Профессор Иерусалимского университета Мартин ван Кревельд прочитал лекцию в «Ткачах», организованную журналом Esquire и проектом InLiberty. Речь должна была пойти о государстве и его будущем, однако военный историк решил выступить от лица Владимира Путина и объяснить с позиции президента, почему Россия оказалась там, где оказалась. «Бумага» публикует лекцию профессора ван Кревельда.
Я вижу отчетливую логику в том, что делает Путин. Я не говорю, что все идеально, не говорю, что он не делает ошибокПредставьте, что меня зовут не ван Кревельд, а Владимир Путин. Я знаю, кто вы. Вы — цвет России, идеалистичные молодые люди. Вы любите свою страну, вы хотите работать ради общего блага и вы, я это знаю, либертарианцы. У вас есть любопытные идеи, многие из которых вы, конечно, позаимствовали у этих сумасшедших американцев, вроде Мартина ван Кревельда, который тоже любит говорить об идеях насчет свободы, конкуренции, рынков и обо всем таком. Я, Владимир Путин, разделяю многие из этих идей, однако я пришел сюда специально для того, чтобы объяснить вам, что некоторые из них (не все), если не слишком далеко заходят, то, по крайней мере, предпринимают такие попытки. Позвольте мне начать с исторического факта: нравится вам это или нет, но мы, россияне, к сожалению, были жителями отсталой страны. Ленин так говорил, Сталин так говорил. Я процитирую почти дословно то, что говорил Сталин: Россия всегда была слабой и отсталой, и это причина по которой мы, русские, так часто терпели поражения: сначала нас били викинги, потом били монголы, потом били турки-османы, потом шведы, потом поляки (а может, сначала были поляки, а потом шведы?), а потом французы и, наконец, немцы. И всегда наш народ платил миллионами и миллионами жизней. Вот что говорил Сталин в 30-е годы. На тот момент уже была самая страшная угроза немецкого вторжения, которое произошло в 1941 году и стало причиной Великой Отечественной войны. Вернусь, с вашего позволения, к роли Мартина ван Кревельда, жителя Израиля и еврея: я хочу сказать, что без вас и вашего потрясающего сопротивления Гитлеру, без Ленинграда мы, евреи, просто бы не существовали сегодня. В Америке, может быть, да, но в Европе евреев бы не осталось.
Россия всегда была слабой и отсталой, и это причина, по которой мы, русские, так часто терпели пораженияВернемся снова к Владимиру Путину и к ситуации, какой она была в 1945 году после нашей великой победы над самой эффективной военной машиной всех времен — военной машиной Вермахта. Страна была в руинах. Советский Союз представлял собой море несчастья, и нам противостояли самые сильные державы. Нашим врагом стала самая мощная держава с ее промышленностью, городами, народом, с технологиями, которые были лучше наших. C того момента, как мы, россияне, в 1917 году совершили революцию, весь остальной мир, во главе с Америкой, ненавидел нас и хотел уничтожить, как только подвернулась бы для этого возможность. Эти люди в 1945 году не просто создали, но и использовали дважды новое оружие — такое оружие, которого никогда еще не было на поверхности Земли. Это результат того, что их народ, в отличие от нашего, живет там, где с одной стороны Тихий океан, с другой — Атлантический, а с третьей — Канада, а с четвертой — Мексика. Им боятся-то некого. На них никто не нападал уже 200 лет. Они не понимают, что такое восстанавливаться после разрушения. Они как раз сами и разрушают. Показали они это в 1945 году, когда сбросили ядерные бомбы.
Эти американцы, они совсем сумасшедшие, посмотрите на то, что они натворили за последние несколько летТак и что же лидеры коммунистической партии должны были сделать? Они сделали то, что должны: создали атомное оружие, но скоро оказалось, что этого недостаточно, потому что американцы отлично умеют изобретать новые технологии. Мы изобрели атомную бомбу, они — водородную. И дело дошло до холодной войны. Американцы придумывали все новые смертоносные технологии, которых у нас не было. Нам приходилось им подражать или заново придумывать: межконтинентальные бомбардировщики, межконтинентальные баллистические ракеты (да у нас было несколько штук), — между прочим, мы первыми спутник в космос запустили. Но на момент Карибского кризиса, в 62 году, у них было в десять раз больше ракет, чем у нас. В десять! А потом они начали строить подводные лодки, с которых можно было запускать ракеты. А когда мы начали строить подводные лодки, они придумали космические ракеты. На пике холодной войны, при Рейгане, они тратили, возможно, 80 % ВВП на военные расходы, а мы тратили больше 20 % ВВП. Неудивительно, что страна проспалась. Хорош был коммунизм или плох, мы потеряли все, что построили со времен Екатерины II.
