«Нас вроде и меньшинство, но адекватные мы». Курьер, психолог и бариста с антивоенной позицией — о своем будущем в России

Суд продлил арест Саши Скочиленко до 1 августа. На очередное заседание по мере пресечения пришли десятки петербуржцев и жителей других городов. Большинство из них не знакомы с обвиняемой.

«Бумага» попросила пришедших рассказать, каким они видят свое будущее в России, где за антивоенные высказывания можно получить тюремный срок.

— Скорее всего, репрессии дальше будут идти тихо, но так же активно. Они коснулись уже не только Скочиленко, Романова, Петровой. Кажется, что в Питере самые жестокие следователи, всех отправляют в СИЗО. Но это не только в Петербурге. Я сам из Красноярского края, а здесь учился. Недавно читал, что в Нальчике осудили человека к трем годам условно. Наверное, дальше будет всё так же жестоко, но всё тише и тише. В какой-то момент из-за того, что этого много, это уже потеряется, но очень бы этого не хотелось.

Я слежу за делом создателя профсоюза «Курьер» Украинцева. Его обвиняют в том, что он не уведомил о митингах. Могут быть уголовные дела и по этой линии — потому что социально-экономические условия не будут улучшаться еще долгое время. Очень уж завязана Россия на мировую экономику. Все-таки Россия не страна уровня Ирана. Мы можем какое-то время пожить как апартеидный ЮАР, но там в 80-х было не очень хорошо из-за санкций.

Уезжать я пока не собираюсь, к тому же и возможности нет — я не слишком богатый человек. С языками у меня тоже плохо, даже учиться не смогу.

— Говорить о будущем — это как говорить о том, чего не существует. Пока у нас во главе страны некий царь, будет пиздец, и он будет прогрессировать стопудово.

Я не уеду. Потому что в 2019 году я автостопом объездила Россию от Питера до Улан-Удэ туда-обратно со своей подружкой. Я посмотрела в целом на всё разнообразие, всю красоту места, где я родилась и живу. Я не готова просто бросить это место. Это моя родная страна, я здесь родилась, всю жизнь живу, и что бы ни случилось, я не готова уезжать. Возможно, я говорю так сейчас, пока ничего не случилось. Всё может измениться, разумеется. Но пока у меня такая позиция: даже если будет совсем пиздец, я всё равно не уеду.

Я думала, что я буду делать, если совсем прижмет. Выбор либо отпустить ситуацию — «сяду и сяду», либо какой-нибудь показательный акт суицида, как совершила журналистка в Нижнем Новгороде.

Мы обсуждали не так давно, что очень трудно становится не потерять внутренний стержень в ситуации, когда остается всё меньше людей, которые не боятся высказываться. Всё труднее этот стержень удерживать верой в то, что ты адекватный, что не большинство право, которое верит, что война — это окей, а нас вроде и меньшинство, но адекватные мы.

Я верю, что рано или поздно счастливое будущее может случиться. Не исключено, что мы до него не доживем.

— Надеюсь, что ужесточения репрессий не будет, но по всем показателям они ужесточаются. Но я считаю, что с их ужесточением протестная [активность] будет увеличиваться, как это ни странно. Хотя они хотят, наоборот, ее подавить. Я вижу людей, которые первый раз приходит в суды, поддерживая людей, арестованных только за мысли, — это новые люди, которые раньше сидели молчали.

Я не планирую уезжать — железно. Если б я был не поэтом, я бы, может, уехал, но тоже вряд ли. Все-таки я должен оставаться здесь, даже если будет хуже, и продолжать то, что я делаю. Я буду писать, выступать, продвигать идею свободы мысли, чтобы это было в каждом человеке.

Страха нет. Если честно, как только заступил наш нынешний президент, с «Курска», я всё понял — и с того момента не изменил своих позиций. Сейчас люди начинают понимать, даже Чулпан Хаматова, которая говорит, что 20 лет не понимала, а сейчас поняла. Потому что каждый хочет отгородиться и жить в своем коконе, но это невозможно в стране, где начинаются репрессии. Если сейчас мы будем молчать, то завтра нас заберут. А если мы будем ходить [в суды], то есть шансы, что кого-то не заберут.

Каждый человек должен понимать, что происходит, и не бояться. Преступления, которые совершаются против человечества, очевидны. И если человек молчит об этом, значит, он пока не осознал это. Это непонимание ситуации и страх, который с 1917 года вгонялся в людей. Это как когда крепостное право отменили и долгие годы люди не понимали, как без барина жить.

— Я муниципальный депутат. Я представляю жителей, и антивоенно настроенных жителей. Большинство из них не могут уехать из страны, всё бросить и найти какую-то профессию, которая востребована за рубежом. Поэтому я вижу свое будущее как продолжение представления их интересов. Я не собираюсь уезжать из-за атмосферы тревожности или ухудшения политического фона.

Я считаю, что у нынешнего государства нет возможности, ресурсов возродить сталинский массовый репрессивный аппарат. Поэтому я думаю, будет еще какое-то количество видимых, значимых уголовных дел, как в случае с Сашей Скочиленко, но массовых репрессий, как в Чили при Пиночете, не будет.

Я стараюсь рационально оценивать риски, но я не боюсь. XXI век подарил нам возможность регулировать входящий информационный поток. Более того, мое общение с друзьями, которые уехали, создает ощущение, что скорее они оторвались от контекста, если только они не предпринимают специальных мер, чтобы остаться в этом контексте.

— Я работаю с детьми. Для меня очень важна солидарность с людьми, которые не могут уехать. У нас есть очень большой пласт людей — если взять области, малые города, — которые вообще понятия не имеют, что можно так уехать. Мне кажется, немного неправильно уезжать, когда нет такой возможности у других. Как будто бы правильно сидеть и помогать людям в их интеграции к чему-то лучшему, что есть.

Есть ощущение, что следующая цель — это будут ЛГБТ-люди и организации. Уже пошло ужесточение в эту сторону. У нас студенты Пермского государственного университета сняли ролик про отношение студентов к ЛГБТ-людям, и за это были угрозы отчисления. Для меня это была знаковая история — потому что лет 6 назад, когда я там училась, всё было по-другому. Есть ощущение, что скоро все эти репрессии начнутся сильнее.

Раньше я думала, что такая точка [для решения об отъезде] — это когда ты ничего не можешь сделать в России из важных вещей. Потом я задумалась, что рано или поздно выплывет, что я занимаюсь детьми-ЛГБТ… Не знаю — думаю, что попробую какие-то частные еще отрасли, НКО, но если НКО уже не будет… сложный вопрос.

Фото: Ника Самусик для «Бумаги»