Шесть книг о войне: эсэсовцы-геи и пионеры-герои

Война и героизм — темы благодатные для любого автора. Кто-то прославляет подвиги, кто-то придумывает неожиданные сюжеты, а кто-то пытается рассказать «всю правду» о том, что было и чего не было, разжигая свою войну — за гонорары, премии и тиражи. Владелец книжного магазина, филолог Марина Соломонова рассказала о самых ярких и противоречивых интерпретациях событий Второй мировой войны. Сосед по книжной ярмарке им. Крупской сидит и смотрит сериал «Наши матери, наши отцы» в наушниках. Он продает учебники, но сейчас не сезон — он может позволить себе не общаться с людьми на тему «что же вам почитать… сейчас подумаем…», а следить за биржей или смотреть сериал, как сейчас, например. Снимает наушники, ему хочется поделиться — он потрясен: — Это потрясающее кино. Ничего себе: прямо вот они на наших нападают, а жалеешь их, немцев… Ему не двадцать пять лет, не тридцать, ему все восемьдесят, он из старых советских мужиков, которые работали в НИИ, а потом всё побросали и стали зарабатывать спекуляциями на Невском. Он помнит похороны Сталина и отлично разбирается в политике, до сих пор может назвать всех членов Политбюро за каждый год (это он сам говорит, а я проверить не могу — чай, не таблица умножения), слушает «Эхо Москвы», Шендеровича, Быкова, очень живо на все реагирует. Брат у него в Америке. Но ему интересно в России – он потрясающий мужчина, ей-богу. Он мне очень нравится. Но тут я возразила. — Что же, — говорю я, — их в покое всё никак не оставить? Немцев, русских… пусть они спят спокойно, что вы их вечно, как репку, дергаете на свет. Вот теперь немцы у нас хорошие, все вы правду ищете, все-то надо знать. Сама я сидела и читала между работой «Облачный полк» — это тоже про войну. Будто в эти дни снизошло какое-то беспокойство и надо было взять и почитать, посмотреть.  

«Благоволительницы», Джонатан Литтелл:

Натуралистические описания, прихотливая композиция, витиеватый слог — новое «Имя розы»? В отзывах: «неподготовленный читатель», «шок и восторг», «совсем другая сторона», «шедевр»…

Вторая Мировая теперь как Первая — сюжетная канва, а Третий Рейх превратился в эстетический оргазм для интеллектуалов. Литературный фантом — теперь можно писать и снимать как угодно. Можно взять ящик виски и запереться в номере отеля, подгонять себя в интеллектуальном безумии и написать «Благоволительниц», как это сделал Джонатан Литтелл. Получить Гонкуровскую премию. Больше не писать ничего, просто наслаждаться тем, что есть. Роман вышел в 2006 году, в России – в 2012, издательство Ad Marginem. Роман написан от лица офицера СС, такого рядового офицера, который работает над «окончательным решением еврейского вопроса». Натуралистические описания, прихотливая композиция, витиеватый слог — новое «Имя розы»? В отзывах: «неподготовленный читатель», «шок и восторг», «совсем другая сторона», «шедевр». «Другая сторона» – это гей-эсэсовец, эстет, который спрятался и тихо дожил до старости и пишет теперь «вы бы делали то же самое на моем месте». На книгу — множество восторженной критики и несколько литературоведческих монографий. Можно я скажу правду и надену шапочку да очочки зануды-ортодокса? Это намеренно бесчеловечное и очень вторичное по стилю чтиво. Рекомендовано, если вы только сами возбуждаетесь от нацистской формы и воображаете там себе что-то о своих прошлых жизнях. Синдром «Способного ученика» — читали вы гениальный рассказ Стивена Кинга? 1982 год, сборник «Четыре сезона». Мальчик Тодд, американский школьник, узнает, что их неприметный старик-сосед — бывший нацистский офицер. Тодд начинает шантажировать старика, тот за молчание платить рассказами. Так вот, Джонатан Литтелл — это Тодд, только свое сексуальное возбуждение от всевластия насилия и такой красивой формы СС он сублимировал не в массовую стрельбу по людям, а в толстую книгу. Уже неплохо.  

«Немецкий мальчик», Патрисия Вастведт

Женский роман — очень сильный, плотный, вкусный, полный предметов и света

Если хотите не такой выпендрежной драмы, а, например, женского прикосновения — это будет «Немецкий мальчик» Патрисии Вастведт от издательства «Фантом Пресс». Женский роман — да, да, в чистом виде, и при этом очень сильный, плотный, вкусный, полный предметов и света, о событиях 30-х годов, и в наборе тоже есть гей-эсэсовец (надо уже прямо кена такого выпустить). А зачин такой — война закончилась, и тетеньке-англичанке достается в опеку племянник (ее сестра когда-то вышла замуж за немца) — подросток, которого только-только выцарапали из окопов-развалин Берлина, из гитлерюгенда.  

 «Мальчик в полосатой пижаме», Джон Бойн

Лучше книги про ужасы Холокоста не найти

Переиздали «Фантом Пресс» и легендарного «Мальчика в полосатой пижаме». Джона Бойна в твердом переплете. По роману был поставлен фильм, но стоит сначала прочитать книгу, а фильм посмотреть, только если вам хочется увидеть обесцвеченного Руперта Френда. Отца мальчика играет тонкий и нервный Тьюлис, а это не совсем верно по интонации. Ключевая фигура в книге — это именно папа, еще один жесткий нацистский офицер (на этот раз натурал). В книге он очень грозный — дети и вообще все окружающие его боятся. И вот такой несгибаемый человек вдруг сталкивается с ужасом произошедшего. Лучше книги, чем «Мальчик в полосатой пижаме», про ужасы Холокоста не найти. Во-первых, она «заделана» под детскую: рассказ мальчика от первого лица, крупный шрифт. Во-вторых, ее действительно можно дать детям и потом уже эту тему не поднимать — это было, и это было ужасно. Всё. Никто теперь вашего ребенка с толку не собьет. Никакой Литтелл.  

