«Будь я согласованным кандидатом, у меня бы не было проблем с деньгами и подписями». Интервью Бориса Надеждина, который выдвигается в президенты

Как идет сбор подписей и верит ли Надеждин в победу в выборах

— Спустя две недели сборов ваши штабы отчитались только о 9 тысячах подписей. Да, вы уточняли, что это только оцифрованные, а в реальности их около 20 тысяч. В любом случае у вас осталось две недели на то, чтобы собрать оставшиеся 80 тысяч. Как вы оцениваете свои шансы их собрать?

— Почему-то все думают, что мы собираем подписи две недели. В реальности большинство штабов собирает подписи три−четыре дня (речь идет про другие регионы России, в Петербурге штаб открыли еще 2 января — прим. «Бумаги»).

[Новогодние] праздники ведь длинные были. Чтобы собирать подписи, нужно было открывать избирательные счета и заключать договоры аренды [в регионах] — все эти вопросы сложно было решать в выходные.

Когда пишут, что невозможно собрать оставшиеся подписи за две недели — это не совсем верно. Сейчас мы каждый день собираем больше, чем в предыдущий.

— Рассчитываете ли вы победить на выборах?

— Победить [Владимира] Путина будет не очень просто. У нас есть главная проблема — собрать подписи и зарегистрироваться. Ситуация очень тяжелая. Нам никто не помогает собирать подписи, у нас пока не такой большой поток денег и сборщиков, чтобы мы вышли на нужный объем. Но мы усиливаемся, поэтому я думаю, что мы справимся.

Если мы соберем подписи, возникнет следующий вопрос: зарегистрируют ли нас? Мы уже видели, как у [Екатерины] Дунцовой смотрели на эти закорючки. Будут ли придираться, пропустят ли [меня до следующего этапа] — мы не знаем. А если предположить, что [меня] пропустят, тогда можно перейти к вопросу, какой результат будет 17 марта. Я абсолютно уверен, что результат у нас будет очень высокий.

— И какой процент голосов, по вашему мнению, вы можете набрать?

— Каждый день на наш избирательный счет приходит больше денег, чем вчера. Когда мы начинали, нам приходило 20−40 тысяч рублей в день, сейчас — больше миллиона. И если показатели продолжат расти, будет расти и поддержка. Это же связанные вещи: люди поддерживают в форме донатов и в форме подписей.

Чтобы собрать нужное число подписей, нам нужно выйти на 7 тысяч в день — это в два раза больше, чем сейчас. И если дальше поддержка будет так расти, — а до выборов еще недель много — то мы можем предполагать результат в десятки миллионов голосов. То есть, десятки процентов.

На какой результат рассчитывает Надеждин и кого видит своим электоратом

 — Допустим, вы собираете нужное количество подписей, вас даже допускает ЦИК. Получается, вы утверждаете, что вы можете набрать десятки процентов голосов?

— Никто не знает, сколько мы соберем.

— Тогда как вы оцениваете расклад сил в обществе?

— Сейчас на вопрос, за Путина вы или нет, процентов 70 отвечает, что они за Путина. Процентов 30 так не говорит. Это данные ФОМ. И наша задача — эти 30 % привести на выборы.

— 30 % — это при идеальном раскладе. Ваш результат будет гораздо меньше — и это никак не победа над Путиным. Ради чего это всё?

— Кандидат, который набирает даже 20 % голосов — это самый сильный оппозиционер в стране. И подчеркиваю: в легальном поле.

— 20 % тоже звучит маловероятно, мне кажется.

— Посмотрим. [У меня] сумасшедшая поддержка, я же это чувствую. У людей глаза открываются. Давайте я вам так скажу: у Путина 70 % или, может, 80 %, потому что люди просто не видят альтернативу. Когда они увидят альтернативу, у них будет совершенно другое ощущение. Очень многие, особенно молодое поколение, уже хотят, чтобы был другой президент.

— А как вы собираетесь агитировать людей более старшего возраста?

