Все мы европейские люди: театр мирового уровня в Петербурге

Приемы и традиции европейской сцены просачиваются в российскую театральную действительность медленно и неуверенно. Однако наше отставание от Европы вовсе не критично, поскольку и в Петербурге существует театр мирового уровня, да и к тому же, сколько бы ни «убивали» национальную сценическую традицию, как показывает время, — она неистребима. «Бумага» рассказывает о трех представителях театра европейского образца в Петербурге — театре имени Ленсовета, МДТ и Александринке.

Спектакль «Все мы прекрасные люди». Фото: Юлия Кудряшова

Представления российского зрителя о новой волне европейского театра, как правило, ограничены программами международных фестивалей и редкими проблесками в гастрольных графиках звезд европейской сцены. Хорошо известны имена уже состоявшихся и признанных мастеров: Питера Брука, Эльмо Нюганена, Эймунтаса Някрошюса, Люка Персеваля, Томаса Остермайера. Иногда мы слышим что-то о Ромео Кастелуччи и Бобе Уилсоне. Чуть лучше зритель знаком с визуально-пластическим театром. Театр DEREVO, когда-то переехавший из Петербурга в Дрезден, не забывает родной город, а его идеолог и руководитель Антон Адасинский, чуть ли не медийный персонаж (особенно после съемок в фильме Сокурова «Фауст») регулярно посещает Россию с мастер-классами и неуклонно обрастает последователями и учениками. Последние несколько лет мы открываем для себя перформативный театр, и одними из первых его представителей стали Дмитрий Волкострелов и Семен Александровский, открывшие «Музей 16 пьес» на основе «нового эпоса», текста Марка Равенхилла о гибели европеизированного сознания Shoot / Get treasure / Repeat.

Представления российского зрителя о новой волне европейского театра, как правило, ограничены программами международных фестивалей и редкими проблесками в гастрольных графиках звезд европейской сцены

В Петербурге существуют и стационарные театры, выходящие на мировую арену. В зону серьезного восприятия и интереса выходит театр имени Ленсовета. Не так давно пустовавшее длительное время после смерти Владислава Пази место главного режиссера занял Юрий Бутусов. Впрочем, первый спектакль Бутусова в новом качестве «Макбет. Кино» вызвал ажиотаж совсем не в родном городе. Кажется, его приезжала смотреть вся театральная Москва, но не Петербург. Здесь в принципе сложная, крайне консервативная, сдержанная публика, но впервые так яростно был запущен процесс категорического отрицания чего-то нового. И это явление было бы хоть как-то объяснимо, если бы Бутусов раньше в Петербурге не работал, но в его спектаклях в том же Ленсовета не так давно становились звездами театральной сцены Константин Хабенский, Михаил Пореченков и Михаил Трухин.

Фото: Эдгар Зинатуллин

Вторая после «Макбета» постановка — «Все мы прекрасные люди» по пьесе Тургенева «Месяц в деревне» — только что вышла, и пока можно только предполагать, какое впечатление она произведет на петербургского зрителя. Неторопливая и размеренная комедия Тургенева о неожиданной любви благополучной Натальи Петровны Ислаевой к Алексею Беляеву, молодому студенту-учителю ее воспитанницы Верочки, также в него влюбленной, стала только мотивом и основанием для создания кипящего, стремительно и мучительно разрушающегося мира человеческих страстей. Творческая группа ни на шаг не отошла от буквы автора, но поменяла все акценты. Не допустившая близости с Беляевым, не совершившая своей роковой ошибки в пьесе Наталья Петровна на сцене совершает ее.

