Как силовики изобрели и опробовали новый метод давления на активистов — подозрение в лжеминировании. Истории 7 петербуржцев

Весной перед антивоенными акциями в Петербурге активистов массово обыскивали и задерживали. До 50 человек стали подозреваемыми по двум делам о телефонном терроризме. Связь активистов с лжеминированиями не объясняется, а обвиняемых в обоих делах до сих пор нет.

Такие обыски — легкий для силовиков способ надавить на активистов и испугать сочувствующих, а задержания — возможность не пустить на антивоенную акцию, убедилась «Бумага». После задержаний несколько активистов покинули страну. Все фигуранты постоянно находятся под угрозой уголовного обвинения, а следовательно — тюремного заключения до 5 лет.

К обоим делам много вопросов. В первом фигурирует неправильный номер телефона, с которого якобы совершали звонок. А по номеру из второго можно легко установить его владельца — мы сделали это за пару часов, — но, судя по всему, силовики с ним не связывались.

«Бумага» рассказывает о новом инструменте давления на свободу слова и фигурантах дел о лжеминировании, которые выступают против войны.

Оглавление

Глава про первое дело —  о лжеминировании отдела полиции

1. Как сотрудники Центра «Э» следили за активистами, а потом пришли к ним с обысками

2. Как десятки активистов задержали на 48 часов перед акцией 6 марта: угрозы и давление

3. Почему к первому уголовному делу возникают вопросы и зачем оно было нужно

Глава про второе дело — о лжеминировании филиала РАНхИГС

1. Что известно о втором деле и почему вопросов к нему даже больше, чем к первому

2. Как активистам угрожали перед обысками, а потом задержали на 48 часов перед антивоенной акцией 9 мая

Глава про последствия уголовных дел: эмиграцию и продолжение работы

Отдельные активистки и активисты, с которыми поговорила «Бумага», считают, что за ними следили. Так, Мацапулина рассказала, что силовики знали о ее командировке, запланированной на 7 марта: «Полицейские прямо мне говорили: „Вот, у тебя есть билет, мы в курсе. Собралась уехать? Вот если бы ты уехала три дня назад, всё бы у тебя получилось. А так — не рекомендуем».

Нордик предполагает, что адрес, который она тщательно скрывала, могли узнать из слитой базы данных «Яндекс.Еды» — тогда тысячи адресов с данными россиян оказались в открытом доступе.

Как десятки активистов задержали на 48 часов перед акцией 6 марта: угрозы и давление

Утром 5 марта, по подсчетам «Бумаги», в Петербурге задержали минимум 27 активистов, художников и даже мундепов. В большинстве случаев они не связаны друг с другом, их объединяет только антивоенная позиция.

Петербургская полиция в тот день отчиталась, что установила 40 человек, якобы причастных к лжеминированию судов, школ, торговых центров, больниц, отелей, ресторанов и других городских заведений и учреждений. Материал об этом вышел в «Фонтанке» со ссылкой на источники в МВД.

По версии ведомства, злоумышленники маскировали звонки под исходящие из Украины. «По шести фактам массовых „минирований” уже возбуждены уголовные дела по статье 207 УК РФ», — писала «Фонтанка» со слов собеседников из главного управления.

По словам задержанных, с которыми говорила «Бумага», после обысков 5 марта их привезли в отдел полиции или следственное управление, допросили, а затем посадили в ИВС на Захарьевской улице на 48 часов — это максимально возможный срок.

***

Дарья Хейкинен говорит, что в отделе полиции с ней разговаривали вежливо «и, наверное, даже с каким-то сочувствием». «Никакой жести не было. Мы оформили документы, мне сняли пальчики и дали позвонить родителям. В ИВС, в принципе, было то же самое», — вспоминает девушка.

Лёля Нордик вспоминает, что ей, наоборот, не давали позвонить своему адвокату и выдали государственного. Следователь, по словам Лёли, вслух сказал коллеге: «Ну что, я ее стулом по голове должен?» Лёля говорит, что ответила: «Можете меня хоть стулом по голове ударить, хоть электрошокером, я здесь хоть сдохну, но без своего адвоката ничего не подпишу». Следователь всё же согласился дождаться адвоката девушки.

По словам Паладди Башуровой, по пути в изолятор следователь и эшник поучали ее: «делали мозг насчет того, что меня посадят, что я гублю свою жизнь, что занимаюсь какой-то херней». Но уже в ИВС она встретила сотрудника, который якобы говорил: «Ну какая ты террористка, ты божий одуванчик», принес ей чай и подсказал, на какой маршрутке доехать до дома.

