Отдел исследований «Бумаги» вместе с JetBrains провел исследование, чтобы выяснить, почему в физико-математических школах девочек учится меньше, чем мальчиков, и что может изменить ситуацию. Мы поговорили с преподавателями, ученицами и их родителями. Исследование длилось 7 месяцев, охватило 6 самых сильных физико-математических школ Петербурга и 113 человек.
Чтобы рассказать о главных выводах этой работы, редакция «Бумаги» сделала спецпроект — с историями выпускниц и родителей, отдавших дочерей в физматлицеи, интервью с психологом и самими авторами исследования.
Почему педагоги ценят девочек за аккуратность и послушность, а мальчиков — за ум и волевые качества, как учебники и развивающие книги формируют гендерные установки детей и каким образом воспитание влияет на выбор профессии?
Психолог Мария Сабунаева провела исследование и разработала карту наблюдений, с помощью которой можно следить за поведением учителей на уроках. Она рассказывает, как в школе проявляется гендерное неравенство и можно ли бороться со стереотипами среди преподавателей.
— Вы проводили вебинар, посвященный гендерным стереотипам, для учителей, которые готовят девочек к олимпиадам по информатике, математике и физике. Какие проблемы чаще всего называли сами учителя?
— Они говорили, что сфера образования сильно пересекается со сферой семьи. Что лично они готовы образовывать и девочек, и мальчиков, но часто нет поддержки от семьи — и им приходится взаимодействовать с родителями и объяснять, почему девочке есть смысл продолжать ходить в математический кружок. Мы обсуждали, через какие каналы можно показывать родителям примеры. Вот, например, девочки победили, но насколько широко разошлась информация? Да, были публикации в соцсетях (например, в группе родителей учеников — прим. «Бумаги»), но просмотров было гораздо меньше, чем по другим темам. Если педагоги рассказали бы о тех девочках, которые уже поступили в хорошие престижные вузы, уже устроены в жизни и хорошо зарабатывают, то, возможно, родители бы тоже с большим энтузиазмом поддерживали дочерей в этом вопросе.
Сами педагоги, поскольку они были вовлечены в этот проект, в основном не демонстрировали какой-то крайней гендерной стереотипизации.
— Как гендерная стереотипизация может проявляться в поведении преподавателей?
— Я могу как эксперт сказать: только из того, что педагог счел, что он уделяет одинаковое внимание мальчикам и девочкам, не следует, что это действительно так. Один из инструментов, который я создала для исследования, это карта наблюдений, где можно по конкретным пунктам обращать внимание на то, что происходит. Есть очень хорошая статья кандидата психологических наук Людмилы Поповой о гендерной социализации. И она в ней пишет о наблюдениях за учителями и детьми на уроках. Например, о том, что учителя быстрее реагируют на поднятую руку мальчика, что мальчику дается на ответ больше времени, чем девочке, потому что считается, что мальчик может быстро сообразить, а девочка, если не знает, то не знает.
Есть такие вещи, которые педагог сам в своем поведении может не отмечать: педагоги — это тоже продукты гендерной социализации, как и мы с вами. И поэтому, чтобы заметить какие-то вещи, педагогу нужно надеть на себя «гендерные линзы»: рефлексировать, смотреть, как на него действует система.
Еще мы занимались анализом учебных материалов. Открыли учебник по математике 5-го класса — на внутренней обложке нарисованы пять людей, из них четверо взрослых мужчин и один мальчик. Это чистое послание: «Девочка, математика не для тебя, уходи отсюда». Но никто обычно не обращает внимание на картинки в учебнике математики. Хотя дети обращают, пусть и вскользь. Это отпечатывается, впитывается, но не осознается и никакой критике не подвергается. Мы стали с учителями анализировать учебные материалы, и они были в шоке от того, сколько таких гендерных стереотипов мы просто не видим. Нам кажется, что мы решаем какие-то задачки, а попутно нам рассказывают про гендерное устройство общества в стереотипном виде.
Просто те, кто составлял задачи, не ставили перед собой цель как-то гендерно их корректировать. А поскольку они опять же продукты гендерной социализации, то у них получалось гендерно-стереотипное оформление — «фантики» для этих задач.
— Расскажите подробнее про карту наблюдений.
— Карта наблюдений — это карта, в которой есть пункты, за которыми вы будете наблюдать. Их должно быть измеримое количество, потому что как исследователь вы не можете наблюдать за 30 пунктами одновременно. Их может быть пять-семь.
