Мария Тычинина с 2017 года ведет блог, в котором публикует истории живших в XIX–XX веках петербуржцев. Из старинных открыткок, найденных на барахолках и в антикварных магазинах, она узнает имена, адреса и факты из жизни своих героев, после чего расследует их истории в архивах.
Тычинина рассказала «Бумаге», как возник проект From Past With Love, какие истории можно узнать из дореволюционных открыток и полевой почты и что ей писали потомки героев, чьи истории она расследовала.
— Как вы стали заниматься расследованиями по открыткам?
— Проект From Past With Love начался с того, что мы с молодым человеком пошли на легендарную барахолку на Удельной и купили несколько открыток в мою коллекцию. Среди них была открытка «Мы приносим счастье» с изображением фарфоровых слоников. Позже я стала ее подробнее рассматривать и поняла, что не знаю адреса, который там написан, хотя неплохо ориентируюсь в Петербурге.
Я начала из интереса его изучать и выяснила, что там жила семья священнослужителей, а все жители дома погибли в блокаду. Эта история не опубликована, но с тех пор мне было просто не остановиться: я стала специально покупать открытки, чтобы их исследовать.
Вскоре я начала использовать генеалогические методики в расследованиях. Затем решила усилить свои знания — и пошла в школу генеалога России Аллы Владимировны Краско, которая работает в РНБ и ведет этот курс.
Над моим увлечением открытками там некоторые посмеивались. Но по результатам выпуска Краско предложила мне вступить в члены Русского генеалогического общества. В итоге вышло так, что я, уже находившаяся в обществе серьезных исследователей, погрузилась в него больше, а вокруг меня появились генеалоги со стажем более 30 лет.
После окончания школы я чуть ли не поселилась в архивах и изучала документы тоннами: анализировала их, делала себе выписки — в общем, занималась методологической работой, нарабатывая опыт. Открытки очень сильно развивают. Каждый раз новая задача с минимумом данных: адрес, имя-отчество человека и дата.
Теперь я регулярно выступаю перед членами Русского генеалогического общества и пытаюсь говорить с более широкой публикой. Некоторые меня ругают: советуют взяться за «более серьезную работу» вроде мемуаров известных людей. А я обожаю открытки и ничего не могу с собой поделать. Мне нравится, когда исходных данных мало. Думаю, открытки — очень недооцененный источник информации для генеалогов.
Образование у меня историческое. Официально моя профессия звучит как «регионовед Восточной Европы». По специальности мне было некуда устроиться, поэтому я работала сначала на «Радио Зенит», а затем на видеоканале «Железный рейтинг» как журналист.
Мне всегда были интересны история и генеалогия, но напрямую я ими не занималась до того, как увлеклась открытками. Вскоре после этого я сменила работу, начав консультировать людей по генеалогии.
— Вы сразу же завели свой блог и стали выкладывать туда истории?
— Долгое время я делала всё для себя. На личной странице я делилась историей зданий, своей родословной. Но при этом аккаунт был заточен под рабочие цели для «Железного рейтинга» — так что многое там было также и для качков.
Однажды мой шеф с «Железного рейтинга» сказал: «Заведи себе уже отдельную страницу [для публикаций об истории зданий и о родословной]. Ты же понимаешь, что здесь это никому не интересно». Он был прав, качкам это неинтересно.
Примерно к началу 2017 года желание делиться найденным превысило убеждение, что это никому не интересно, — и я создала отдельную страницу. Тогда я наткнулась на аккаунт [блогера-краеведа] Максима Косьмина, на которого в то время было подписано 5 тысяч человек, — и вдохновилась. Как оказалось, это кому-то может быть интересно.
На меня потихоньку стали подписываться люди, стали обращаться за помощью в расследовании своих историй. Я долгое время не соглашалась, так как считала, что не имела права.
Для продвижения я сначала ничего не делала. В итоге, конечно, покупала таргетированную рекламу и так далее.
— Какими были ваши первые расследования и возникали ли сложности из-за небольшого опыта?
— Сначала были очень смешные расследования, которые я до сих пор дорабатываю и которые мне иногда хочется спрятать. Так всегда бывает: когда ты новичок, то очень сильно к чему-то стремишься, а потом, когда у тебя становится больше опыта, это выглядит забавно. Информацию по первой открытке — о доме семьи священнослужителей — я искала только в интернете. По другой — о семье Рейн — тоже сначала лишь по открытым источникам.
Хотя я смогла тогда найти достаточно много информации, в будущем мне всё это пришлось переделывать, засев в архиве.
Одна из первых историй — о служащем Гапликове, работавшем в XIX веке на заводе по производству ценных бумаг, — была сделана полностью с помощью архивов. В интернете на тот момент о них ничего не было, а по архивам мне удалось установить судьбу отца и отследить историю дочерей.
Сейчас я нечасто использую интернет-поиск в исследованиях. Всё время держу в уме, что он очень расслабляет и дает ограниченное представление о теме. Сейчас первое, куда я иду, — это архив, потому что там — например, в случае с распространенными фамилиями — можно найти больше информации, чем онлайн.
