Лена Попова занимается диджеингом с 1994 года. Ее называют одной из первых диджеев постсоветского пространства. Девушка регулярно выступает в Европе, а также ставит музыку на фестивале Flow в Хельсинки.
«Бумага» поговорила с Поповой о том, где играли и как зарабатывали петербургские диджеи 90-х, с чего начинался KaZantip, каково играть на Крымском атомном реакторе и сложно ли российским электронщикам добиться популярности за рубежом.
«Бумага» — информационный партнер медиапрограммы консульства Финляндии по фестивалю Flow.
Как в Петербурге появлялись рейвы, где они проходили и кто на них приходил
Когда электронная музыка ворвалась в постсоветское пространство, это было тесно связано с субкультурой: возникло новое глобальное явление, прорыв в нестандартном времяпрепровождении, не укладывающийся в рамки привычного. Первые вечеринки стартовали в сквотах на Фонтанке и в сквоте на набережной Обводного канала: в расселенных домах, которые облюбовали авангардные художники под свои мастерские — конечно, нелегально. Оттуда всё начиналось.
Быть диджеем в то время оказалось очень непросто, но увлекательно. Не у всех был доступ к новой музыке: пластинки, например, продавали только за границей. Туда приходилось ехать, и это тоже было сложно не только с точки зрения финансов, но и относительно получения визы.
В 1993 году компания ребят, которые делали нелегальные пати на Фонтанке, 145, открыли первый в нашей стране клуб подобного формата — «Тоннель». Он находился в бомбоубежище на Петроградской стороне. Туда я попала сначала как посетитель. Спустя полтора года, в 1994 году, вернувшись из Берлина с первыми 20 пластинками, именно там я начала свой диджейский путь: не только выступала, но и промоутировала вечеринки.
Можно сказать, что из «Тоннеля» вышли многие питерские диджеи. Музыка звучала очень разная: от хауса до хардкора. Вечеринки — все без исключения — были концептуальными. Мы придумывали разные смешные названия, рисовали флаеры и афиши, устраивали выставки авангардных художников. Это был настоящий новый арт. Мой первый микс, например, назывался «Генацид»: игра букв в словах «геноцид» и «acid» («ацид») — течение в электронной музыке с характерным жестким и эйсидным звучанием (также сленговое название ЛСД — прим. «Бумаги»).
Публику того времени сложно описать одним словом. Это была творческая молодежь, если учитывать, что творчеством на тот момент логично назвать отвагу быть собой, бунтарство и нигилизм. Учитывая, что всё происходило на фоне крушения империи, можно сказать,что у российской электронной сцены специфический путь развития. Мы были другие, поэтому практически каждый день возникали проблемы с окружающим миром: от милиции до районной гопоты.
Помню, в «Тоннель» приходило много «пацанов». Но они нас поддерживали и уважали. Наверное, потому что мы все в какой-то степени были маргиналами. Например, мои первые проигрыватели подарили мне «воркутинские» (самообразовавшаяся преступная группировка из Воркуты — прим. «Бумаги»). Это, наверное, сейчас выглядит странно, но мы были ровесниками, а среди этих ребят встречалось много содержательных личностей. Я даже знаю примеры, когда некоторые становились диск-жокеями или художниками.
Ни о большом заработке, ни о какой-то перспективе и популярности речи тогда не шло. Всё происходило здесь и сейчас, мы жили одним днем — было интересно и опасно. Иногда казалось, что ты на войне, поэтому мы старались держаться вместе: подкармливали друг друга, поддерживали, хостили (пускали пожить в своих домах — прим. «Бумаги»), выручали.
Я жила в сквоте и получала по паре десятков долларов за игру в клубах; их еле хватало на жизнь, и надо было подкопить, чтобы съездить за границу и купить пару новых пластинок. Выручали иностранные друзья-диджеи, которые приезжали играть в Россию и всегда привозили пластинки. Единомышленники из других городов нашей необъятной родины едва-едва могли оплатить просто дорогу, поэтому на гастролях мы обычно жили у организаторов вечеринок (таких же диджеев), зато тусовались, играли музыку и дружили по полной программе.
Как российские опен-эйры стали популярными и каким был ранний KaZantip
Клуб «Тоннель» продержался до 1998 года, после чего закрылся. Электронная музыка уже не была в лютом подполье. Регулярно проводились масштабные рейвы и опен-эйры: «Дамба», «Знаменка», Rest Forest, Fortdance, «Восточный удар», DJ-парад, Mayday и другие. На них, конечно, выступали петербургские диджеи.
В 1997 году на мой первый KaZantip мы ехали, заняв половину поезда Санкт-Петербург — Симферополь. Нас никто не приглашал официально, мы просто знали, что там происходит, взяли пластинки и поехали. Всё проходило в Щелкино: был один небольшой танцпол на пляже, остальные в разное время возникали стихийно. Кто-то приволок с собой звук и устраивал свои пати на территории пансионата «Рига». Мы проводили питерские пати в солдатской палатке или неподалеку на пляже. Всё проходило, как всегда, очень весело и неугомонно.
