд практической журналистики. В университете этого очень мало, поскольку он ориентирован на академическое преподавание. А бакалавриат, в том числе и в Германии (у них программа бакалавриата длится всего три года), предлагает освоение базовых дисциплин: социологии, политологии и так далее. У нас в программе они как раз получат шанс встроиться в практику.

Человек, скорее, приедет в Польшу, чем в Россию, хотя бэкграунд схожий. Но в Польше и Чехии, к примеру, гораздо лучше учиться с точки зрения английского языка

Думаю, немцам будет интересно побывать в стране, которая совершенно отличается от Европы, США, Азии. Россия — это все-таки точка притяжения. Для студентов важно то, что здесь совершенно другая медиасистема, другая среда, которая представляет очень плодотворную зону для исследований. Но, сожалению, мы до сих пор не избавились от многих негативных черт имиджа страны. Человек, скорее, приедет в Польшу, чем в Россию, хотя бэкграунд схожий. Но в Польше и Чехии, к примеру, гораздо лучше учиться с точки зрения английского языка. У нас англоязычных программ пока мало, Россию с этой стороны не знают, нам нужно пробиться и доказать, что мы встроены в международный дискурс и можем преподавать на международном уровне. Страны центральной Европы по этому пути прошли быстрее, а мы слишком долго упирались в свои наработки, которые не стыкуются с западными исследованиями. Сейчас мы, молодые преподаватели, поняли, что надо искать пути взаимопроникновения и начали самостоятельно этим заниматься.  

Новые технологии и качество контента

Вся внутренняя дискуссия журфака завязана на вопрос: что такое качественный журналистский контент? Если качество понимается экономически, то тогда таблоидный контент будет таким же качественным, как контент бизнес-изданий. Если мы понимаем качество как результат индустриального производства медиаконтента, который должен быть верифицированным, определенным образом сбалансирован, нейтрален, актуален, релевантен тому, что происходит, — то это совершенно другая парадигма. Эти два измерения противостоят друг другу: либо ты идешь на поводу у массовой аудитории, либо ограничиваешься той, которая потребляет качественный контент.

Журналистская традиция до появления России 1991 года складывалась из двух больших пластов — это советская идеологизированная традиция и традиция предсоветская, сильно связанная с литературой

Разделение на рынки потребления информации в традиционном понимании сложилось на Западе. Если взять США, Германию, Британию, там есть классическая структура, которая формируется в экономически либеральной системе: верхний рынок, средний рынок, который предлагает новости общего интереса, таблоидная журналистика, которая эксплуатируют базовые страхи. К примеру, мы знаем, что принц Чарльз женился на Камилле Паркер Боулз. Газета Times расскажет, каковы последствия для британской монархии и политики, газета Daily Mail расскажет о церемонии, костюмах гостей, а газета Sun расскажет обо всех скандалах, связанных с Камиллой Паркер, вспомнит Диану — то есть поднимет все, что связано с базовыми инстинктами выживания и размножения. Это сложившийся рынок медиапотребления в классических условиях либеральной экономики, когда спрос соответствует предложению. В странах с управляемой экономикой была совершенно другая история: инструментализация прессы и телевидения шла с самого верха, все зависело не от спроса, а от государства. На данный момент российская медиасистема находится в процессе трансформации. Как показывают многие авторы-исследователи, в том числе декан факультета журналистики МГУ Вартанова, российский медиарынок не стал подобен рынкам западной Европы. Он не смог сформировать стабильную пирамиду, поскольку не стал автономен от больших игроков — ни от государства, ни от крупных олигархов. Когда ВГТРК доминирует на рынке, а Первый канал любые индексы свободы прессы («Репортеры без границ», Freedom House) считает аффилированными государством, это означает принципиальное отсутствие автономии. Медиарынок экономически сам не выживает и значит зависит от дотаций, а не от спроса, поэтому в нем реликтовым образом сохраняются принципы создания текста, которые принадлежали неавтономному рынку.