— Как вы выбираете, какую историю расследовать, а на какую не обращать внимания?
— Сейчас у меня много способов получать открытки. К барахолке на Удельной — по-прежнему моему любимому месту — присоединились различные букинистические, антикварные магазины и интернет-продавцы. К тому же мне присылают открытки некоторые подписчики. Последний раз, когда я считала свои открытки, их было около 300 штук.
Раньше я выбирала исключительно петербургские истории, потому что достаточно хорошо разбираюсь в документах местных архивов. Для меня было важно, чтобы там были «маячки»: имя, фамилия, отчество, адрес. И, безусловно, должно было быть интересно.
Сейчас я могу позволить себе исследовать почти любой регион, если мне это интересно. При этом, конечно, не все открытки поддаются изучению: например, сложно изучать те, где не указан адрес. У меня были исследования без адреса по высокопоставленным людям, но если это, например, крестьянин Иван Петров, — без адреса будет сложно. Хотя в действительности нужны как минимум имя, фамилия и дата, с этим уже можно работать.
— Чем различаются расследования историй представителей разных сословий: крестьян, дворян, духовенства и других?
— У меня есть опыт расследования историй людей всех сословий и всех вероисповеданий, исключая раскольников и магометан. Для всех них необходимы совершенно разные методики поиска. У каждых были свои документы, они иногда хранятся в разных местах.
Искать дворян, духовенство, купцов легче всего, потому что по ним сохранилось больше документов: от даты рождения и смерти до подтверждения дворянского звания. Не везде, конечно (например, во Владимире документы по дворянству почти все уничтожены — их сожгли).
По крестьянам меньше документов и они менее структурированы. Но это не значит, что нельзя найти ничего интересного. Бывает очень много классных дел. Я находила и подробные биографические описания жизни крестьян. Правда, в основном [их создавали] по отрицательным поводам.
— Вы в основном расследуете истории людей, живших в конце XIX — середине XX века. Почему?
— Если мы изучаем открытки, то ограничены примерно 1900 годом: одна из первых поздравительных карточек была создана в 1892 году, у меня нет тех, что старше 1898 года. Они появились в России достаточно поздно, хотя раньше и были открытые письма (с картинкой, сзади которой был написан адрес с датой).
Сейчас я также стараюсь выкупать полевую почту — например, времен Великой Отечественной войны. Чтобы показать, как действительно обстояли дела в то время. Исследовать ее интересно, но сложно — из-за закона о защите личной информации, который ограничивает доступ к документам моложе 75 лет. Например, если я захочу посмотреть дело человека от 1945 года, мне его не выдадут. Доходит до смешного: в домовой книге из архива страницы до 1944 года могут быть открыты, а после 1945-го — заклеены.
— Сколько времени уходит на одно расследование?
— Бывает быстро, бывает — больше года. Например, с Гапликовыми мне очень повезло — я управилась за пару месяцев, потому что на них были все документы в хорошем состоянии. А в случае с запутанными делами, например [делами] крестьян или мелких предпринимателей, сложнее, так как сохранилось мало информации.
— С вами хоть раз связывались потомки людей, чьи истории вы расследовали?
— Удивительно, но действительно писали. Я всегда мечтала об этом: очень важно узнать «развязку». Я надеялась, что потомки могут в случае чего поправить меня и рассказать, что произошло в том времени, которое я не могу изучать.
Как-то мне написал человек по фамилии Рейн. Но когда я предложила ему документально подтвердить какие-то факты, он исчез. Видимо, он закрутился или был недостаточно мотивирован, чтобы что-то искать.
А через какое-то время на меня вышел еще один потомок Рейнов, который всё подтвердил. Он предоставил мне дополнительные документы, рассказал то, о чем я не знала. Правда, открытку я ему не отдала — об этом предупреждаю заранее всех родственников, — так как она мне нужна для дальнейших исследований.
Сейчас на меня вышли еще несколько потомков одной семьи, которых я пока не могу называть. Я бы очень хотела, чтобы мне писали больше потомков семей, ведь вместе мы могли бы больше узнать.
— А были ли случаи, когда вас приходилось поправлять?
— Нет, я всегда была очень дотошной, но раза два незначительные замечания делали.
Например, до публикации исследования по Рейнам я работала с ним сама, а затем узнала, что моя коллега, член Русского генеалогического общества 1998 года Татьяна Мартенс сделала исследование по всей их родословной. Хотя по человеку, который был нужен мне, информации было немного, мне всё равно очень повезло. Выяснилось, что у нас не совпал лишь один маленький факт. В итоге мы дополнили исследования друг друга.
Если я в чем-то не уверена, я это не публикую. Но при этом жду критики от моих подписчиков. Мне нравится, если поступают адекватные замечания. Сейчас мне, например, пишут о том, что необходимо указывать источники, но формат инстаграма не позволяет этого делать. Я работаю над этим.
