«Бумага» запускает проект «Петербург. Новый сезон». Градостроительные концепции, экономические перспективы, образование и культура под влиянием глобальных преобразований — в течение сентября ведущие городские эксперты рассказывают о том, каким станет Петербург в ближайшем будущем.
Экономист, декан факультета экономики Европейского университета рассказывает, как смена власти влияет на бизнес в Петербурге, почему из городского образования можно сделать всемирно известный продукт и стоит ли сохранять особый петербургский ритм ведения дел.
Фото: Маргарита Полищук
— Самый очевидный в текущих условиях вопрос: как санкции и глобальная политика вообще влияют на региональную экономику? Так ли сильна эта связь?
— Связь, безусловно, есть. Если посмотреть на валовый региональный продукт в 2005 году, то рестораны и отели занимали очень маленькую часть — всего 5-10 %. Сейчас их доля гораздо больше, поэтому любые продовольственные санкции по нам, конечно, бьют. Для Петербурга как для экономики в целом важную роль играет экономика знаний, поэтому серьезно может отразиться, например, запрет на экспорт технологий.
Моя точка зрения относительно текущего кризиса крайне непопулярна у нас в стране и заключается в том, что это сугубо наших рук дело. По сравнению с Европой и США, Россия как экономика ничего из себя не представляет, помимо нефти. Поэтому любые игры в этом поле в первую очередь ударяют по нам. Есть данные, что из-за продовольственных санкций — из-за той же моцареллы — Европа потеряла 40 миллиардов долларов. Но если взять ВВП Европы и эти 40 миллиардов, то это как слону дробина.
— В этих условиях тяжелее будет крупному бизнесу или малому — тем же кафе, магазинам, гостиницам?
— Тяжелее будет крупным компаниям, однако в случае с малым бизнесом нужно смотреть, как они финансируются. Предприниматели у нас мало зависят от кредитов банков: бизнес в принципе не хочет кредитоваться. В то же время из-за санкций страдают банковские холдинги, соответственно, денег в системе становится меньше. И это может стать проблемой. С этой точки зрения, санкции ударят по малому бизнесу. То есть если раньше они не хотели брать деньги у банков, то теперь они просто не смогут.
— Международный облик города важен хотя бы потому, что Петербург в последнее время активно работает над своей инвестиционной привлекательностью. Какое будущее нас ждет в этой области?
— Недавно в Петербурге выступала известный урбанист Саския Сассен, которая высказала интересную мысль о том, что статус глобального города, — как у Лондона, Нью-Йорка, Москвы, Токио, — можно получить, развиваясь в определенном контуре. Известно, что золотом, например, торгуют Лондон, Нью-Йорк, Чикаго и Цюрих, а Петербург явно встроен в музейный контур вместе с Лондоном и Парижем. Вопрос в том, чтобы четко определить эти контуры, по которым развивать Петербург в мировом масштабе наиболее интересно.
— А в чем вы видите конкурентное преимущество города?
— Если мы говорим про региональный валовой продукт, то доля образования в нем, дай бог, 2 %. В то же время здесь собрана колоссальная база программистов, математиков, и, в принципе, много учебных заведений и студентов. Проблема в том, что этот потенциал практически не используется. В Москве, на конференции в рамках проекта «5–100», прозвучала мысль о том, что Академия Вагановой — мировой продукт. При этом на английском языке они предлагают только краткосрочную программу на несколько месяцев, которая не дает диплома. По сути, это просто стажировка. Если сделать нормальную программу на английском языке, желающих отдать за нее по 100 тысяч по всему миру будет дай боже. Но, как ни странно, тут мы сталкиваемся с еще одной проблемой: у нас очень мало учат на английском.
— То есть уникальное торговое предложение Петербурга — это образование?
— Да. И не только балет, но и математика, программирование, музыка. Вопрос в том, как это продавать: мы даже не пытаемся. Все вузы у нас сидят на дотациях из бюджета и не заинтересованы в том, чтобы зарабатывать деньги. Меня все время мучает вопрос: если не Питер, то кто? Люди не поедут учиться на английском на Урал, им гораздо проще приехать сюда.
— Как и во многих других областях, в бизнесе Петербург находится в серой зоне между Москвой, где сосредоточены все деньги, и регионами, где бизнес представлен точечно. Какие ключевые особенности экосистемы городского бизнеса можно выделить?
— В первую очередь Петербург — это большой порт. Но чтобы использовать его возможности полностью, нужно решить вопрос инфраструктуры: до сих пор нет нормального шоссе до Москвы, нет нормального шоссе до Хельсинки. Сделать это все — небольшая проблема, видимо, все просто опять упирается в коррупцию. Хотя в Питере не такая тяжелая ситуация, как в регионах. Шесть лет назад Петербург был лидером в области частно-государственного партнерства, когда оно только вводилось. Западный скоростной диаметр, Пулково — все это примеры продуктивного сотрудничества городской власти и бизнеса. Другое дело, что со сменой губернатора ситуация усложнилась: кажется, что новая команда не умеет делать все то, что делала старая. Не было гладкой передачи экспертизы в этом вопросе.
— Какие еще направления можно выделить?
— Питер стал барной столицей России. Может быть, это связано отчасти с тем, что до этого город стал пивной столицей России. Другими словами, есть вещи, которые возникают независимо от того, что делает государство. Барам не мешают — они никого не интересуют с точки зрения, например, налоговых проверок. Как говорят бизнесмены, из-за нехватки ресурсов налоговая интересуется только тем бизнесом, с которого в случае нарушения действительно можно взыскать деньги. Бухгалтерия же маленького бизнеса проще, отсюда вероятность нарушения ниже, поэтому для инспектора это напрасная трата времени. Хотя, конечно, на этот счет есть разные мнения.
