Татьяна Палыга и Александр Бондарь
Как петербургские фотографы открыли студию в Берлине, чтобы выпускать собственные издания
Татьяна Палыга: Мы с Сашей [Бондарем] учились в школе фотографии в Петербурге и вместе выпустили наши первые книжки со снимками: мою — «Бесцветные дни» и Сашину — «Так или иначе». Потом возникла идея журнала «Зоопарк», в котором мы планировали размещать наши фотографии. Первое издание выпустили в 2013 году в Петербурге. Напечатали копий двадцать, переехали в Чехию и подготовили второй edition. В 2016 году мы уже официально назывались Zoopark Publishing.
Александр Бондарь: Было понятно, что нам нужна какая-то платформа: мы планировали много изданий. Параллельно думали о месте, которое совмещало бы в себе функции галереи, книжного магазина и студии, где можно работать. Мы сразу подумали про Берлин — это город с достаточно разумными ценами на аренду и, как казалось, подходящей аудиторией.
Мы прожили в Чехии еще два года, выпустили десяток изданий и затем решили попробовать запустить проект в Берлине. Помещение оказалось найти не так легко. В процессе поиска мы в фоновом режиме занимались своими публикациями, пока не подвернулся удачный вариант.
Это было место для работы, где мы проектировали и изготавливали наши издания. На стенах висели принты для продажи, была полка с зинами (малотиражными изданиями, сделанными вручную, которые выпускает Zoopark Publishing — прим. «Бумаги») и книгами. Там мы провели несколько мероприятий и концертов.
ТП: Наша студия оказалась единственным на тот момент магазином и галереей в Берлине, которая представляла современных русских авторов, работающих с фотографией. C запуском нового зина мы провели здесь мою выставку — с видеопроекциями и прямой трансляцией эмбиент-сета музыканта из Снежинска.
Зачем печатать издания тиражом в 50 экземпляров и кто покупает зины с фотографиями в Германии
АБ: В основном мы делаем то, что можно назвать personal documentary photography: снимаем происходящее вокруг нас.
ТП: Каждый из нас также работает над долгосрочными проектами — и в России, и в Европе. Например, я снимаю проект про Череповец, мой родной город, а Саша делал проект о чешских микрорайонах 50–80-х годов постройки.
АБ: Поначалу нам было достаточно делать интересные изображения и рассматривать их на экране, но потом оказалось важным и физическое измерение: интересно, когда получается объект, который зритель может унести с собой.
Зины стали распространенным явлением очень давно, сейчас они пережили очередное рождение и даже, наверное, новую смерть. Я бы сказал, что мы создаем тиражные арт-объекты. В зависимости от конкретного проекта это может быть как более или менее традиционный набор фотографий в некоторой последовательности, так и более сложно сконструированный объект.
ТП: Нашей идеей было [иначе] показать фотографии. Для выставки чаще всего нужна галерея и определенное оформление, на что может потребоваться немалый бюджет, а создавая зины, ты чувствуешь себя свободнее. В цифровом же виде фотографии не уделяют заслуженное время. Люди воспринимают изображения в потоке информации, пролистывают их, а когда они напечатаны на бумаге, это придает фотографиям вес и какое-то значение.
Зины — это не просто каталоги или альбомы, состоящие из набора картинок, а авторское высказывание, в котором важна любая деталь, будь то последовательность или форма.
Мы печатаем книги прямо дома на струйном принтере или в типографиях. Средние тиражи — 25–50 экземпляров.
АБ: В основном наши книги покупают коллекционеры, которые собирают малотиражные издания, либо художники и студенты, которые могут потратить 15–20 евро на зин поменьше размером. Для нас неплохие продажи на книжной ярмарке — это десять книг. Двадцать книг в месяц — это уже хорошо.
Как живут художники в Берлине и почему пришлось закрыть студию зинов
ТП: В Берлине можно встретить много людей из художественных кругов и гораздо больше галерей, чем в той же Праге. Как художники мы чувствуем себя здесь совершенно свободно: в Берлине очень много возможностей и инфраструктуры, подготовленная и открытая ко многому публика.
Вместе с тем тусовочный город хорош для туристов, но когда ты живешь в этом постоянно, становится сложно сосредоточиться на работе. Здесь я поняла, как важно уметь организовать свою работу.