Фото: Юлия Кудряшова

Центробежная сила спектакля сконцентрирована в героине Анны Ковальчук. Она замужем, вроде бы относительно счастливо, годами мучает только дружеским вниманием влюбленного в нее Ракитина, и вдруг с появлением Беляева в ней начинает зарождаться страстная, почти животная любовь. Наталья Петровна обладает сочной манкостью увядания, она чувствует, что начинает ненавидеть свою воспитанницу Верочку только за то, что та тоже любит учителя и она моложе, для нее это не последний и единственный шанс. Бутусов снова исследует распад привычных связей под влиянием проявлений в человеке архетипической, природной сущности. Здесь даже не любят, здесь изнывают и стонут от от почти физиологических ощущений. То же относится и к любящему, вечно отвергнутому Ракитину Сергея Перегудова. Пожалуй, именно Перегудов ведет свою роль с максимальным ее очеловечиванием, позволяя зрителю подключиться эмоционально с первого монолога. Именно Ракитин выкинут за борт штормом страстей. Верочка — Анастасия Дюкова — не вполне двойник Натальи Петровны, но другая ее сторона. На ее будущее уже спроецирована модель жизни Натальи Петровны. А сам Беляев (Иван Бровин) только винтик во всем этом механизме, и то со слабой резьбой.

Здесь даже не любят, здесь изнывают и стонут от любви

Технически Бутусов сращивает эпизоды, возникающие на основе разнообразных актерских этюдов. Он заполняет и переполняет пространство спектакля разнообразными символами, элементами масскульта и намеками на бесконечное количество театральных эстетик. Верочка неожиданно становится Ренатой Литвиновой, а Наталья Петровна поет песню певицы МакSим «Одиночка». Бесконечные перевоплощения и изменения — люди играют и заигрываются. Кажется, режиссер лучше разбирается в темных гранях сознания и в человеческих страстях и практически не выходит на свет. В этом мире «что-то прогнило», здесь все либо до патологии болезненно, либо стерто и обезличено. В финале после отъезда Беляева Ислаевы вроде бы снова оказываются в благополучном мире, но только картонный домик уже рухнул. И реплика Натальи Петровны «Все вы прекрасные люди» уравнивает всех остальных, а ее вычеркивает из этой вселенной. Сцена утопает в предметности. Бутусов предлагает нам версию мироздания, в котором жизнью управляет хаос и смысл есть только в крайних проявлениях чувств. В этом наше настоящее. «Все мы прекрасные люди», как и «Макбет. Кино», — идеальный пример постмодернистского спектакля с цитированием, повторами, эстетическим смешением и тавтологиями. Но если бы он не продолжал традиции психологического театра, то это была бы просто пустая форма.

Бутусов предлагает нам версию мироздания, в котором жизнью управляет хаос и смысл есть только в крайних проявлениях чувств

Иной пример европеизированного театра — Малый драматический под руководством Льва Додина. Приобретенная с годами мировая известность несколько изменила вектор развития МДТ — на место классиков деревенской прозы Федора Абрамова, Валентина Распутина и крупных многочасовых спектаклей (иногда более десяти часов), методологически совмещающих эстетики натуралистического и условного театров («Братья и сестры», «Дом», «Господа Головлевы» во МХАТе и другие), пришла классика европейская, а вместе с ней и лаконизм. И новая редакция «Повелителя мух», и «Враг народа», и «Коварство и любовь» идут не более двух часов.

Фото из архивов театра

Пьеса Хенрика Ибсена «Враг народа», казалось бы, затрагивает социально-политические проблемы норвежского общества XIX века, и главный герой ее — доктор Штокман — герой социальный. В спектакле Додина тоже не обошлось без политического подтекста, но акцент сделан на разнообразных гранях человеческой души, большей частью, конечно, на худших. Однако нельзя не заметить, что завуалированный политический и социальный пафос в монологах доктора Штокмана — Сергея Курышева — раздражает очевидностью проблем и констатацией невозможности их решения из-за вечных мерзких особенностей человеческой природы. Стилистически спектакль очень «чистый», четкий и выверенный — приметы нового додинского лаконизма. Но в условиях этой системы режиссер не обращается, как прежде, к ассоциативному, образному художественному ряду, а жестко и сурово показывает свое восприятие мира. Здесь не только зритель находится в клетке доминантного мнения, но и актеры зажаты в четкой структуре. Единственный, кто явно раздвинул рамки в этом спектакле и даже позволил себе выйти за них — Сергей Власов в роли Петера Штокмана. Удивительная, сильная и яростная работа в лучших традициях психологического театра и русской актерской школы.

