Кристина Биткулова живет в Тбилиси с сентября 2023 года, но уже стала здесь известной комикессой. Она регулярная участница открытых и проверочных микрофонов в Bukhari StandUp Club, в январе планирует выпустить второй большой сольный концерт и отправиться в тур по европейским городам.
Paper Kartuli поговорила с Кристиной о том, как она пережила вторую эмиграцию из Турции в Грузию, зачем прорабатывает на сцене психологические травмы и почему хочет вернуться монтажером на телевидение.
Это рубрика «Портрет». В ней мы знакомим читателей с людьми, которые занимаются полезными делами в Грузии и чья жизнь нам интересна.
Кто вы
— Я работала режиссером монтажа с 2005 года [еще в школе, с 14 лет] на местном телеканале в Оренбурге «Регион», а с 2014-го — в Москве на телеканале «Мир-24».
Мне никогда не нравилось делать новостные сюжеты, но нравилось сидеть в ньюсруме и получать адреналин, когда к тебе прибегает корреспондент с сюжетом, у вас мало картинки, но вы должны всё склеить по Кулешову за 30 секунд до эфира. Идет загрузка видео в Dalet, вы поднимаете глаза — и сюжет уже там. Это соревнование с самим собой.
Мне давали задание вырезать кашель Путина, нельзя было показывать его в [кадре на] 3/4, потому что там уже была видна лысина. Как-то режиссер сказал «Подложи побольше смеха под его шутку, люди мало смеются», я подумала: «Вау, он что, Чендлер?». Наверное, это стало последней каплей.
В 2018 году я стала главным режиссером монтажа на «Мире», меня сделали начальником отдела в мои 27 лет. Все коллеги были раза в три старше и ни во что меня не ставили. Я начала прорабатывать эту травму с психотерапевтом, но она ушла в декрет. Пока я ее ждала, досаждала моему другу и комику Денису Чужому, и он сказал, чтобы я шла с этим не к нему, а на сцену.
Стендап действительно очень похож на сеанс психотерапии: тебя что-то беспокоит, ты рассказываешь, получаешь в ответ смех других людей — значит, можешь с этим жить дальше. Например, в Bukhari StandUp Club [в Тбилиси] свет установлен так, что я никогда не вижу лица зрителей, даже на первом ряду.
Моему терапевту не нравится, что некоторые проблемы я начинаю выносить на сцену, не проработав их предварительно в ее кабинете. Когда я только переехала в Тбилиси, у меня было много суицидальных мыслей, грусть о том, что у нас с мужем больше нет дома. А когда ты со сцены произносишь фразу про суицид и в ответ слышишь тишину, то невольно проваливаешься: эта черная дыра засасывает, но ты стоишь на сцене, и все от тебя чего-то ждут.
Выступать как стендап-комик я начала в Москве за пару дней до начала пандемии коронавируса, сейчас у меня стабильно несколько выступлений в неделю в Bukhari StandUp Club. Правда, чтобы записать второй большой сольный концерт, пришлось ехать в Казахстан. Здесь я бы не собрала зрителей — они слышали этот материал еще в Москве.
Именно в Грузии я начала представляться стендап-комиком, до этого всегда называла себя только режиссером монтажа. Я верю, что когда-нибудь вернусь на телевидение: скучаю по ньюсруму. У меня стокгольмский синдром, и я продолжаю смотреть «Мир-24» с карандашиком. Много смотрю грузинское телевидение, и меня злит, что они немонтажно собирают сюжеты. Я бы хотела каким-то чудом выучить грузинский язык и пойти работать на местный канал.
Где мы
— Мое любимое место в Тбилиси — это Ваке-парк. В Москве я всё время жила рядом с парками, как настоящий дед. Люблю просто сидеть на лавочке, без музыки, без книжки.
Мы с мужем не эмигрировали сразу, потому что только обжились в московской квартире и правда думали, что всё быстро закончится. В сентябре 2022 года я была в туре в Екатеринбурге, уже вылетала домой в Москву, и в наш общий чат с Чужими [с Денисом Чужим и его женой], которые на тот момент уже жили в Стамбуле, приходит сообщение от моего мужа: «Взял билеты, буду у вас утром». Я, не понимая, что произошло, лечу в Москву. «Потом все объясню».
Через месяц я поехала к мужу в Стамбул и решила, раз тут недалеко, съезжу проведать друзей в Тбилиси. Тогда я впервые оказалась в этом городе и поняла, что хочу здесь жить. Мы сидели с другом на «Фабрике», пили кастрюлю чая, и впервые за три года мне было спокойно. Я подумала, что мне нужно обязательно запечатлеть это состояние и набила на руке татуировку — грузинский паспортный штамп.