АБ: Мы открывали студию по краткосрочному контракту и спустя три месяца взяли паузу. В финансовом плане наши ожидания не оправдались: продажи не окупили даже аренду, но, как мы слышали уже от многих, в Берлине люди не так охотно тратят деньги.
В принципе, зины как таковые делать очень легко: тираж в копицентре может стоить около тысячи рублей. Сложности возникают при дистрибуции. Думаю, в Петербурге с продажами было бы еще печальнее.
ТП: Сейчас мы параллельно работаем и вкладываем деньги в наши книжки, а также участвуем в фестивалях. В этом году мы посетили около десяти мероприятий. Участвуя в зинфестах — например, в Berlin Zine Fest в 2017 году — мы выделялись, потому что общая масса зинов — это иллюстрации и тексты, а у нас были зины со снимками. Сейчас мы работаем выездами [на фестивалях и книжных ярмарках] и в домашнем офисе.
АБ: На самом деле, опыт в Берлине был отличный. Пожив здесь, мы не ожидали большего — нам просто не хватило энергии и задора. Насколько мы знаем, в Веддинге (одном из районов Берлина — прим. «Бумаги») есть программы поддержки художников, позволяющие получить помещения в аренду за небольшие деньги — около 200 евро. Один из дальнейших вариантов — попробовать подать заявку и подключить побольше людей, чтобы проводить выставки, иметь студию, склад и место для мероприятий.
А в ближайших планах — просто продолжать издание наших книжек и работать над нашими персональными проектами, находясь между Берлином и Прагой.
Сид Фишер
Как в Берлине появился бар The Hat — в респектабельном районе для «бывших тусовщиков»
— Мы изначально хотели открыть заведение в Берлине. Оказалось, что здесь не столь богатый выбор помещений, в которых можно шуметь ночью: ты либо соглашаешься на неудобные окраины, либо перестаешь капризничать на районе.
Больше всего нам подошло место в Шарлоттенбурге. Это респектабельный район, в котором живут бывшие тусовщики 80–90-х. Там же находятся наиболее старые джазовые заведения — A Train, Quasimodo. Было ясно, что в этом районе больше публики, которой интересен джаз, [чем в остальных частях города].
Наша берлинская «Шляпа» (открылась в 2015 году; сооснователь — Билли Новик — прим. «Бумаги») строилась совсем иной, чем в Петербурге. Она в значительно большей степени американская, барная, нежели The Hat на Белинского. Но «Шляпа» — по-прежнему «Шляпа»: дух тот же самый — антураж другой.
Берлин — это совсем не Германия. Это отдельная страна, интернациональный мегаполис. До него недолго лететь [из Петербурга]: выйдя из дома, ты оказываешься в Берлине через три с половиной часа и стоишь куришь, перед тем как сесть на автобус. Такое ощущение, что приехал в Купчино, а там все говорят на каком-то странном языке. Приезжая на автобусе в Шарлоттенбург, который называется в народе «Шарлоттенград» еще со времен Бунина и Набокова, слышишь русскую речь — и ощущение, что ты уехал из страны, пропадает окончательно.
Как открыть заведение в Германии и разобраться с местными правилами и бюрократией
— Сложностей с открытием бара здесь не меньше и не больше. Они просто другие. В России ты в основном сталкиваешься с чиновничьей неразберихой и противодействием властей во всем. Как только ты приносишь им одну бумажку, тебе дают десять; как только разбираешься с десятью, — дают двадцать.
В Берлине совершенно иначе построена система взаимодействия между тобой и властями. Она основана на том, что ты [априори] хороший парень: тебе верят. Смешной пример: мой налоговый оператор посоветовал мне завести кассовый аппарат. Я спросил, насколько это нужно. Он: «Можно этого не делать. Но тогда вырастет вероятность того, что к тебе придет налоговая». — «А как они нас будут проверять?» — «Не волнуйся, найдут как. Но это им придется доказывать, что у тебя нарушения, а не тебе — что ты прав».
Несмотря на то, что дела с бюрократией обстоят значительно легче, существуют другие правила, которые невозможно обойти. В Берлине всё, что связано с работой с контрагентами — в первую очередь, строителями, — делается в десять раз медленнее. Никакая кулибинщина, на которой построены все бары в Питере, здесь просто невозможна. В Берлине это безумно дорого, и, как правило, ты всё равно получаешь не то, что хочешь: из-за языкового барьера и существенной разницы в культуре чертежей.