Этот инструмент помогает объективно исследовать реальность. Потому что если я сяду и просто буду смотреть, как проходит урок, то мне может показаться, что всё в порядке. Но если, допустим, я сяду и буду ставить галочки каждый раз, когда учитель отреагировал на поднятую руку мальчика и на поднятую руку девочки, то под конец я посчитаю и увижу, что семь раз отреагировали на мальчиков, семь раз на девочек.
— Вы говорили, что проводили исследование с учителями в начале нулевых. По вашим наблюдениям, у учителей изменилось восприятие гендерного неравенства?
— Дело в том, что у нас в принципе есть движение в сторону гендерного равенства, несмотря на то, что на уровне политики пытаются закручивать гайки и предоставлять нам ультрапатриархальные образцы вроде Петра и Февронии. Но реальность такова, что мы двигаемся в сторону более гибких гендерных границ. Всё общество двигается: масскультура, фильмы. Поэтому сознание тоже сдвигается, и современные дети будут спокойнее к чему-то подобному относиться.
Ну и проблематика сексуальности и вопросов гендерной идентичности. Люди выучили эти слова, понимают, о чем речь, понимают слово «гендер». Современное поколение настроено на достижения, современные дети видят, что есть бизнес и заработок, хорошо быть топ-менеджером. И, конечно, связка с образованием для них ясна. Поэтому девочка будет заниматься математикой, если она поймет, что потом это поможет ей в карьере.
— А можете на примере проиллюстрировать, каким было отношение школьных учителей к девочкам в начале нулевых?
— Я проводила опрос. Есть такая методика — неоконченное предложение: вы даете предложение и просите его закончить. И я давала «В мальчиках я ценю…» и «В девочках я ценю…». Надо сказать, что разница в ответах была гигантской. Но я боюсь, что если мы сейчас дадим эту методику, то тоже получим такую же разницу в ответах. В варианте с девочками на первых местах стояли «аккуратность», «послушность», а с мальчиками — «ум и волевые качества», «мужественность». Но треть педагогов написала одинаковые качества для мальчиков и девочек.
Что мы ценим, то мы и видим, воспитываем, поддерживаем и культивируем. И если девочек мы растим аккуратными и послушными, а мальчиков умными и волевыми, то, конечно, мальчики у нас и будут учиться в технических вузах, где высокая конкуренция.
Кстати, педагоги сейчас жалуются, что девочкам трудно там, где конкуренция. Именно потому, что женская гендерная социализация не подразумевает, что девочка будет готова к стрессу в конкуренции. Аккуратность и послушность — какая там конкуренция? Для нее нужны другие качества: воля, стрессоустойчивость. Педагоги переживают, что девочки очень умные, но из-за высокого стресса снижается эффективность их способностей. Из-за того, что девочки внутренне боятся конкуренции, они не показывают таких высоких результатов, которые могли бы. Понятно, что есть способы поддерживать девочек, но хорошо было бы задаться вопросом: «А как их воспитывать, чтобы такого вообще не происходило?».
— Называли ли учителя какие-то случаи проявления гендерно-стереотипного мышления по отношению к девочкам, например, на уроках, в классе?
— Нет, педагоги такого не упоминали. Дело в том, что в саму систему образования дискриминация не вписана. О ней не говорится ни в каких правилах. За исключением, может быть, уроков труда. Они считаются таким явным образцом гендерной дискриминации.
— Как гендерное неравенство в школах может отразиться на девочках в дальнейшем?
— В школе отражается то, что было в раннем детстве. Берем записи из разговоров в роддоме: есть примеры из учебника социологии про раннюю гендерную социализацию мальчиков и девочек. Как говорят о только что родившихся детях бабушки и дедушки этих детей? Насколько по-разному говорят о детях и как навешивают разные оценки проявления этих детей? Есть эксперименты, где в зависимости от того, в розовую или голубую одежду одевали детей вне зависимости от их пола, их родственники оценивали либо как более крупных и более сильных, либо как более маленьких, нежных и плаксивых. Хотя в реальности они не демонстрировали никакой разницы в качествах. Всё в наших головах, и мы это транслируем и проецируем на детей. А дети уже усваивают и начинают себя так вести, потому что самоисполняющееся пророчество никто не отменял.
В школу дети приходят после детского садика. Вот прихожу в магазин, а там продается азбука для мальчиков и азбука для девочек. В азбуке для мальчиков на букву «б» — «БМВ», а в азбуке для девочек — «бижутерия». Это яркий пример, поэтому, может, вдумчивый родитель такую азбуку не возьмет.