Мацапулину повезли не в отдел полиции, а сразу в следственное управление. Один из следователей сообщил, что после этого ее якобы отпустят «до выяснения обстоятельств». В итоге девушку оставили в изоляторе на два дня, сообщив, что после будет суд по мере пресечения. «Но потом ко мне пришли и сказали: „С вещами на выход“ и просто вывели с Захарьевской», — рассказала Рина.

Почему к первому уголовному делу возникают вопросы

Все опрошенные «Бумагой» активистки и активисты рассказали, что их обыскивали по делу о телефонном терроризме — якобы днем 1 марта кто-то сообщил о ложном минировании отдела полиции № 77 в Адмиралтейском районе Петербурга.

Постановления об обысках активисты описывают по-разному. Так, фем-активистка Лёля Нордик сообщила «Бумаге» номер, который фигурирует в материалах дела, — это (812) 495-48-85-32. В нем больше цифр, чем может быть в российском номере, а первые шесть — это коды Петербурга и Москвы.

По словам зампредседателя ЛПР Рины Мацапулиной, в ее материалах дела была информация о минировании отдела полиции с электронной почты, но какой именно — она не помнит. По ее данным, информация в протоколах, с которыми дали ознакомиться активистам, отличалась.

Большинство задержанных по этому делу отпустили из ИВС в статусе подозреваемых под обязательство о явке. Этот означает, что они обязаны явиться на звонку следователя. Это накладывает частичный запрет на передвижение.

Основательница оппозиционного движения «Маяк» Дарья Хейкинен связывает случившееся с антивоенной акцией 6 марта. В тот день в Петербурге был протест, на котором задержали более 1 тысячи человек. Некоторые активисты планировали в ней участвовать, но не все.

— Уголовное дело по этой статье, скорее всего, используется перед крупными протестами, чтобы задержать потенциального участника и продержать его в отделе полиции или изоляторе, а также, чтобы изъять технику, — считает Хейкинен. — Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, что никаких последствий, скорее всего, не будет с вероятностью 99 %. но когда ты находишься в изоляции, происходит очень сильное воздействие на психику.

По словам Башуровой, до обыска она не участвовала ни в одной антивоенной акции — была не в Петербурге, но выражала свою позицию в соцсетях. Как рассказала девушка, ее задержали, так как она якобы была негласным организатором анонсированного мероприятия. Фем-активистка утверждает, что это не так.

Мацапулина тоже считает, что к ней пришли из-за акции 6 марта. По ее словам, вместе с представителями ряда общественных движений она подавала заявку на проведение подобного мероприятия, но получила отказ от властей. После этого ей сделали предупреждение, которое она подписала.

— Как мне говорили следователи, обыск в том числе прошел потому, что я состою в Либертарианской партии России на посту зампредседателя. Если суммировать, то политическая деятельность и нагнетание ситуации привели к тому, что я попала в какой-то список людей, к которым пришли в тот день. <…> Думаю, это была такая акция устрашения. <…> Если раньше ходили просто с предупреждениями по домам, то сейчас заводят уголовные дела.

Источник «Бумаги» в правоохранительных органах объясняет, что задержать активистов в качестве подозреваемых по любому уголовному делу проще, чем возбуждать в отношении них дела об административных правонарушениях. «Можно просто попросить написать кого-либо жалобу с обвинением. В современных политических условиях это будет достаточным доказательством для задержания на 48 часов, чтобы активисты могли пропустить акцию», — говорит собеседник.

Второе дело — о лжеминировании филиала РАНхИГС. Минимум 10 задержанных

Что известно о втором деле и почему вопросов к нему даже больше, чем к первому

Днем 7 мая — спустя два месяца после первых задержаний — снова прошли массовые обыски. Силовики пришли к фем-активисткам и общественно-политическим деятелям. По данным «Бумаги», их не менее 10 человек.

Уголовное дело, по которому проводились обыски, как и в первом случае, связано с лжеминированием. Но у него другой состав — и вопросов к нему возникает даже больше.

Как следует из постановления об обыске (копия есть в распоряжении «Бумаги»), днем 19 апреля неизвестный направил на электронную почту филиала РАНхИГС письмо, в котором шла речь о взрывном устройстве. В тексте говорилось, что его автор «заключил контракт с ВСУ».

Как убедилась «Бумага», отправить сообщение на адрес, с которого было отправлено письмо, невозможно: почта выдает ошибку, типичную для адресов, заблокированных за спам. А вот номер, указанный в деле, реальный, выяснила «Бумага». Его владелец ответил на сообщения нашего корреспондента. В поисковиках есть сайты с именем владельца (Артем, как и в почте), фамилией, местонахождением (Петербург) и ссылками на соцсети.