Подход к согласованию помещений также другой. Например, [у бюро по строительству] есть требование: туалет для инвалидов. Общая площадь нашего помещения 100 квадратных метров. Я говорю: «Ребята, если я по вашим ГОСТам сделаю туалет для инвалидов, который занимает 8 квадратных метров, то бар превратится в общественный туалет». — «Тогда нужно заручиться согласием инвалидных организаций в вашем районе». В итоге они сами это сделали и вся беда обошлась мне в 200 евро, которые нужно было перевести пожертвованием на инвалидное общество. В России подобная проблема привела бы к переписке, затянувшейся как минимум на два месяца.
Чем барная культура Берлина отличается от петербургской и кто ходит в немецкую «Шляпу»
— Аудитория сильно зависит от сезона, хотя в целом это место для людей в возрасте 30+. Если в Питере сезон — это лето, то в Берлине — осень и ранняя зима. В сезон к нам чаще всего ходят постоянники, летом же основная часть гостей — туристы, которые живут в гостиницах неподалеку. В Берлине большой процент нашей публики составляют жильцы района. Например, человек вышел погулять с собачкой — и зашел бахнуть пару джин-тоников.
В Берлине, как и во всей Германии, гораздо более свободное отношение к алкоголю, чем в России. Местная публика, как правило, пьет меньше, но чаще.
Если у нас [в России] люди почти не пьют на рабочей неделе и уж подавно днем, то в Берлине это вовсе не так. Я бы не сказал, что здесь существует драматическое различие между вторником и пятницей, которое можно встретить в Петербурге: когда приходишь во вторник в бар — и там пусто. Многие бары в Петербурге работают исключительно по четвергам, пятницам и субботам. А в Берлине выручка за вторник может оказаться больше, чем субботняя.
В России абсолютно отсутствует культура аперитива: люди пьют там же, где едят. Никто в Петербурге не зайдет в бар пропустить стаканчик перед ужином (под ним я подразумеваю трапезу, которая у нас случается в 6–7 часов вечера, а в Берлине — скорее, в 8–10).
Состав наших берлинских гостей интернационален — большое количество экспатов. Если говорить о возрастном составе, то более пожилые люди — это немцы, если молодежь — романо-, испано- и германоязычная (в том числе австрийцы, шведы, швейцарцы). В Берлине также живут большие комьюнити англичан, шотландцев и американцев.
Как бар в Берлине становится модным и для чего объединяются владельцы заведений
— Если в Питере каждую неделю проходит 20 культурных мероприятий, и [джазовый концерт] в «Шляпе» — одно из них, то в Берлине каждую неделю проходит две тысячи, на фоне которых «Шляпа», естественно, теряется. Когда выбор значительно шире, то публика куда более взыскательна.
В Питере можно стать модным просто благодаря грамотной рекламе, но в Берлине это не работает. Здесь можно стать модным только со временем, даже если у тебя очень классное заведение. Если есть места, в которые ты привык ходить, зачем идти в новые? В этом плане берлинская публика более консервативна. Там нам понадобился как минимум год. Сейчас мы входим в топ-10 лучших баров в Берлине.
В России отношение гостя к заведению более потребительское. В Петербурге гораздо сложнее объяснить следующее: если уж ты пришел послушать музыку, то встань и постой, не мешая тому, кто пришел выпить, либо закажи себе стаканчик. В Берлине же не принято приходить в бар и не пить, занимая место.
Я не жалуюсь на питерского гостя — просто такое часто случается в «Шляпе»: люди приходят послушать джаз бесплатно. С одной стороны, я это поддерживаю, с другой стороны, это совсем не приносит мне денег, а по пятницам и субботам даже отнимает — потому что внутрь не могут войти люди, которые с удовольствием бы оставили рублик за стаканчик и поддержали бы этим музыкантов.
В Берлине возможна самоорганизация граждан — и в том числе владельцев баров. Например, они отбили право курения: если в заведении не подают еду, там можно курить. Я считаю это абсолютно замечательным. Во-первых, это победа инициативной группы людей над интересами бюрократии, что, конечно, восхитительно. А во-вторых, бар — это место, где употребляются легальные наркотики. Табак у нас еще не запрещен. Я сам не очень люблю работать в накуренном помещении, это тяжело. Но у каждой работы своя специфика.
