Как и откуда в разные эпохи возникают мифы вокруг осады Ленинграда, почему ее можно считать проявлением геноцида и с какими экономическими и политическими последствиями блокады общество сталкивается до сих пор.
«Бумага» поговорила с историком Никитой Ломагиным, профессором ЕУСПб и одним из главных исследователей блокады, о заблуждениях и стереотипах, опросе «Дождя» и подлинной истории.
— Блокада как важнейший эпизод истории города окружена большим количеством мифов и домыслов. Все в общем представляют, что происходило в эти 900 дней, но часто за истину принимаются недоказанные факты. С чем вам приходилось сталкиваться за время исследования блокады?
— На днях меня попросили прокомментировать гипотезу о том, что якобы во время войны немцы пытались распространять здесь различные заболевания, в частности, чуму. Конечно, это абсолютная ахинея. Во-первых, в документах этого нет ни в наших, ни в немецких. Даже во время войны не было подобных слухов. Во-вторых, для немцев наличие эпидемии недалеко от линии фронта было совершенно нецелесообразно.
Какие-то слухи действительно периодически появляются. Эпидемия — это один из последних, происхождение которого даже мне непонятно.
Более серьезный уровень стереотипов — это то, что два года назад предложил телеканал «Дождь» (опрос о том, стоило ли сдать город, чтобы избежать потерь, который привел к скандалу и временной блокировке канала — прим. «Бумаги»). Этот опрос продемонстрировал абсолютную безграмотность журналистов, заявлявших, что был некий третий путь, что можно было что-то сделать в условиях блокады. Я понимаю их интенцию и понимаю, откуда взялось такое представление. Например, в свое время Виктор Астафьев действительно говорил о том, что не нужно было защищать коробки, нужно было их отдать и спасти миллион человек. Но исторически такого шанса не было. В прошлом году для своей книги мне пришлось создать специально главу на основе немецких документов, чтобы развеять этот миф, который стал появляться и вбрасываться в определенном политическом контексте.
— Зачем кому-то спекулировать на блокаде Ленинграда?
— А почему нет? Власть, безусловно, выстраивает собственную идентичность во многом на основе победы в Великой Отечественной войне. Блокада занимает в ней особое место, поскольку Ленинград — это первый город, который немцам взять не удалось. Ясно, что те, кто власти оппонирует, будут оппонировать и истории, и этому традиционному восприятию блокады, которое из книжки в книжку воспроизводится.
Существует миф о том, что Сталин не любил Ленинград
Сейчас, как в случае со слухами об эпидемии, возникает новое мифотворчество, оно не имеет к истории никакого отношения. Этих слухов, мифов не было, это в буквальном смысле новодел, вбрасываемый и обсуждаемый. В этом смысле историки не должны спорить с небылицами и опровергать их, поддерживая тех, кто от нечего делать, по собственной глупости или безграмотности занимается их распространением.
— В профессиональной среде есть подобные дискуссии? Кто-то отстаивает непопулярные идеи?
— На уровне профессиональных историков речь не идет о стереотипах и слухах. Речь идет об определенных позициях исследователей относительно действий советского руководства в целом или ленинградского руководства в частности. Если говорить о том, можно ли было что-то сделать для того, чтобы избежать жертв, которые понес город, возникают споры. Одни считают, что было сделано всё возможное. Все действия были подчинены идее отстаивания Ленинграда — альтернативы не было. Есть и другой лагерь, более либеральный. Эти исследователи считают, что власть могла сделать намного больше. На самом деле возможности ленинградского руководства были чрезвычайно ограничены: система централизованного управления не давала возможности для проявления тех инициатив, о которых мы сейчас так спокойно рассуждаем.
— Существуют ли исторические гипотезы, прочно вошедшие в сознание не только обывателей, но и специалистов, которые сейчас приходится опровергать?
— Существует миф о том, что Сталин не любил Ленинград, потому что в коридорах Смольного в составе первого советского правительства чувствовал себя некомфортно. Потом была оппозиция с Зиновьевым, потом Киров, которого любили больше, чем Сталина. И вот якобы он зло затаил, и когда появилась возможность не оказывать нужной помощи Ленинграду, он это и сделал. Глупость абсолютная! Есть материалы из секретариата Микояна. Еще задолго до того, как над Ленинградом нависла какая-то угроза, он пригласил к себе наркомов, отвечающих за вопросы транспорта и снабжения в целом по стране. Микоян поставил вопрос о том, в каком положении находятся Москва и Ленинград и как делать запасы, потому что традиционные логистические цепочки в условии войны, очевидно, будут изменены. Это было в начале июля 1941 года. Уже тогда началась оценка того, где можно размещать запасы, и было принято решение о том, что это ни в коем случае нельзя делать внутри города, всё должно быть за его чертой, с тем чтобы немцы эти запасы не разбомбили. Применительно к Ленинграду речь шла о Пушкине.
— Который потом заняли немцы.
— Да, но тогда никто не знал, как война будет развиваться: мы думали, что будем бомбить врага на чужой территории. Уже после войны Микоян в своей книжке воспоминаний пишет, что он якобы предлагал Жданову размещать внутри Ленинграда то продовольствие, которое мы не успели поставить в Германию или которое эвакуировалось из районов, где нависла угроза немецкой оккупации. Жданов якобы отказался. На самом деле документы этого не подтверждают, таких данных там нет. Есть просто история, рассказанная Микояном.