Сервис GetContact подтверждает, что номер принадлежит Артему С. (фамилия известна «Бумаге»). В одной из записей указан и адрес — он совпадает с данными из постановления об обыске. Кроме того, в реестре компаний Великобритании указана зарегистрированная на него компания. В документах есть год рождения Артема — 2002-й.

Владелец номера не ответил на вопрос, действительно ли он отправлял подобное письмо и приходили ли к нему сотрудники правоохранительных органов. Однако он выразил удивление снимку из материалов дела с его номером.

По словам источника «Бумаги» в правоохранительных органах, мужчина, номер которого фигурирует в письме, не обязательно должен стать подозреваемым по делу. Но его должны были допросить. То, что этого не произошло, может указывать на нежелание расследовать дело — в таком случае по нему можно провести других подозреваемых, отмечает источник.

Как активистов вновь обыскали и задержали на 48 часов перед антивоенной акцией 9 мая

Майские обыски тоже прошли перед антивоенной акцией — в этот раз запланированной на День Победы. Но — снова — не все задержанные планировали в ней участвовать. А некоторым еще до обысков угрожали из-за их активистской деятельности.

Среди задержанных была Юлия Карпухина — петербургская фем-активистка, координаторка проекта «Рёбра Евы». С 24 февраля она публикует информацию про антивоенные инициативы от участниц фем-сообщества. «Мы договорились, что будем и не будем постить. Поэтому, как мне кажется, не было предпосылок, что к нам придут. Но всё изменилось 1 мая», — рассказывает она «Бумаге».

Ее и еще одну фем-активистку Дару Щукину задержали в одном из петербургских дворов. «Я сказала [сотрудникам правоохранительных органов], что болею, но их это не волновало. Только потом я узнала, что у меня ковид», — описывает Щукина.

Не объяснив причину задержания, силовики посадили девушек в служебную машину. «В какой-то момент я поняла, что мы выезжаем из города. Мне стало страшно. Полицейские также сказали нам выключить телефоны», — рассказывает Карпухина.

Девушек привезли в Гатчину. Там выяснилось, что они якобы готовят митинг «против вторжения России на территорию Украины». Такую жалобу, как им сообщили, подал провластный активист Тимур Булатов, известный в Петербурге как «гееборец».

Девушек продержали в отделе полиции около четырех часов и отпустили после прихода адвоката. «В обезьяннике воняло мочой, а стены были вымазаны фекалиями. У Юли забрали очки и я ей говорила: „Как хорошо, что ты всего этого не видишь“», — вспоминает Щукина.

— Как только мы включили телефоны [после освобождения], мне и Даре начал писать и звонить Булатов, спрашивая: «Ну как вам Гатчина?» Он заявил, что будет пресекать наши активности. Всё это сопровождалось большим количеством гомофобных и мизогинных комментариев, — говорит координаторка «Ребер Евы».

Звонки и сообщения от Булатова продолжались несколько суток, рассказывают девушки. «Через несколько дней после Гатчины мне стало намного лучше, и у нас с Юлей возникла мысль поехать на три дня в Карелию, потому что мы больше не могли выносить этих угроз. У нас уже были собраны вещи», — говорит Щукина.

7 мая к Карпухиной и Щукиной пришли с обыском. Девушки отправили сообщения о своем вероятном задержании фем-активисткам и правозащитникам. Когда был сломан дверной глазок, девушки открыли.

— Ужаснее всего с нами общались люди в масках и бронежилетах. У нас дома живет большая собака и один из них достал пистолет и приставил к голове собаки, сказав: «Хороший песик». Это было страшно, — вспоминает Щукина.

У Карпухиной забрали ноутбук и телефон и заявили — уже сразу, — что она подозреваемая по уголовному делу о телефонном терроризме. Щукиной ее статус не разъяснили, ничто не указывало на ее задержание. «Я поддерживала Юлю, обнимала и плакала вместе с ней, собирала ей вещи», — рассказывает фем-активистка. В итоге ее забрали в качестве подозреваемой вместе с Карпухиной.

Координаторка «Ребер Евы» считает, что за ней велась слежка.

— Для меня всё это стало неожиданностью, хотя, как мне кажется, за нами некоторое время велось наружное наблюдение. Я замечала, что меня несколько раз фотографировали в метро и какие-то странные люди стоят во дворе. Я всё списывала на паранойю. Ну и, как я уже говорила, Булатов нас предупреждал, что всё, что мы будем делать 9 мая, будет пресечено. Но дело в том, что мы ничего не планировали делать в этот день, — утверждает Карпухина. Щукина тоже говорит, что не планировала организовывать или участвовать в каких-либо мероприятиях в День Победы.