Есть книжки развивающие. Я посчитала в нескольких количество персонажей и посмотрела, что они делают. Персонажей-мальчиков больше с перевесом. Так будет всегда, где бы вы картинки ни посчитали. И девочки были в основном в статичных позах. Например, девочка сидит за столом с бабушкой, и они там что-то делают. А мальчики в динамических позах: лезут, бегут, строят. Если вы не посчитаете эти картинки, то вам даже в голову не придет, что это влияет [на гендерные установки, на поведение]. Ну книжка и книжка. Но тем не менее дети всё считывают и впитывают, а потом нам кажется, что они сами такие и есть. В ранней школе это, естественно, будет закрепляться педагогами, которые одним будут что-то прощать, а в других поддерживать какие-то качества.
И вот с этим опытом дети идут в среднюю школу. Удивительно, что есть девочки, которые «прорываются» через гендерную социализацию и достигают того, чего достигают. Конечно, это будет всё сказываться во взрослой жизни. Женщины у нас чаще готовы к обслуживанию, потому что их к этому готовят. Они чаще привыкают к тому, чтобы быть на вторых ролях.
У нас есть эффект стеклянного потолка: женщины дорастают до определенного уровня в карьере, а дальше есть стеклянный потолок, то есть невидимое ограничение. Дальше женщины по карьерной лестнице не растут, зато растут мужчины. В Великобритании был проведен эксперимент, когда почти одно и то же резюме в одну и ту же фирму подали от мужского лица и от женского. Был практически скандал, потому что в случае с мужским резюме сразу была предложена более высокая зарплата.
— Что помогает девочкам прорываться через гендерную социализацию? Какие условия на это влияют?
— Влияет интеллект, потому что это не только способность постигать знания, но еще и высокое желание их поглощать. Если ребенок с высоким интеллектом рожден в семье, где есть ограничения для его образования, то он всё равно будет задействовать свой интеллект в том, что доступно. Потому что интеллект очень хочет проявиться.
Для интеллектуально одаренного ребенка математическая задача — это очень вкусно, как конфета, он получает удовольствие от нее. Понятно, что помогают педагоги, и это очень видно: они и одобряют, и помогают, и учат справляться со стрессами. Важна поддержка семьи: если семья ориентирована на достижение, на то, что девочка может достичь, то эта девочка получает поддержку и ей не придется бороться со своей семьей и отстаивать себя.
Еще способность «прорваться» могло бы усилить осознание гендерной системы, стереотипов — и педагогами, и самими детьми. Гендерное просвещение — большая и интересная тема. У нас как раз в конце 1990-х — начале 2000-х был тренд на просвещение и грантовая поддержка подобной работы. Потом всё несколько ушло, у нас поменялся политический курс — и возникла дыра, но тут само общество стало всё равно сдвигаться в сторону общей гендерной гибкости. Интересно, что такие проекты, как с JetBrains (имеется в виду проект о гендерной социализации — прим. «Бумаги»), возникают на другом уровне: когда конкретная корпорация обращает внимание на определенные сложности и хочет поддержать какие-то социальные процессы.
— Есть ли какой-то пример в европейских странах, который можно было бы применить в России?
— Да, это скандинавские страны. Там гендерная политика настолько сильна, что гендергэп (гендерный разрыв — прим. «Бумаги») практически сокращен — и не только в образовании, но и в остальных сферах жизни: в уходе за детьми, в размере заработка, в том, как именно готовят образовательные курсы, в том числе в школах.
— Можете ли вы предположить, какую работу стоит провести с учителями, чтобы избавиться от гендерного неравенства в школе?
— Эту работу нужно вести систематически. Было бы неплохо, чтобы в подготовке педагогов у нас для начала были гендерные курсы. Есть педагоги новой формации, часто более молодые, которые могут легче воспринять эти гендерные знания, и им достаточно просто дать инструменты — они их поймут и обратят внимание. Могут быть педагоги старой формации, которые живут в соответствии с гендерными образцами и нормами, им это будет значительно труднее сделать.
Скорее всего, мы будем ждать, когда эти педагоги [старой формации], грубо говоря, завершат работу, а пока — стараться какие-то идеи им подавать, показывать. Всегда работает, когда вы показываете, что какие-то вещи могут быть эффективны. Вы можете не разговаривать ни о каком феминизме, ни о каких правах человека, а просто показать, что повысится эффективность девочек — и у всего класса повысится успеваемость. Это может вызывать у педагогов отклик.