— Это сложнее, потому что основная поддержка Путина как раз среди пожилых зрителей телевизора. Но если я буду в бюллетене, я же и в телевизоре буду.

— Но есть еще поколение людей лет 40, которые уже голосовали против Путина и разочаровались в выборах. Телевизор они могут давно не смотреть. Как вы собираетесь завоевать их сердца?

— Что-то же они смотрят. Ютьюб они смотрят, телеграм они читают. Мы там тоже работаем.

— Насколько я могу судить, такие избиратели всё равно пока не особо верят вам.

— Слушайте, нельзя делать выводы о перспективах политика или кандидата по первым дням кампании. Там лавинообразная ситуация, понимаете?

Сперва тебя не знает никто, потом тебя знает 1 %, затем 2 %, но в один момент начинается лавинообразный рост. Это именно то, что с Дунцовой произошло.

Мы сознательно не форсируем просмотры, потому что тише едешь — дальше будешь. Но в какой-то момент нам нужно «взрываться» тоже (имеется в виду резко набирать популярность и узнаваемость, как это было у Екатерины Дунцовой — прим. «Бумаги»)

Что Надеждин говорит о проблемах семей мобилизованных и каким видит перемирие с Украиной

— Вы много общаетесь с женами мобилизованных. Вы считаете их движение важной политической силой сегодня?

— Дело даже не в том, что они важная политическая сила. Я с ними не из-за этого общаюсь. Я, например, в Долгопрудном [Московской области] депутат уже столько лет. И [жены военных] — это мои избиратели. Я лично знаю многих парней, которых забрали и которые в окопах сидят. Моих знакомых там много, я лично знаю их жен и матерей, которые плачут и стонут. Именно поэтому я этим занимаюсь.

— Насколько морально правильно в бытовом и материальном плане помогать тем, кто прямо сейчас участвует в боевых действиях? Некоторые воспринимают это как поддержку войны.

— Абсолютно правильно. Это наши соотечественники. У меня вообще нет претензий к людям, которые сейчас там. Это же не они начали всё это. Они граждане России, им пришла повестка, что они должны были делать?

Я не украинский политик, я российский политик. Я патриот России. Конечно, я отдаю себе отчет о масштабах страданий жителей Украины и прекрасно понимаю, что им гораздо хуже. Но тем не менее, я думаю о гражданах России в первую очередь.

— Вы выступаете за прекращение боевых действий. Как можно было бы установить границу между Россией и Украиной?

— Быстро не получится, это будут долгие и тяжелые переговоры. При этом придется разговаривать не только с Украиной, но с Европой, с Америкой. Украина сопротивляется только потому, что она получает масштабную поддержку Запада.

Я сейчас не готов говорить, где пройдет граница. Это зависит не только от переговоров, но и от мнения людей, которые там [на аннексированных Россией территориях] жили или живут.

Что Надеждин отвечает на обвинения в связях с Кремлем и о чем переписывается с Дунцовой

— Вы много раз опровергали предположения, что вы согласованный с Кремлем кандидат.

— Если бы я был согласованным кандидатом, у меня бы не было проблем с деньгами и подписями.

— У «Верстки» выходил материал, где источники издания в Кремле утверждали, что вы изначально были согласованным кандидатом. После критики Путина, как говорится в тексте, вас решили не поддерживать, из-за чего ЦИК с большой вероятностью не примет ваши подписи и откажет в регистрации. Какой у вас план, если, как пишет «Верстка», в феврале вас всё же не зарегистрируют как кандидата в президенты?

— Материал [«Верстки»] без слез читать нельзя. Они написали, что [в администрации президента] прочли материалы съезда и удивились, что я критикую Путина. Мой манифест был опубликован еще в октябре — там всё [про мою позицию] уже было написано. Я не был согласован ни тогда, ни сейчас.

[Если же меня не допустят], я буду всё равно участвовать в выборах. У меня много задач и много идей. Но давайте сначала мы попытаемся зарегистрироваться.