Я помню, ваш бывший министр иностранных дел пришел к нам, чтобы показать презентацию и умолял западных политиков: «Пожалуйста, помогите нам», чуть ли не на колени вставалИ вот наступили 90-е. Хаос. Инфляция. Безработица. Кроме всего, у нас была Чечня в 94–95 годах. А Чечня, как вы знаете, это место, откуда происходит большая часть нашей нефти. Позволить бросить Чечню мы не могли, даже если бы захотели. Мы пытались удержать свои позиции и обнаружили, что наша армия, которая десятилетиями строилась, чтобы бороться с другими армиями, оказалась бесполезна в этих условиях, — и нам пришлось создавать ее с чистого лица. Мы были в состоянии распада. Слава богу, эти дни миновали. Мы восстановили внутренний порядок, заставили экономику снова функционировать — возможно, это и не выдающаяся экономика, но более или менее она работает. Военная мощь тоже в большой степени восстановлена. Когда Советский Союз распался, у нас было три с половиной миллиона военных. Сейчас всего 980 тысяч, но, поверьте, они лучше оснащены, лучше организованы, лучше выучены. Мы даже сумели вернуть себе кое-что из своих — я повторяю, своих — территорий, потому что после всего, что произошло, Крым наконец снова стал частью России. И вы знаете, что мы провели референдум и подавляющее большинство проголосовало за воссоединение с Россией. Когда-то Хрущев в минуту слабости по каким-то причинам, никто не понимает по каким, решил отдать Крым Украине [в 1954 году — прим. «Бумаги»].
Мы даже сумели вернуть себе кое-что из своих — я повторяю, своих — территорий, потому что после всего, что произошло, Крым наконец снова стал частью РоссииКогда-то наша экономика была второй по величине в мире, может быть, после США; а сегодня мы на шестом месте после США, после Китая, Японии, Германии, Великобритании, если я правильно помню [согласно рейтингам 2013 года, Франция занимает пятое место, а Великобритания шестое — прим. «Бумаги»]. Мы на шестом месте [на восьмом после Великобритании и Бразилии — прим. «Бумаги»], не говоря уже о том, как бледно мы выглядим на фоне всех этих экономиях вместе, а при этом наши границы по-прежнему открыты, как и раньше. Никаких естественных географических препятствий, которые могли бы защитить нас, нет. Мы владеем гигантскими природными ресурсами, энергетическими ресурсами. Ни у кого нет такого количества ресурсов, как у нас. Когда у вас столько ресурсов, ваши враги — это все. Это проклятие изобилия. Помните, во времена Гражданской войны в 19-м и 21-м годах, когда мы были слабы, и британцы, и американцы, и французы, и чехи, и японцы, и даже итальянцы подумали, что вот-вот им сейчас перепадет что-нибудь от нас. Потребовались невероятные усилия (мы не знаем, сколько жертв пришлось принести), чтобы отправить всех этих любителей поживиться за чужой счет обратно по домам.
Когда у вас столько ресурсов ваши враги — это всеЯ не говорю, что они все хотят прислать армию и отвоевать у нас эти ресурсы, но всем хочется получить долю в них. Мы окружены с трех сторон. С запада — НАТО, мощнейший военный союз в истории. Евросоюз сам по себе, без США, в котором вдвое больше солдат, чем у нас. Эти ребята, конечно, не особо умеют сражаться (если кому-то интересно, я недавно об этом книгу написал [«Расцвет и упадок государства» — прим. «Бумаги»]), конечно, они с нами биться не будут. Но с 90-го года, с окончания того, что я называю холодной войной, они нарушали все соглашения, которые у нас были. У нас есть угроза с запада — это скорее политическая, нежели военная угроза, но она существует. На юге — самые разнообразные исламские страны. На востоке — Китай с населением, которое в десять раз превышает население нашей страны. Китайско-российские отношения во второй половине XVIII века только начали развиваться, и в течение двух веков мы всегда были сильнее Китая. Мы сумели в XIX веке оттяпать у них тысячи квадратных километров территорий, которые китайцы считали своими. Но с 90-х годов XX века они сильные, а мы слабые.
