В январе 2022 года 7 петербуржцев насмерть отравили барием в городском консультативно-диагностическом центре № 1. Только спустя два с половиной года суд начал рассматривать гражданские иски от пострадавших и родных погибших. Параллельно с гражданскими исками к ГКДЦ № 1 и комитету по здравоохранению начался суд по уголовному делу против врачей центра.
«Бумага» поговорила с дочерью одной из погибших Викторией Андреевой о том, как проходят оба процесса и что произошло с обвиняемыми за это время.
— На каком этапе сейчас суды по уголовному делу?
— Они только начались и ближайшие несколько заседаний суд будет опрашивать потерпевших — их 44 человека, не считая тех, у кого погибли близкие. Это всё очень долго и муторно. Однако даже там вскрываются интересные детали. Например, стало известно, что первые пострадавшие были уже в ноябре. То есть, можно было тогда уже остановить процедуру и тогда не было бы погибших в декабре. Но никто не прекратил.
Потом начнут допрашивать обвиняемых, а потом начнутся прения и приговор.
— Параллельно идут процессы по гражданским искам. Что там происходит?
— Гражданских процессов после отравлений барием проходит уйма. Иски есть как минимум от меня, от Александры, у которой погиб муж, от Ани Речинской — у нее погибла мама на следующий день после моей, от Дмитрия, у него тоже погибла мама 25 января.
И еще несколько человек решили дождаться конца уголовного процесса, чтобы после него подать гражданский иск. Про пострадавших не знаю, я знакома только с двумя пострадавшими из 44, но те двое гражданские иски не подавали точно.
У меня есть еще гражданский иск против комитета по здравоохранению, не только против ГКДЦ № 1. Изначально Следственный комитет возбудил уголовное дело против комитета, но его тут же прекратили.
Моя большая цель — доказать, что комитет виновен, а они действительно виновны, потому что у них прямо на сайте написано, что они должны контролировать медицинские закупки.
Сейчас суд тормозит процесс, вероятно, потому, что ждет окончания процесса по уголовному делу, однако зачем им этого ждать — непонятно. Эти иски никак не связаны друг с другом. Наш — к комздраву и ГКДЦ № 1, а в уголовном деле конкретные люди. Может, представители больницы надеются, что кривым, косым путем их оправдают, а по гражданскому иску они смогут отбиться, потому что и никакого отравления не было.
— В чем суть гражданского иска?
— Компенсация морального ущерба.
Я проиграла дело в районном суде и подала апелляцию. У других потерпевших есть победы в суде, но апелляцию подала уже больница. Они не намерены ничего выплачивать.
— А как суд мотивировал отказ?
— Там какая-то ахинея написана. Они написали, что в экспертизе, которую я предоставила, говорится, что следов бария не найдено. Однако в экспертизе, которую представило следствие, говорится, что следы бария были обнаружены в вещдоках.
Все эти суды выглядят крайне нелепо и комично. Они все начинаются одинаково. Судья с очень заинтересованным лицом слушает меня, задает какие-то вопросы, запрашивают какие-то документы и изображают деятельность. И через несколько заседаний выносят отказ.
Какой-то сюрреализм. Например, после того, как суд оглашает решение, прокурор должен сказать свое мнение с обоснованием. В районном суде прокурор встал и сказал: «я согласен с решением судьи». И всё.
Я когда начинала, надеялась, что это будут адекватные процессы. Но всё это откровенный бред. В уголовном деле статью сменили на халатность. Какая может быть халатность, если эти люди конкретно знали, что они заказывают? Никак не может быть халатности.
Я была на суде 25 июля, это был первый суд против больницы. Суд почему-то спрашивал представителей учреждения о ходе следствия, а потом начал меня отчитывать за то, что суд запросил документы у морга. При том, что я в морг постоянно писала и пыталась добиться от них ответа и узнать, было ли там вскрытие, должны ли в базе сохраниться останки моей мамы. Морг ни разу мне не ответил, а суд взял и нашел останки.
Судья утверждает, что нужно доказать, что моя мама умерла от бария. Но мы уже провели экспертизу и доказали это. Поэтому еще раз делать ее не нужно, тем более уже неизвестно, сохранились ли останки для анализа, морг мне не отвечает. Когда мой адвокат попытался объяснить, что и почему мы не будем делать, судья просто начала на нас орать. Мне 35 лет, я взрослый человек, я стою в суде по делу об убийстве моей мамы и на меня орут, как на школьницу.
— Вам известно, почему закрыли дело против Комздрава?
— Следователь сказал, что им не удалось найти конкретных лиц в комитете, которые должны были за это отвечать. Однако, если открыть страницу комитета, то там это будет написано.
— Почему вам важно добиться побед по этим искам?
— Это защита маминой чести и попытка добиться какой-то справедливости. Я больше в это верила год назад. Сейчас я настолько уже устала от этого дела, что просто не хочу его заканчивать на середине, хотя понятно, что справедливости я тут не добьюсь.
Попов и Суровенко отправились на войну, Попов работает врачом на Донбассе. Против них обвинение выделили в отдельное дело и приостановили. Старшая медсестра бросилась под грузовик и выжила, с нее сняли все обвинения. Поэтому на судах сейчас только два обвиняемых. Одна из них — заведующая отделением лучевой диагностики Елена Медведева и Александра Феофанова, заместительница главврача по медицинской части.
Так что всё выглядит не очень.
Что еще почитать:
- «Бумага» узнала о еще двух погибших после рентгена желудка с применением бария. Главное