Ольга Штайдль
Генеральный директор немецкой штаб-квартиры Skyroam
Как фрилансер запустила в Берлине стартап, выпускающий устройства для раздачи Wi-Fi
— Я живу в Берлине пять с половиной лет, до этого успела пожить в Австрии и Швейцарии. Я планирую оставаться здесь: это мой дом — во всех его проявлениях.
Изначально я приехала сюда как фрилансер. Когда мне нужно было впервые открыть свое юридическое лицо, я вообще не понимала, как это сделать: какой уставной капитал мне нужен, какая форма юридического лица. Тогда мне помогла коллега, которая гениально понимает все эти моменты.
В какой-то момент ты просто набираешь армию людей, которые могут тебе помочь: страхового агента, специалиста по бухгалтерскому учету. Я понимаю, что никогда не смогу разобраться во всех этих тонкостях до конца и постоянно буду нарываться на подводные камни, как и в российском законодательстве.
Skyroam, которым я занимаюсь сейчас, был запущен на американском рынке: это стартап, выпускающий переносные устройства для раздачи Wi-Fi в путешествиях. Два с половиной года назад мы планировали открыть офис в Европе и выбирали между Лондоном и Берлином.
Мы пришли к выводу, что самый большой туристический рынок — немецкоговорящий. Кроме того, нам нужно было место, где можно было бы нанимать сотрудников, владеющих разными языками, — например, для службы поддержки. Значит, мы могли либо поехать в многонациональный город, либо привезти людей. Везти людей в Лондон очень сложно из-за визового режима. В Берлине же работает агентство Berlin Partner: они помогают стартапам с визовым режимом. На то, чтобы сделать сотрудникам рабочие визы, у нас вместо месяцев ушло недели две.
Стоимость ведения бизнеса в Лондоне и Берлине тоже совершенно разная. В Берлине всё это в три раза дешевле — зарплаты, офисы, логистический центр.
Как в Германии относятся к увольнению сотрудников, страховке и походам в суд
— Сложности с бизнесом есть всегда [в любой стране] — вопрос в том, какие сложности ты себе выбираешь.
Например, найм и увольнение сотрудников. Есть список определенных вещей, которые я должна сказать при увольнении. Скажем, если человек не выполняет свои обязанности, я должна объяснить, какие именно. В некоторых немецких контрактах можно встретить срок увольнения шесть месяцев, что неправильно, ведь люди вынуждены так долго терпеть друг друга [после решения об увольнении].
Другой пример: когда я впервые столкнулась с повесткой в суд, я приняла это близко к сердцу. Русскому человеку кажется, что суд — это последняя инстанция, в которую люди обращаются, когда не могут договориться. Однако с немецкой точки зрения это нормально. Здесь это, наоборот, первая инстанция. Так здесь решаются проблемы, к этому просто нужно быть готовым. И обезопасить себя так, как это делают местные: купить страховку, найти юриста, купить страховку для юриста. В Германии предусмотрена страховка для всего — даже у моего кота есть страховка.
Как «немецкий менталитет» проявляется в работе и общении
— Мой любимый пример — Facebook. С человеком можно пять раз встретиться вживую, пообедать, — и месяц на третий он тебе скажет, какой у него ник в Facebook. Установка такая: «Не надо добавляться, это мое личное пространство, мы просто знакомые, а не друзья».
Немцы долго учатся, очень четко следят за количеством времени, которое они проводят на работе, не любят сходиться со своими коллегами в неформальной обстановке. Вкусности из поездок, как русские, никто не привозит. Но с таким отношением нельзя работать в стартапах. Нужно впахивать — вместе с командой, которая тебе доверяет. Поэтому у нас задерживается мало немцев, им тяжело это дается. Большинство наших сотрудников либо родом не из Германии, либо немцы наполовину. В основном у нас работают восточные европейцы, потому что в Берлине живет очень много поляков, русских, эстонцев, литовцев и так далее.
Еще один момент: немцы очень часто берут больничный — причем с каким-нибудь условным насморком. А восточные европейцы до последнего сидят больные на работе. Им мне приходится объяснять, что нужно отдыхать, а немцам — что не надо брать больничный, если ты не больной.
Несмотря на то, что я разговариваю на немецком с шести лет и какое-то время училась в немецкой школе, я многое не понимаю. Например, не могу уловить смысл каких-то шуток, хотя знаю все слова. А немцы, например, не понимают шуток из КВН. Это связано с тем, что чужую культуру нужно впитывать с детства — вместе с первыми сказками и мультфильмами.