***

Акцию 9 мая анонсировала петербургская «Весна». В ее преддверии силовики пришли к активистам движения по делу о создании НКО, посягающей на личность и права граждан. Позже их отправили в Москву, где состоялся суд по избранию меры пресечения. Активистка «Весны» Полина Барабаш и бывший пресс-секретарь движения Артем Уйманен стали подозреваемыми по уголовному делу о телефонном терроризме.

Полину Барабаш, также известную по антивоенному перформансу у военного госпиталя, задержали в ночь на 8 мая на домашней вечеринке, сообщало «ОВД-Инфо». Обыск в квартире закончился к 5 утра, девушку увезли в управление МВД Петроградского района Петербурга. «Бумаге» не удалось с ней связаться.

Артем Уйманен утверждает, что уже полтора года никак не связан ни с «Весной», ни с активистской деятельностью. Несмотря на это, днем 8 марта к нему пришли с обыском.

— Это был очень хороший день. Мы с моей девушкой проснулись, заказали доставку, хотели позавтракать и пойти гулять. Она пошла забирать заказ, вышла из квартиры, а там стоят два мужика, как мы поняли, из Центра «Э». Они улыбнулись, а она закрыла дверь. Потом мы заметили под окном микроавтобус. И поняли, что лучше подольше посидеть дома, — вспоминает Уйманен.

Через какое-то время к паре постучались. Написав о визите силовиков родным и друзьям, они впустили сотрудников в квартиру.

В обыске, как и в других случаях, участвовал СОБР. Сотрудники положили Уйманена и его девушку на пол. «У нас попросили технику, спросили, есть ли взрывчатые вещества и наркотики. Они по верхам прошлись, подушки приподняли и на этом всё», — рассказывает петербуржец.

***

Дальше события развивались точно так же, как в марте: отдел полиции, допрос, задержание на 48 часов и ИВС.

Уйманен подробно рассказал, как его допрашивали. «Было примерно 10 вопросов: половина про мою биографию, кто я и где живу, половина — касающихся сути уголовного дела. Тогда же я узнал, что помимо меня по этому делу проходят еще 9 человек», — говорит он. Молодого человека выпустили из изолятора днем 10 мая.

— Следователь уже в отделе полиции что-то пытался шутить, что мы террористы или что-то в таком духе, — вспоминает Уйманен. — Сотрудница Центра «Э» даже оплатила моей девушке такси до дома. Но потом она со мной еще поругалась, что мы такие-сякие… Они вообще почти все убеждали меня, что раз к нам пришли, значит, мы что-то сделали. Для меня это было удивительно, я ничего не сделал и не планировал. В ИВС тоже нормально относились, за исключением слов о том, что нам якобы кто-то платит.

То же на допросе происходило с Карпухиной и Щукиной. Но они столкнулись с проблемами в ИВС.

— Допрос прошел спокойно, вопросы показались нам [с адвокатом] логичными. В изолятор меня отправили уже после полуночи. С Дарой нас разлучили. Так как еще во время обыска нам удалось связаться с друзьями, в ИВС нам передавали еду и другие необходимые вещи. В один из дней неизвестные отправили нам 25 литров воды. Насколько я знаю, так делают, чтобы задержанные не смогли получить передачки, так как есть ограничение по весу. Эти пятилитровки остались там и, надеюсь, спасут кого-то от жажды, — описывает Карпухина.

— Я удивилась, насколько эти люди [задержанные по уголовному делу] рандомные. Со мной в камере сидела обычная девушка — Дарья Абрамова. Она не активистка. К ней просто пришли. То есть вообще не понятно, как выбирают тех, кого задерживать, — говорит Щукина.

Карпухину и Щукину освободили в ночь на 10 мая: отвезли в отдел полиции на фотографирование и снятие отпечатков пальцев, и только после этого отпустили. Изъятую технику им не вернули.

— Я слышала, как сотрудники разговаривали между собой, интересуясь, кто я. Они говорили что-то вроде: «она по политическим». В целом, большинство силовиков были доброжелательными. Я понимаю, что они могут так себя вести, боясь какой-то огласки. Но с другой стороны, чувствовалось, что эти люди понимают, что мы тут ни за что, — говорит Щукина.

Как и другие активисты, Карпухина и Щукина называют случившееся превентивной мерой, а уголовное дело сфабрикованным. «Поскольку феминистки являются самыми активными противницами „спецоперации“, их решили припугнуть и временно лишить свободы в преддверии 9 Мая. У меня нет другой версии, потому что это статья, по которой нас привлекают, абсолютная глупость», — предложила Карпухина.