— Какие есть «подводные камни» в таких исследованиях? Что нужно учитывать, например, тем, кто хочет расследовать историю своей семьи?
— «Подводных камней» много, так как все случаи индивидуальны. Любой исследователь, который занимается крестьянами, сталкивается с тем, что иногда фамилий [в деревнях] не было, а было лишь имя и отчество, которое в дальнейшем становилось фамилией. Также фамилии могли образовываться от ярких черт характера, привычек, местоположения. Часто бывает, что исследуешь семью в городе — фамилия есть. А переходишь [к их родственникам] в деревню, и фамилия исчезает.
К тому же люди меняли фамилии. Например, во время Первой мировой войны избавлялись от немецких фамилий и имен, потому что страна воевала с Германией. А вот если меняли официально, уже в советское время, [для исследователей] есть фонд в ЦГА.
Ряд документов находится под законом о защите персональных данных (их просмотр всеми желающими возможен по истечению 75 лет; для документов ЗАГСа — 100 лет), их можно получить только при документальном подтверждение родства. Сбор этой «цепочки» потребует определенного времени. Доказать родство необходимо и для просмотра дел репрессированных. Также трудности здесь возникают, когда пытаешься получить сведения из «засекреченных» документов, например, на сестру деда.
Еще один минус — документы нелегко сохранить. Бывает, они не сохраняются вовсе или сохраняются плохо. Бумага вместе с чернилами выцветает, кусочек где-то может быть вырван.
К тому же при поисках можно столкнуться с полным однофамильцем, у которого будут совпадать даже примерные даты жизни. Я знаю случаи, когда люди десять лет шли по неправильному пути, изучая не свою родословную, и по какой-нибудь мелкой зацепке понимали, что это не их человек.
— Бывали ли случаи, которые вам не удалось расследовать?
— У меня есть переписка между крестьянкой — владелицей колбасного магазина и неким Альфредом, по всей видимости, путешествовавшим по Азии. Я нашла документы, перелопатила много информации — это расследование меня здорово истощило. По ниточкам собрала, что имелось. И даже опубликовала что-то.
В итоге я застопорилась на том, что нашла дело владелицы колбасного магазина и дело ее однофамильца, где единственная зацепка — это яркая индивидуальная прописная заглавная буква «Д», похожая на треугольник. А больше документов нет.
В будущем я хочу показать графологу документы, чтобы она сверила по подписи эти документы с открыткой. Тогда, возможно, смогу что-то найти. Я уже потратила на это расследование около года, а желаемого результата всё еще нет.
Еще одна история связана с моей родословной по материнской линии. Мои корни уходят в деревню Судогду около города Владимира. Они мещане — но в тех документах, где они должны быть, ничего нет. Я перелопатила огромное количество материала, в том числе и исповедальные ведомости по 600 листов с угасающим текстом.
— Какие расследования вы считаете наиболее проработанными?
— Сейчас моя любимая работа — это история семьи придворного музыканта Рафанского. Я их долго исследовала, проверила все московские и петербургские архивы, это далеко не дилетантская работа. Каждый факт документально подтвержден. Даже [прописанная в тексте] деталь, что человек идет, — взята из книги, в которой описана смерть героя расследования..
Также люблю расследование про Рейнов, о котором мы говорили.
А остальные самые любимые еще не опубликованы. Впереди, например, расследование про архитекторов.
— Сейчас вы больше занимаетесь собственными исследованиями или консультациями?
— На свои исследования уходит больше времени. В будущем я хотела бы заниматься научной работой, исследовать истории. При этом стоит понимать, что я не составляю родословные на заказ клиентам. Я прорабатываю стратегию поиска — на это может уходить несколько месяцев. Сейчас с коммерческой деятельностью я стараюсь закончить.
Мне хочется оставить после себя как можно больше наработок, методик поиска. Я стараюсь составить методологию по изучению разных специальностей, а также работаю над тем, чтобы исследовать не только историю адресата, но и отправителя. Думаю поступать на второе высшее, чтобы набрать побольше академических знаний.
— Как вам кажется, как ваши исследования могут помочь людям?
— Я всегда переживала, что люди не интересуются историей. А когда человек сам исследует свою родословную, приходится перелопачивать большое количество прикладного материала. Если вы исследуете жизнь предка, воевавшего в Первую мировую, нужно будет почитать про Первую мировую. Если он жил в деревне, придется изучить историю края. Так появляется интерес, который позволяет не вестись на альтернативную историю или подобное. У исследователя формируется четкий базис.
Когда я заметила, что мой блог интересен людям, то поняла, что могу помочь им увлечься своей родословной и, как следствие, историей.
Хочется привлекать больше людей к этой теме. Так что сейчас мы вместе со студентами СПбГИКиТа, например, делаем документальный сериал по расследованиям историй семей.
Если вам понравилось и вы хотите получать письма с историями петербургских домов, подпишитесь на тематическую рассылку «Бумаги»