— Из книжек и воспоминаний мы знаем, что город продолжал работать. Как в условиях осады была организована работа предприятий?
— На Ленинград приходилось 10 % советского военно-промышленного комплекса. Крупнейшие предприятия эвакуировали, какие-то собирались, но не успели — они стояли просто в вагонах. Но были и те, что продолжали работать и прекратили, только когда перестало хватать топлива и электричества, то есть в конце ноября — декабре. Но это не значит, что вся жизнь остановилась. Высшим органом управления был Военный совет, был Ленинградский обком и горком партии, которые осуществляли общее руководство. Власть никогда из рук партийного советского руководства не уходила.
Для поставок был организован воздушный мост: 50 транспортных самолетов возили продукты. Это была существенная помощь
Эвакуация предприятий, ценного оборудования, приборов, которые были необходимы для помощи войскам, осуществляющим контрнаступления, продолжалась. Власть считала: за то, что с «большой земли» сюда поступает продовольствие, город должен, как говорил Кузнецов, второй секретарь горкома, это «отоваривать» — чем-то помогать.
— Как блокированный Ленинград мог помочь в ходе войны, помимо переброски эвакуированной техники?
— С Ленинградского направления, например, забрали транспортные самолеты, которыми в город доставляли продовольствие, когда на Ладоге начались шторма, а лед еще не встал. Для поставок был организован воздушный мост: 50 транспортных самолетов возили продукты. Это была существенная помощь. Но для того, чтобы эти самолеты летали, им нужно было обеспечить безопасность, то есть нужны были истребители. А истребители были необходимы на Московском направлении. В конце концов Сталин принял решение, что вся авиация должна быть переброшена на Москву. Руководству приходилось маневрировать чрезвычайно ограниченными ресурсами для решения ключевых задач, поэтому приоритеты менялись с ходом войны.
— Если говорить о бытовой стороне жизни города, есть что-то, что осталось за пределами привычного представления?
— Среди мифов я бы назвал роль Бадаевских складов. Сейчас историки знают, что там было уничтожено много продовольствия, но его бы хватило на два с половиной дня снабжения города, то есть они не были критически важными.
С другой стороны, несмотря на всякие идеологические догмы, с весны 1942 года было позволено — и не просто позволено, а всячески поощрялось — выращивать овощи где только было возможно. Существовал очень небольшой список скверов, где этого делать было нельзя, но в остальном народ занимался самообеспечением. По дневникам видно, что это было чрезвычайно важное занятие — то, чем люди жили. По крайней мере, все это упоминают в своих записях.
Ведение подсобного хозяйства тогда не приветствовалось, то есть власти пошли на серьезные уступки. Когда мы оцениваем их действия, видно, что во многом они были адекватны тем задачам, которые нужно было решать.
— Какие изменения блокада принесла в жизнь государства уже после снятия?
— Изменился подход к самоснабжению: зависеть от «большой земли» так, как это было в 1941–1942 году, было опасно. Город расширяли, чтобы расширить производственную базу и самим себя кормить. Вторая вещь, которая заслуживает внимания, это медицинские аспекты блокады и последствия для потомков. На эту тему до сих пор очень мало известно. Третья важная тема — воздействие блокады на развитие международного гуманитарного права. Помимо Холокоста, геноцид был и по отношению к Ленинграду.
— Кто-то официально назвал это геноцидом?
— Пока еще нет, хотя я пытаюсь об этом говорить. Безусловно, если мы возьмем немецкие документы, речь шла об уничтожении всего ленинградского населения именно потому, что они были там. Немцы только недавно — в 2014 году — извинились на уровне своего президента за то, что произошло в Ленинграде. В материалах Нюрнбергского процесса попытка Советского Союза рассказать о блокаде как о преступлении против человечности и нарушении норм гуманитарного права не увенчалась успехом.
Фон Лееб был осужден не за то, что был причастен к умерщвлению сотен тысяч мирных граждан
— Тогда это не было признано преступлением?
— Нет, Фон Лееб был осужден не за то, что был причастен к умерщвлению сотен тысяч мирных граждан. Немецким адвокатам тогда удалось доказать, что голод как средство ведения войны не был запрещен гуманитарным правом. Командующий 18-й армией (ставший впоследствии командующим группой армией «Север» Кюхлер) был осужден за расстрелы психически больных в зоне действий подчиненных ему войск. Только в 1977 году были приняты дополнительные протоколы к Женевским конвенциям. Кстати говоря, именно поэтому, когда мы уже в современном дискурсе обсуждаем проблемы самопровозглашенных Донецкой или Луганской республик, где украинские власти пытаются установить блокаду, мы говорим, что этого делать нельзя. Понятия и нормы, которыми мы оперируем сегодня, имеют колоссальное историческое значение.
— Притом что блокаде посвящено множество исследований, остались ли еще какие-то слабо разработанные вопросы?
— Экономический аспект блокады еще не достаточно изучен: у нас нет ни одной серьезной книги, которая была бы посвящена экономике блокированного Ленинграда.
— Материалы на эту тему доступны или всё еще закрыты?
— Дело в том, что процесс рассекречивания не автоматический, на это просто не хватит сотрудников. Как правило, документы рассекречивают по чьей-нибудь инициативе, когда приходит исследователь со своей темой и просит рассекретить такие-то документы. Только в таком случае эти документы просматриваются комиссией и через определенную процедуру переходят в открытый доступ. До тех пор, пока не найдется совокупность людей, которым это интересно, эти бумаги так и останутся закрытыми.