Полгода я прожила в Стамбуле, но раз в два месяца стабильно приезжала в Тбилиси на психотерапию, встречу с друзьями и выступления. В Турции со стендапом всё очень непросто: открытые микрофоны проходили раз в неделю, и каждый раз на них сидели одни и те же люди, поэтому приходилось много писать.
Стамбульские зрители не очень вкатывались в мою комедию. Это были либо русскоязычные ребята, которые эмигрировали лет десять назад, и им безразлична война, либо туристы, которые живут в России, приехали отдохнуть, им тоже это неинтересно, им же еще возвращаться на родину.
Когда я переехала в Тбилиси, оказалось, что то, что беспокоит меня, здесь беспокоит всех. В Стамбуле максимум, что волнует людей, — это Эрдоган и такси. Хотя мне кажется, сейчас абсолютно все эмигранты устали и им снова нужны бытовые истории. Когда я рассказываю, что ко мне пришли жаловаться злые соседи-грузины, что с 19-го этажа я затапливаю их гараж, я идеально попадаю в зрителя.
Оказалось, что ездить отдыхать в Тбилиси и жить в Тбилиси — это разные вещи, но сейчас я чувствую, что мы притерлись с этим местом, и я тут надолго. Со Стамбулом у меня такого ощущения не было. Когда был поход Пригожина на Москву, я целый день просидела на море с телефоном, смотрела на людей, заглядывала им в лица: вы видите, что происходит? Но нет, в Стамбуле все просто живут.
Я хочу быть в Грузии столько, сколько она мне разрешит, и вообще мне бы хотелось встретить конец войны здесь и стать частью большого уличного праздника.
Как вы
— Часть нового концерта посвящена моему отцу. Сейчас он на пенсии, но работал начальником воспитательного отдела в тюрьме в Оренбурге. Когда он узнал, почему я уехала из России, он назвал меня предателем — сейчас мы созваниваемся только по праздникам.
Мне кажется, мой отец был тем человеком, который в тюрьме отвечал за пытки заключенных. Когда он начал там работать, у него слетела кукуха: он приходил с работы, смотрел телевизор, пил, бил мать и ложился спать. Когда в жизни человека появляется насилие, оно заражает его полностью, и мой отец не мог остановиться даже дома.
На каникулах меня не с кем было оставить, и он водил меня к себе на работу, папины коллеги угощали меня тюремной едой: холодным чифиром и теплым холодцом. Я переехала из Оренбурга в Москву. Мама дождалась, когда у него ослабеет здоровье, и убежала из дома. Я боюсь, что, когда я выпущу второй концерт, он его посмотрит и позвонит мне. Но, может, хотя бы тогда мы нормально поговорим.
Мне пришлось выкинуть из концерта шутки про домашнее насилие, потому что, на самом деле, со сцены эта тема никогда не работает. Как только ты говоришь «домашнее насилие», люди отстраняются — ой, ну мы не за этим пришли. Как правило, это связано с детскими травмами: родители ругались, бились. Про войну и эмиграцию шутить проще, потому что в данный момент мы переживаем это взрослыми людьми и можем отрефлексировать эмоции.
В Стамбуле мы жили в восточном районе, там никто не говорит на английском, и мне нравилось общаться с местными на турецком. Прощание в Турции это отдельный ритуал — вы еще пять минут желаете всего наилучшего и кидаете друг другу респект. Здесь, когда я ухожу и говорю «спасибо, до свидания», чаще всего мне ничего не говорят в ответ.
Сейчас я пишу третий большой концерт, он будет про осознание эмиграции и переезд из Стамбула. С ним в январе я поеду в Белград, а потом надеюсь на небольшой тур.
Видите, есть и хорошие новости 💚
Мы продолжим рассказывать вдохновляющие истории — а вы можете поддержать нашу работу
поддержатьЧто еще почитать:
- Знакомьтесь: 83-летний кинооператор Омар Брегвадзе. Мы поговорили о «Грузии-фильм» и любви к кино.
- «Я занимаю время работой, вижу результат и кайфую». Знакомьтесь: сооснователь бара Graali Игнат Ковалев.
- «Я решила показать: никто не вправе разговаривать со мной в таком тоне». Как работает одна из немногих бартендерок Тбилиси — Цио Глонти.