Самыми мощными были, конечно, вечеринки на атомном реакторе Крымской АЭС, рядом с которым фестиваль проводился до 2000 года. Туда съезжались прогрессивные ребята из всех уголков России, Украины, Литвы, Латвии, Эстонии, Беларуси. Было даже какое-то количество иностранцев: диджеев и киношников.
Мое первое выступление на реакторе, конечно, было очень волнительным. Я уже играла на больших площадках, даже на достаточно нестандартных. Но на атомной станции — впервые. Кроме того, условия — полевые. Мало того, что там просто очень люто, а публика очень модная, так и в основном это была Москва и Питер. Помню, во время моего выступления в диджейке светит флуоресцентная лампа, а там куча затопленных помещений внизу и тучи комаров и мошек, которые летят на эту лампу в темноте и прямо сыплются мне на пластинки. Я не успевала их сбрасывать, в их трупиках вязнет игла — звук искажается. Полный провал. Как-то потом догадались лампу выключить.
В то время я стала довольно часто ездить в Европу, больше по клубам. Не говоря уже о России, Украине, Беларуси, странах Балтии — гастролей было много, иногда было не продохнуть. Даже жалела, что в Питере редко получалось выступать, иногда раз в месяц.
Почему в нулевых рейвов стало меньше и почему они снова популярны
После череды фестивалей жесткой электронной музыки стало меньше, хотя в целом серьезного застоя не было. Она просто на время поменяла вектор. Тогда произошел барный бум, где тяжелая музыка не совсем уместна. Из-за этого многим пришлось поменять формат. Но я справилась: появился брейкс, который я продолжительное время играла параллельно с техно, пока он окончательно не ушел в более коммерческое звучание.
Тогда же, в 2000 году, у меня родилась дочь — и мне на некоторое время пришлось сократить количество выступлений вне города. То, что диджеинг — это занятость по выходным, мне очень помогало: я могла убежать на пару часов выступать, а потом вернуться домой. Это как с разводом мостов: если знать точный график и сознательно распределять время, всё успеешь. А лет с двух я стала возить дочь с собой по гастролям, что тоже не сложно: всегда находился кто-то, кто мог с радостью за ней присмотреть. В итоге она выросла выносливой, самостоятельной, разумной и ответственной за свои поступки.
Во второй половине 90-х открылось «Радио Рекорд», где поначалу были задействованы почти все знаковые диджеи Питера. Но формат «Рекорда» все-таки стал смещаться в сторону более коммерческого, поэтому, когда открылось «Порт ФМ», мы ушли туда. На «Порт ФМ» у меня выходило две авторские программы: «Тихий час» и «Динамит» — и было еще около трех или четырех эфиров в неделю. «Порт» закрылся через восемь месяцев, а «Радио Рекорд» в 2001 году пригласило меня с авторской программой — «Технический перерыв», которую я веду до сих пор.
Масштабные мероприятия, проходившие в близком мне музыкальном формате, вновь стали набирать силу сравнительно недавно, зато в полную мощь. Такие фестивали, как Gamma, Present Perfect, другие мероприятия Roots United, m_division, известны сейчас даже за пределами России и принимают огромное количество актуальных артистов.
Как российские диджеи становятся популярными за границей
Я играю уже 24 года по очень простой причине: люблю диджеинг. Это всегда разные ощущения, разные эмоции, не могу это объяснить словами. Иногда так не хочется куда-то ехать ночью, но когда все-таки доезжаешь и встаешь за вертушки, достаешь пластинку — мир меняется, становится лучше.
У каждого диджея свой путь. Некоторые русские артисты уже давно перебрались в Европу и успешно выступают. Многие пишут свою музыку и издаются на западных лейблах. Несмотря на то, что электронная музыка интернациональна, по-настоящему талантливые композиторы всегда будут в чем-то аутентичны и, соответственно, интересны именно этим. У русского музыканта свой особенный взгляд, свой бэкграунд. И сейчас интерес к ним растет. Лично мне нравится играть в локальной среде, я чувствую себя комфортно: у нас хорошая сцена.
Основная работа диджея — это все-таки игра в клубах. Именно там происходит взаимосвязь, формируется твоя публика, ее вкус; там ты делишься своими музыкальными предпочтениями, своим видением; тебя по-настоящему слышат. В клубах больше времени длится сет — и есть время высказаться. А выступления на фестивалях — это просто праздник.
На Flow лично я попала неожиданно. В прошлом году играла свой сет на препати Present Perfect в клубе «Танцплощадка» — с видеотрансляцией амстердамского Red Light Radio, которое представляло свой танцпол на фестивале. Я познакомилась с чудесными ребятами с этого радио, потом играла [у них] в прямом эфире, когда приезжала в Амстердам. И вот теперь с радостью выступлю на их площадке на фестивале.
Я никогда не была на Flow, но знаю, что это важное и крупное событие, и мне тем более приятно поучаствовать, даже не в качестве хэдлайнера. Пока не знаю, что точно буду играть, но у меня будет достаточно времени сориентироваться. Просто возьму с собой побольше винила.