«Волна», Тод Штрассер

Здесь всё о механизме тоталитарного режима — вот так просто, что он может запуститься в любой момент

Очень тихая и очень важная книга о детях, которые наше всё и которым сейчас уж больно сложно живется во время создания очередных культурологических фантомов — например, о том, что Третий Рейх — это было так красиво. Издательство «Самокат» выпустило в мягком переплете еще одну легенду — «Волну» Тода Штрассера. Это художественная книга по реальным событиям, имевшим место в одной американской средней школе в 1967 году: на уроке истории учителя спросил кто-то из учеников, почему люди в Германии, обычные, здравомыслящие, открыто поддерживали фашистский режим или просто делали вид, что всё в порядке. Учитель сбился в объяснениях, и задумался, а в понедельник начал эксперимент, о котором он не предупредил учеников. В пятницу уже вся школа напоминала мини-Третий Рейх. Кто был не с «Волной», тот был против… По эксперименту есть методика, научные статьи и два художественных фильма. Здесь всё о механизме тоталитарного режима — вот так просто, что он может запуститься в любой момент.  

«Он упал на траву», Виктор Драгунский

В этой тонкой книжке столько трепета жизни, столько звездного неба, запаха травы, земли, столько блистательных диалогов

А еще «Самокат» в качестве самостоятельного произведения издал маленькую повесть Виктора Драгунского, того самого, который написал «Денискины рассказы». Взрослая же «Он упал на траву» редко выходила самостоятельно, всё как-то в его сборниках с прочими смешными рассказами и поэтому не замечалась. Девушки, вы же любите Ремарка? Так вот он, русский Ремарк. Первые месяцы войны, главного героя — красивого и молодого — не берут на фронт из-за травмы, он хромой, «как Байрон», и он идет в ополчение. Немцы подходят к Москве, а они строят оборонительные укрепления. В этой тонкой книжке столько трепета жизни, столько звездного неба, запаха травы, земли, столько блистательных диалогов, что чувствуешь себя пронзенным в самое сердце — этой чужой жизнью, этими днями, этими словами, которых так мало, но каждое из них, как у Андерсена, сверкает, мерцает, переливается, каждое из них подбирали, искали, нашли и можно любоваться. Правда, «Самокат» подпортили книгу большой документальной подборкой о «правде» про войну, а книга вообще не идеологическая, она прекрасна как произведение искусства.  

«Облачный полк», Эдуард Веркин

Главные герои — подростки-партизаны. Идет война, они бродят по болотам, говорят о еде, ходят в бои и на разведку

И вот мы подобрались к книге на моих коленях — к идеологии, к «тем, кого нельзя трогать», чей прах абсолютно, априори святой, какой режим в какой бы ни играл в стране. «Облачный полк» Эдуарда Веркина в 2012 получил детскую премию «Книгуру», первое место, издан «КомпасГидом». «Роман настолько очевидно сильный, интересный и многоплановой, что он даже не вызвал споров среди читателей «Книгуру»: первое место «Облачному полку» было присуждено единогласно», — пишут на сайте «Книгуру», и еще пишут: «Это роман о памяти». Главные герои — подростки-партизаны. Идет война, они бродят по болотам, говорят о еде, ходят в бои и на разведку. Влюбляются. Вот просто партизанские будни. И вот один вырос, повзрослел, состарился и вспоминает второго — Саныча, который умер тогда, и остался навсегда подростком, как Артюр Рембо. Пионеры-герои, подростки-комсомольцы, казненные фашистами, погибшие в боях, — это что-то такое, что еще никогда со времен советских канонических «житий» не поднималось, не трогалось, не ворошилось — это же дети. Павлику Морозову «досталось» за всех — это да, а вот этих не трогали. Их забыли. «Облачный полк» — это первый опыт не переоценки ценностей, не перетряхивания белья, а рассказа о забытых героях. Дети же любят читать про детей. На войне детей было много. Им было по тринадцать-пятнадцать лет, и они ненавидели и сражались и умирали — да, да, за Родину.

И это не «Голодные игры», не «Гарри Поттер», там все было по-настоящему

Я советский ребенок, этого уже не исправить. И я знаю их имена — воспитали нас так, мы читали книжки про них по школьной программе, и, например, когда я иду покупать книжки у «Нового литературного обозрения», которые находятся в переулке Ульяны Громовой, я помню, кто такая Ульяна Громова. А еще я езжу домой в Петергоф на автобусе, и, когда голос объявляет «Улица Лени Голикова», я, знаю, кто такой Леня Голиков. Не потому что я такая умная, или такая советская, а потому что это, правда, были наши святые. Они не были богаты и знамениты, они были обычные дети, которые сделали свой выбор. И вот эта книга как раз об «обычности», даже нарочитой, такой будничности бытия в войну, самое главное в ней — когда-нибудь она закончится, мы победим. Кстати, об улице Лени Голикова. Леня — это и есть Саныч из книги.