Буду с вами откровенен — и с остальным миром тоже: мы должны сделать так, чтобы наши враги набросились друг на друга, другого выбора у нас нетТак что же мне делать? Я расскажу вам, что пытаюсь делать. Если говорить о внешней политике — это вопрос восстановления, получения назад тех частей Советского Союза, по крайней мере, европейской части, присоединения их к России, для того чтобы в конечном итоге защитить наши границы, в данном случае от НАТО. Я не говорю, что мы это делать будем военным путем, я не говорю, что мы должны использовать силу, — я говорю, что мы должны использовать политические и экономические инструменты, для того чтобы вернуть себе то, что столетиями было нашим, как весь мир это признает. Буду с вами откровенен — и с остальным миром тоже: мы должны сделать так, чтобы наши враги набросились друг на друга, другого выбора у нас нет. Они больше нас. Вот почему я, Владимир Путин, только что подписал соглашение о поставках газа в Китай, я надеюсь усилить Китай в отношении Америки, и посмотрим, сумею ли я как-то улучшить наши отношения с Северной Кореей. Мы знаем этот принцип — разделяй и властвуй. Это римский девиз, которым мы должны и можем руководствоваться. Я понимаю, что вы либертарианцы, я понимаю, что вас это пугает, но с учетом нашей геополитической ситуации мы просто не можем себе позволить совсем открыться: открыть нашу экономику, открыть наши коммуникации, открыть нашу транспортную систему, потому что в решающий момент мы лишимся экономики, мы лишимся транспортной системы, мы лишимся системы коммуникаций, у нас вообще ничего не будет.
Брежнев смотрит, как танцует известная балерина, а после того, как она закончила выступать, Брежнев говорит ей: «Проси что хочешь, тебе это дадут». Она ему говорит: «Товарищ Брежнев, вы можете разрешить всем, кто хочет уехать из России, уехать?». Он смеется, треплет ее по щечке и говорит: «Ах ты, детка, хочешь одна со мной остаться?»Когда американцы создали свои знаменитые системы GPS, которыми мы все пользуемся, они попросили и получили разрешение в 90-е годы установить одиннадцать наземных станций на нашей территории. И теперь я, Владимир Путин, обратился к ним и сказал: «Американцы, ребята, мы — суверенная страна. Почему вы не даете нам ставить свои передатчики на вашей территории? Вы же — глобализаторы, вы же — либералы, великие кто угодно». А они говорят вдруг: «Нет, мы вам не позволим поставить ваши передатчики». Интересно, да? Мы не величайшая держава в мире, уже нет. Но мы — великая держава, и наши интересы должны приниматься во внимание, как это принято среди суверенных государств на взаимной основе. Мы должны все-таки восстановить какую-то дисциплину. Может быть, коммунистические лидеры заходили слишком далеко, когда они запрещали практически все контакты русских с иностранцами. Помню, в брежневские времена была такая история, о которой можно рассказать даже анекдот: Брежнев смотрит, как танцует известная балерина, а после того, как она закончила выступать, Брежнев говорит ей: «Проси что хочешь, тебе это дадут». Она ему говорит: «Товарищ Брежнев, вы можете разрешить всем, кто хочет уехать из России, уехать?». Он смеется, треплет ее по щечке и говорит: «Ах ты, детка, хочешь одна со мной остаться?». Вот так и было все.
Мы не можем позволить себе ситуацию, когда все будут общаться с иностранцами обо всем безнадзорно, как будто отдельные личности что-то значат, как будто у нас нет общей для всех для нас родиныМожет быть, они зашли слишком далеко, но мы, русские, должны придерживаться определенной дисциплины. Мы не можем позволить себе ситуацию, когда все будут общаться с иностранцами обо всем безнадзорно, как будто отдельные личности что-то значат, как будто у нас нет общей для всех для нас родины. Мы должны быть бдительны, мы должны быть сильны. В противном случае, и тут я процитирую знаменитое римское изречение, которое, к сожалению, мы, русские, знаем слишком хорошо по собственной истории: «Vae victis», то есть «горе побежденным». Я вижу отчетливую логику в том, что делает Путин [ответ на один из вопросов из зала, последовавших за лекцией — прим. «Бумаги»]. Я не говорю, что все идеально, не говорю, что он не делает ошибок. Я не могу судить. Я уже третий день в России, и мне очень нравится. Я вам скажу почему. Я понял, что здесь нет политкорректности. Политкорректность — это чума, ужасная вещь. Нет места в мире, где была бы гарантирована полная свобода слова: у вас есть свои проблемы в этом отношении, у нас свои. Я не могу сказать, у кого проблемы хуже. Как измерить? Мне нравится здесь то, что я могу говорить о таких вещах, о которых я никогда не смог бы сказать дома. Мне бы голову отрубили, буквально.