Доказать людям, что медиа можно доверять, сложно, тем более доминирующие игроки рынка этого доверия пока не заслужили

Журналистская традиция до появления России 1991 года складывалась из двух больших пластов — это советская идеологизированная традиция и традиция предсоветская, сильно связанная с литературой, поэтом-пророком, критикой, публицистикой и с отсутствием института репортерства. Например, в Британии очень давно поняли ценность хроникерской информации, у нас же сохранилась традиции создания публицистики вместо хроники — размышления по поводу вместо реконструкции событий. Должно существовать и то, и другое, но нельзя смешивать донесение информации с рефлексией по поводу этой информацией, поскольку это грозит стиранием границ между одним и другим. А значит возможностью манипулирования и возврату к идеологизированной позиции журналиста.

Мы знаем, что принц Чарльз женился на Камилле Паркер Боулз. Газета Times расскажет, каковы последствия для британской монархии и политики, газета Daily Mail расскажет о церемонии, костюмах гостей, а газета Sun расскажет обо всех скандалах

Создание контекста, предоставление интерпретации — важные функции журналистики: не школы, не университета, а именно медиа. Но доказать людям, что медиа можно доверять, сложно, тем более доминирующие игроки рынка этого доверия пока не заслужили.  

Каким должно стать образование на журфаках

Всю эту картину смазывают дополнительно новые технологии, к вопросу качества добавляется еще вопрос: что такое медиаконтент? То, что написал Акунин в своем блоге, — это медиаконтент? А то, что он написал в блоге во время протестов и опубликовал как открытое письмо? Да, вероятно. Я убеждена, что не место красит человека, а человек место, то есть не рамка красит контент, а рамку контент. У медиаконтента должны быть характеристики медийности, и мы сейчас всем факультетом пытаемся их искать.

То, что написал Акунин в своем блоге, — это медиаконтент? А то, что он написал в блоге во время протестов и опубликовал как открытое письмо?

Актуальность информации, ее релевантность определенному текущему событию, важность для социальной группы — это те характеристики, которые должны быть. Функции информирования могут взять на себя любые социальные платформы, твиттер и другие. Журналистика выступает как способ производства смысла — не поэзия, не проза, не блоги, не плакаты, не реклама, не PR, а контент, способный влиять на принимающих решения простых людей, общество в целом. В образовании должны остаться журналистские универсалии, но вряд ли в том виде, в котором они были приняты двумя поколениями ранее. Сейчас в Италии сложился новый тренд — верят не журналистике, а конкретному журналисту: поскольку многие традиционные СМИ оказываются вовлечены в политические игры. Кто-то слишком рьяно Шредера превознес, Тони Блэра, поддержал Берлускони.

Сейчас в Италии сложился новый тренд — верят не журналистике, а конкретному журналисту: поскольку многие традиционные СМИ оказываются вовлечены в политические игры

Обществу нужен общий контекст, так как сегодня каждый человек намного более оторван от своей семьи, социальных связей, чем 50 лет назад: легче распадаются семья, быстрее разъезжаются, меньше общаются с родителями. Разъединение человека либо выводит на широкий поиск информации, либо на ограничение соцсетями, что ведет к некоему информационному кокону. Ты знаешь, что происходит с твоими друзьями, и видишь это как картину мира: «друг» говорит про котиков, а там Сирию бомбят. Иногда из-за социальных медиа можно подумать, что мы возвращаемся в ту эпоху, когда не было ни радио, ни телевидения и люди общалась внутренними группами. В какой-то момент человек все-таки поймет, что ему не хватает информации, выйдет куда-то и вот тогда потребуется медийная информация, а не котики. Это миф, что пользователь в интернете активен: человеку стало искать все труднее и труднее, сам он становится все ленивее и ленивее, поэтому победят те медиа, которые найдут его сами.