Фото из архивов театра

Другой спектакль «новой волны» — «Коварство и любовь» по огромной, массивной пьесе Шиллера. Минимализм сценографии работает на дополнительную выразительность работы актеров. Хотя все так же очень четко: есть обреченные с самого начала Фердинанд и Луиза, балансирующая на краю пропасти великого позора леди Мильфорд и Президент фон Вальтер, демиург, обреченный на неудачу. Президент (Игорь Иванов) невидимым оком присутствует даже в тех сценах, где персонаж не предусмотрен Шиллером. С самого первого монолога он предрешил финал влюбленных, и дальше судьба только достраивает каркас печального сценария. Здесь Фердинанд Данилы Козловского — слабое звено, мягкое и податливое, а Луиза Елизаветы Боярской, напротив, из пылкой влюбленной после первой же встречи с фон Вальтером превращается в стойкую железную леди. Леди Мильфорд — Ксения Раппопорт — не разнузданная львица полусвета, а страдающая женщина, будущее которой сулит ей одни только страдания, отчаянно хватается за свой единственный шанс. Даже в новых формах Додин продолжает тщательно исследовать глубины человеческой души и тему абсолютного одиночества человека в бренном мире.

МДТ давно вышел на мировую арену, но от европейского театра Додин перенял только краткость интонации

МДТ давно вышел на мировую арену, но от европейского театра Додин перенял только краткость интонации. Темы все, к счастью, остались прежними; случись как-то иначе, это был бы уже и не Лев Додин. Александринский театр также работает над расширением формата. В мае открылась Новая сцена, уникальная не только архитектурным решением, растворившим многоэтажное здание из стекла в историческом ансамбле, но и способностью к существованию в режиме многозадачности. В первом корпусе находится многофункциональная сцена-трансформер, позволяющая осуществлять постановки любого уровня технической сложности. Второй корпус — современный медиацентр со студией, которую можно использовать как для телевещания и онлайн-трансляции, так и в качестве платформы для подготовки видеоматериалов, востребованных в большинстве новых спектаклей. Третий корпус является учебным. В нем предполагается вести подготовку нового поколения театральных специалистов, способных проектировать спектакли с использованием инновационных технологий. Аналогичный и дружественный образовательный проект уже несколько лет существует в Москве. Концепция «Школы театрального лидера» под руководством Виктора Рыжакова и Елены Ковальской, организованной Центром имени Мейерхольда, направлена на обучение режиссеров, актеров, художников и театроведов, — чтобы привести в театр поколение, которое, развивая традицию русского репертуарного театра, будет участвовать в его модернизации. Для пробы проектов в театрально-образовательном комплексе Новой сцены существует отдельная небольшая учебная площадка.

Фото: Руслан Шамуков

После ухода Андрея Могучего в БДТ место руководителя занял молодой, перспективный и уже известный Марат Гацалов. Пока мы ждем от него принципиальных и свежих решений, на Новой сцене функционирует изгнанная властями из подвала на улице Жуковского Лаборатория «ON.Театр». Работает также когда-то лишенный любимого пространства «Антресоль» русский инженерный театр АХЕ и учится первый набор магистерской программы Академии театрального искусства. Уже в конце ноября здесь пройдет V Международный фестиваль-лаборатория молодой режиссуры. В том числе можно будет увидеть спектакль-копродукцию театра Post и Центра визуальных и исполнительских искусств (Минск) «Печальный хоккеист» — текст Павла Пряжко и режиссура Дмитрия Волкострелова.