— Вы сказали, что со сменой команды во власти сменились и условия для развития бизнеса. Важно ли в этом смысле, кто именно занимает тот или иной пост?
— В силу культурно-исторических причин у нас все зависит от личности во власти и конкретной команды. Мало где удается создать систему. По разговорам с бизнесом, то, как власть общается с частным бизнесом сейчас, и то, как это было при предыдущем губернаторе, — день и ночь.
— Вести диалог стало сложнее?
— С прошлой командой существовали некоторые требования на входы и было понятно, что будет на выходе. Как сказал известный петербургский предприниматель Игорь Водопьянов, раньше стоял автомат с газированной водой, куда ты платишь деньги, а на выходе получаешь воду с сиропом. Сейчас все устроено так, что ты платишь деньги, а из автомата может политься шампанское, а может не политься ничего. В Петербурге сегодня нет четко определенных правил игры. Коррупция сама по себе не проблема. В Таиланде, например, большая коррупция, но там все знают, кому что платить и какие правила игры. Они не меняются, бизнес приспосабливается и воспринимает коррупцию как дополнительные налоги.
С прошлой командой существовали некоторые требования на входы и было понятно, что будет на выходе. Грубо говоря, стоял автомат с газированной водой, куда ты платишь деньги, а на выходе получаешь воду с сиропом. Сейчас все устроено так, что ты платишь деньги, а из автомата может политься шампанское, а может не политься ничего
— Можно ли сказать, что непредсказуемость — это типично для нашей страны? Как, например, было с пенсиями.
— Когда народ говорит о пенсиях, он должен понимать, что вопрос не в том, чтобы пенсионная система сделала вас богатыми. Она просто не должна создать условия, при которых бы вы умерли в бедности. Прежде всего, это вопрос сохранения капитала. Когда наше правительство говорит, что пора упразднить негосударственные пенсионные фонды, потому что у них доходность 3 %, а у госфондов — 8, это не самый хороший аргумент. У людей должна выработаться модель поведения, при которой ты откладываешь что-то и, вообще, мыслишь длинными отрезками времени. Этого не было у homo soveticus.
— Но ведь иногда решения принимаются так стремительно и внезапно, что невозможно что-то планировать надолго.
— Я согласен, но речь идет о том, что в самой пенсионной реформе нет ничего плохого. Другой вопрос, что в развитом государстве на пенсионные деньги есть табу: что бы ни случилось, мы их не трогаем. Если так вышло, что мы в них залезли, важно не подорвать доверие: мы, конечно, перестанем передавать деньги негосударственным пенсионным фондам, чтобы залатать дыру, но произойдет это не раньше 2018 года. За это время участники рынка смогут адаптироваться к переменам. У нас же о заморозке говорят за шесть месяцев. Это говорит о произволе системы. Если государство показывает, что у него проблемы, но затыкает дыру пенсионными деньгами только к 2018 году, это демонстрирует, что оно думает о пенсионерах хоть в какой-то степени. Когда оно несет бремя вместе с гражданами, изыскивая средства в других источниках, появляется ощущение, что люди и государство находятся в одной лодке. А у нас происходит так, что государство говорит: «Извините, эксперимент неудачный», а в дураках оказываются в итоге люди.
— А что может изменить отсрочка в четыре года? Так и так деньги потрачены, мы их потеряем.
— Когда люди понимают, что накопительной части пенсии у них не будет с 2018 года, за четыре года они научатся ужиматься, сохранять деньги на накопительном счете, не связываясь с отчислением 6 %, а просто откладывая 2 % с каждой зарплаты. Чтобы переключиться, изменить образ жизни и мыслей нужно время. Полгода — это не время. Вопрос в том, что нас не предупредили. Пенсия, конечно, будет, что-то государство делает, но непонятно, что будет в итоге. Так что в этом смысле лучше рассчитывать на себя и не ориентироваться на госденьги.
— Сейчас любые экономические новости скорее сеют панику. Люди плохо понимают, какие последствия их ждут и даже в банки идут с опаской.
— Банки всегда стараются с тебя содрать лишних денег, так везде. Если человек финансово грамотный, это оказывает дополнительное давление на компанию, заставляет совершенствовать продукты, в том числе, кстати, и пенсионные. Другими словами, как лохов, они уже не смогут людей разводить. Для этого нужны знания, потому что прогресс экономики и качества услуг в этой области зависит от давления потребителя.
— Тем не менее финансовая грамотность людей в целом остается низкой. У Петербурга в смысле денег репутация города инфантильного. Преодолимо ли это?
— Я думаю, нет. Вопрос о том, как делался бизнес в Питере до революции, интересен с научной точки зрения. Город был столицей, но бизнес был сосредоточен и здесь, и в Москве. В этом смысле мой любимый пример — поэма Лермонтова «Сашка». Даже там про Петербург написано, что «жизнь грязна, пуста и молчалива», поэтому своего героя я помещаю в Москву. Меня поразило, что прошло столько лет, а ни черта не изменилось, общая расслабленность сохранилась и сейчас. Когда что-то пытаешься сделать в Питере, это занимает полгода, в Москве это занимает максимум неделю.
— Но ведь люди переезжают из Петербурга в Москву и живут по законам Москвы.
— Когда мы переезжаем в Хельсинки, то тоже начинаем медленно ездить и не обгонять. Многим западным людям, кстати, комфортнее работать в Петербурге, так что наш особый ритм — это не проблема. Единственная вещь, которой нам нужно научиться, — правильно себя продавать по законам брендинга, создавая не только продукт как таковой, но и легенду.