— В одном из интервью вы говорили, что к вам обращался проект «Наш штаб», созданный Анастасией Бураковой, соратницей Михаила Ходорковского. Вы от их помощи отказались, в отличие от Екатерины Дунцовой. Вы объяснили отказ тем, что из-за проекта «Наш штаб» вас бы точно не допустили до выборов. Значит ли это, что вы предполагали, что Дунцову не допустят?

— Я никогда не говорил, что Дунцову поддерживает Ходорковский. Более того, потом выяснилось, что это точно не так. Ходорковский вообще не участвует в этих историях.

Когда мне в октябре написали люди из «Открытки», я отказался сотрудничать с проектом «Наш штаб». Я даже не стал их спрашивать, связаны ли они сейчас с Ходорковским. Это потом оказалось, что они сами по себе. Но всё это не имеет значения. Система ведь работает так: положили какую-то записку на стол со словами о том, что «Наш штаб» организовали такие-то люди, они в таких-то отношениях с Ходорковским. И потом им [чиновникам] не объяснишь, как было на самом деле.

В случае с Дунцовой, я думаю, так и было. Могу предположить, что это сыграло большую роль в том, что ее не допустили.

— Сама Дунцова недавно поддержала вас. Вы взаимодействуете сейчас с ней напрямую? Есть ли у вас общие планы?

— Мы переписываемся. Я поблагодарил ее за поддержку. Но сейчас она пошла в другую линию: свою партию создавать. Я, честно говоря, скептически к этому отношусь. Буду рад, если у них получится. Однако до сих пор никому не удалось создать независимую от Кремля партию — можно вспомнить попытки Навального. Я считаю, что [создание своей партии] — это не очень перспективно.

Очень вероятно, что в будущем у нас будут общие планы с Дунцовой, но пока нам нужно пройти свои пути.

Насколько резко Надеждин критикует Путина и почему его не преследуют

— Некоторые посетители ваших встреч в Петербурге думают, что вы себе на несколько статей наговорили, но при этом вас не преследуют. Почему?

— Слушайте, 20 лет я критикую Путина! Еще в 2003 году я заявил, что, если Путин не выгонит этих чекистов с прокурорами, то придется валить президента или валить из страны. Такая фраза была сказана, когда арестовали Ходорковского, с которым мы тогда много сотрудничали. И я возмутился, поручился за него. С тех пор я говорю всё, что думаю.

Возможно, меня просто воспринимают иначе. Вот есть яркие, новые, молодые Навальный и Яшин. А есть какой-то Надеждин, который всегда что-то там бубнит — ну, и пусть бубнит. Я, честно, не знаю, почему так получается, [почему меня не трогают].

— Вы предполагаете, что это может быть по старой дружбе с элитами страны?

— Очень может быть. Это характерно, кстати, для Путина и его стиля правления. Ксения Собчак тоже говорит больше, чем другие журналисты в России. В этой системе какие-то личные и неформальные отношения часто значат больше, чем формальности.

А почему Пригожина никто не преследовал? Пока он не пошел с мятежом, он ведь черт знает что говорил. Ничего ему не было.

— В недавних интервью вы рассказывали, что одним из источников вашего дохода в последнее время были прогнозы для инвесторов о политике. Могли бы вы спрогнозировать, что будет происходить в России в ближайшее время?

— Прогнозировать довольно сложно, потому что весь этот путинский режим — это колосс на глиняных ногах. Такого типа авторитарные режимы могут существовать долго и рухнуть за один день. Это очень неустойчивая система, которая держится на рейтинге доверия к одному человеку. И этот рейтинг может рассыпаться в результате какого-то события: более удачливого Пригожина или плохих ситуаций на фронте. Неустойчивость этих режимов затрудняет прогноз.

Я могу сказать только, что Путин, к сожалению, потащил Россию по ужасной колее милитаризации, авторитаризма и изоляции. Если никакой «черный лебедь» быстро не прилетит, можно довольно долго существовать в таком режиме постепенного загнивания, технологической деградации, изоляции и так далее. Но я надеюсь, что в России всё быстрее в лучшую сторону изменится.