Уйманен связывает случившееся с тем, что его уже задерживали у Гостиного двора 24 февраля, а также не исключает, что это произошло «из-за каких-то старых заслуг».

— Вероятно, всё это было сделано, чтобы пройтись по всем и закрыть на пару дней. Я, как уже сказал, ничего не планировал, кроме прогулок, — рассказывает Уйманен.

Последствия уголовных дел. Некоторые активисты эмигрировали, но не прекратили работу

Адвокаты активисток и активистов, с которыми поговорила «Бумага», считают, что уголовные дела о лжеминировании, скорее всего, не имеют перспектив.

— Это рычаг давления, — считает Михаил Шиолашвили, защитник Дары Щукиной. — Мое мнение: на этом всё закончится, а дело потеряется в кулуарах следственных коридоров. Понятно, что она ничего не совершала и это будет тяжело доказать. То же самое было с мартовским делом.

— Я предполагаю, что перспективы завершения [уголовного дела] минимальны, — говорит Вера Иванова, адвокат Юлии Карпухиной. — Я исхожу из того, что после задержания большого количества лиц и проведения большого количества обысков, никому не было предъявлено обвинение. Поэтому о его процессуальной судьбе я высказываться не могу, но профессиональная интуиция мне подсказывает, что дело не будет передано в суд.

Тем не менее после обысков и задержания Россию покинули несколько активистов, в том числе фем-активистка Лёля Нордик и зампредседателя ЛПР Рина Мацапулина. Но, несмотря на давление, большинство фигурантов дел остались в стране.

Нордик говорит, что боялась повторного задержания. «Я очень переживала из-за риска „дадинской“ статьи. Поэтому я временно уехала из Петербурга и пересекла границу России», — рассказывает фем-активистка.

Мацапулина тоже уехала — в Армению. Свой отъезд из России она рассматривает как «временное решение, связанное с ужесточением законодательства в РФ», и планирует и дальше заниматься политикой.

— В моей голове нет и не было мыслей об эмиграции, Россия — моя страна, моя родина. С ней я связываю свое будущее. Однако те дни, что я провела в ИВС, ясно дали мне понять, что времена изменились, — объясняла она в твиттере.

Дарья Хейкинен заявила, что, несмотря на мартовские события, не планирует покидать Россию и прекращать работу над возглавляемым ею движением. «Я очень люблю свою страну, своих друзей и близких. Поэтому уехать — это будет для меня очень большой потерей», — заключила активистка. «Бумага» писала, что давление на нее продолжилось в конце марта: под дверь квартиры Хейкинен положили кучу навоза и на самой двери написали «Предатель».

Артем Уйманен, координаторка «Ребер Евы» Юлия Карпухина и фем-активистки Дарья Щукина и Паладдя Башурова также сообщили, что не готовы к переезду из России.

— Я не хочу, чтобы моя страна выгоняла меня. Мне нравится говорить на русском языке, я чувствую себя частью русской культуры. Я не знаю, наказывается ли у нас мыслепреступление, но после задержания я не поменяла свое отношение к происходящему, — объясняет Карпухина.

— У меня здесь учеба, работа и подруги. Я надеюсь, что от меня и Юли отстанут, что это кончится. Сейчас за нами продолжают следить, я вижу в своем дворе сотрудников Центра «Э», когда выхожу из дома, — говорит Щукина.

— Пока я не хочу покидать Петербург, потому что, как мне кажется, я плюс-минус в безопасности. Разумеется, меня могут по какой-то другой статье привлечь. Наверное, я к этому морально готова. Если вообще к этому можно быть готовой. Переставать заниматься этой деятельностью… Кажется, что это то, что они от меня хотят, — признается Башурова.

***

Несмотря на давление со стороны силовиков, антивоенные выступления в России продолжаются. Акция «Весны» 9 мая «Они воевали не за это» всё же состоялась — десятки людей, в том числе петербуржцы, вышли на акцию «Бессмертный полк» с портретами ветеранов и антивоенными подписями.

«Феминистское антивоенное сопротивление» провело 9 мая акцию «Женщины в черном», одну из петербургских участниц задержали — за то, что она сидела на Невском проспекте с белой розой и книгой Светланы Алексиевич «Цинковые мальчики». Движение запустило газету-самиздат «Женская правда» с инструкциями для матерей срочников и историями женщин, выступающих против войны.

По подсчетам «Новой газеты. Европа», за последние два месяца на протестующих завели 16 тысяч дел — это больше четверти от всех дел против активистов за последние 10 лет.