Каждую неделю «Бумага» публикует истории об иностранцах. Чем Петербург привлекает и отталкивает приезжих, чему учит Россия и зачем вообще приезжать в незнакомый город — бизнесмены, студенты, ученые и рестораторы из разных стран расскажут о своем опыте и взглядах на петербургскую жизнь.
Хирург Рамиз Ал Банна рассказывает, как в начале 90-х спасался от бандитов в новогоднюю ночь и какую страну он считает родиной, прожив в Петербурге полжизни.
Фото: Егор Цветков / «Бумага»
Чему вас научила Россия?
Первый новый год в России, в 1993 году, произвел очень сильное впечатление. Я ходил в соседнюю общагу поздравить друга. По дороге обратно заметил, что на снегу какие-то красные пятна, как будто кровь, и следы ведут в мою общагу. На лестнице тоже были эти следы, и тут я увидел толпу с трубами и железными цепями. Я бросился бежать, слава богу, мне повезло, и приятель оставил дверь комнаты открытой. Правда, кто-то из этой толпы успел бросить мне вслед трубу, она попала мне в спину.
Оказалось, что русские устроили разборку с афганцами и подумали, что я один из них. На следующий день они пришли искать меня с собаками, но мой русский приятель с ними дружил и ему удалось все объяснить. Я запомнил этот случай на всю жизнь.
В первый же год нас обокрали. Грабители ворвались в комнату, сразу дали по лицу, я начал драться, но у одного из них был пистолет. Он стал спрашивать меня: «Где бабки?», а я не понимал, что такое бабки. Они забрали все, даже ботинки и фрукты. Тогда не было банковских переводов, так что мне пришлось на последние деньги ехать к приятелю в Астрахань, чтобы занять у него немного.
Когда я говорю о Палестине, я все равно называю ее домом: есть родина, где ты родился, а есть родина, где ты живешь
Меня все это не пугало, у меня была миссия — я приехал учиться. Мне тогда было 19 лет. В таком возрасте ничего не пугает: в Палестине тогда была интифада — почти война. Это было самое страшное время, поэтому когда я приехал сюда, бояться было нечего. Мы ехали транзитом через Москву: прилетели ночью, и нам сказали, что до шести утра будет комендантский час. Это было 15 октября 1993 года. Я тогда был крайне удивлен: как будто с войны на войну попал.
После ординатуры в начале 2006 года я снова уехал в Палестину вместе с женой и детьми. Отработал девять месяцев, и там снова началось обострение военных действий. К тому времени я уже был гражданином России, дети и жена тоже: зачем их оставлять там, где опасно? Пришлось ехать обратно и все начинать с нуля.
Что бы вы хотели перенести из своей страны в Санкт-Петербург?
Я скучаю по своему брату, а так я давно ко всему адаптировался. Мне ничего особенно не нужно, раньше я привозил одежду — она в Палестине качественнее и дешевле. Летом мы туда тоже ездили, я ничего бы и не привез, в основном жена покупала всякие специфические продукты и приправы. Все, что нужно мне для жизни, уже можно найти в Петербурге.
Какие люди сыграли для вас важную роль?
Конечно же, в первую очередь, моя жена. Кроме того, мой куратор Павел Георгиевич. Он сначала нехотя взял меня, но через пару дежурств признался: когда мы познакомились, он думал, что я такой же, как предыдущий ординатор — тоже палестинец, только более замкнутый и не такой общительный, как я. Через дежурство он дал мне оперировать, а через две недели разрешил работать самому под его контролем.
Он мне очень доверял во всем и давал оперировать, в то время как молодые врачи, которые работали дольше меня, такой возможности не имели и завидовали. Мне очень повезло с руководителем, без него я бы не смог развиваться как врач. Мы работали душа в душу: на многих операциях, где нужно три человека, мы справлялись вдвоем.
Пять находок в Санкт-Петербурге
1. Поезда
Я не знал, что поезда на каждой станции стоят по-разному. Когда ехал из Астрахани, вышел купить чего-нибудь в ларьке. Но тут поезд тронулся, я бросился его догонять — там стоп-кран дернули. Потом пришлось штраф платить: как сейчас помню, это было пять рублей.
2. Автобус № 107
Он шел от площади Ленина до Пискаревского проспекта. Он всегда был переполнен: двери еле-еле закрывались, и все время боялись, что он упадет. Автобус шел по Кондратьевскому проспекту, который подходил скорее для танков, чем для машин. Эти поездки я на всю жизнь запомнил.
3. Первый Макдоналдс
В Петербурге их тогда не было, и мои приятели летали из Петербурга в Москву — это было очень дешево — закупались там гамбургерами и угощали всех вокруг.
4. Русский мат
Удивило то, что ты можно свободно говорить по-русски, но это будет совершенно неприлично. Ты можешь строить не то что предложения, а целые матерные высказывания. Я знаю несколько языков, но ни в одном из них такого нет.
5. Поездки в Финляндию
Если хочется чего-то особенного из арабской еды, мы покупаем это в Финляндии — там можно найти все.
Зачем вы здесь?
Я больше половины жизни провел в Петербурге. Большинство моих друзей уехали в Астрахань, Волгоград и другие города, но я хотел учиться именно здесь. Я много читал про этот город, но меня восхищала не только его красота, но и уровень медицинского образования. Когда долго живешь тут, начинаешь думать по-русски, даже сны на русском снятся, но, несмотря на это, своим я себя здесь до конца не чувствую и никогда не почувствую.
По-моему, мои родители до сих пор думают, что я окончу аспирантуру и вернусь. Хотя в глубине души они понимают, что это маловероятно. Я никогда особо не выбирал, где жить: все случилось само собой. Я приехал сюда с мыслью, что отучусь — и домой. Просто так сложились обстоятельства: женитьба, ординатура, обострение военных действий в Газе — так я решил поработать пока в России. Потом ипотека, аспирантура, у меня появились дети — все это связано. Когда я говорю о Палестине, я все равно называю ее домом: есть родина, где ты родился, а есть родина, где ты живешь.