В Эрмитаже открылась выставка коллекции Морозовых — ради нее объединили работы из Петербурга и Москвы. Искусствоведы рассказывают, почему ее стоит посетить

— На мой взгляд, открытие выставки братьев Морозовых в Петербурге — это исторически важное событие. Важное, потому что жаркие споры о том, где должны на постоянной основе объединиться коллекции Щукина и Морозовых — в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина или в Эрмитаже — сменились объединением этих двух музеев и созданием выставки, которая поочередно представит коллекции в Петербурге, Москве и даже Париже. Коллекции были разделены (в 20-е годы XX века между Эрмитажем и Государственным музеем изобразительных искусств имени А. С. Пушкина — прим. «Бумаги») и после этого ни разу не были представлены в том виде, в котором их сформировали их владельцы. Наконец-то они окажутся в своем первоначальном состоянии.

Именно благодаря Щукину и Морозовым мы оказались счастливыми обладателями шедевров мирового искусства и каждый день можем видеть их в Москве и Петербурге. Страшно представить, что было бы в наших музеях, если бы не эти самоотверженные, увлеченные своим делом коллекционеры.

Это важное событие еще и потому, что в свое время именно французский модернизм и работы, которые собирали Морозовы и Щукин, оказали большое влияние на русское искусство и способны оказывать влияние до сих пор. Сами коллекционеры оказали огромную поддержку французским художникам, покупая их работы и заказывая новые.

— К 1917 году в России французской живописью конца XIX — начала XX века обладали не более дюжины коллекционеров. Но главные — это семьи Морозовых и Щукиных, собравшие уникальные по количеству и качеству произведения современного искусства. Это предприниматели одного круга, которые были хорошо образованы, происходили из семей староверов, были «морально прочными» и в то же время дерзкими настолько, чтобы позволить себе покупать искусство, не успевшее обрести прочную репутацию.

В стране на тот момент не было частных галерей и музеев, и дома этих меценатов были единственным местом, где можно было увидеть последние тенденции в искусстве: Сезанна, Гогена, Ван Гога, Пикассо, Матисса и других. Сергей Щукин сделал коллекцию публичной в 1909 году и иногда сам проводил экскурсии, Морозов же показывал собрание только в частном порядке.

Тем не менее обе коллекции имели ощутимое влияние на формирование русского авангарда: вокруг представленных работ велась открытая полемика, свидетельства о которой дошли до нас в воспоминаниях современников. Без институциональной преграды в виде структуры музея или фонда это влияет на формирование художественной среды более прямо: зрители высказывают мнение, художники равняются и соревнуются с передовыми тенденциями — возникает диалог «здесь и сейчас».

В отличие от Щукина, Морозов часто поддерживал и русских художников, покупая Серова, Врубеля, Шагала, Гончарову и других. Поддержать Шагала тогда было радикальным жестом, а сегодня он — визитная карточка и русского и французского искусства. Цены [на работы] художников русского авангарда продолжают расти, что свидетельствует о мировой востребованности этого искусства.

Однако на Эрмитажной выставке собрания Морозовых эти работы увидеть не удастся. Вся коллекция впервые после разделения воссоединится уже на финальной выставке, посвященной меценатам, в Париже в фонде Louis Vuitton. Для Парижа это будет большое событие.

Сегодня смело можно сказать, что помимо влияния на русскую художественную среду, приобретения Щукиных и Морозовых сделали для французского искусства то, что не сделал Париж. В их коллекции попали те произведения, без которых нельзя представить развитие живописи. К тому же меценаты щедро платили. Иван Морозов был известен в Париже как «русский, который не торгуется».

Через столетие Щукина и Морозова продолжают постоянно приводить в пример как прогрессивных и смелых меценатов, искренне поддерживавших современное им искусство. В отличие от западных покупателей они не делали покупки ради спекуляции. Щукин иногда говорил о своем Гогене: «Сумасшедший написал, сумасшедший купил». Вот эта близость по духу с художниками и выделяет знаменитых коллекционеров.

По сей день коллекции играют большую роль в изучении истории живописи, точный выбор шедевров теперь проверен временем. К примеру, у Ивана Морозова было всего три картины Пикассо, но все — знаковые: «Девочка на шаре», «Арлекин» и «Портрет Воллара». Морозов представлял развитие искусства после импрессионизма как «эволюцию», а Щукин — как «революцию», и выбор они делали соответственно.

В Петербурге первый раз будет показана вновь объединенная коллекция братьев Морозовых. Из Эрмитажного хранения 109 картин, а из ГМИИ им. Пушкина — всего 31, поэтому петербуржцев, возможно, выставка не удивит. В любом случае, материал выставки обещают преподнести через личность коллекционеров. Мне, как и многим искусствоведам, изучавшим эпоху по статьям куратора — Альберта Григорьевича Костеневича — очень важно и ценно посетить грядущую выставку.

— ГМИИ дает [Эрмитажу] лучшие вещи из коллекции Морозовых — «Бульвар Капуцинок» Моне, «Портрет Жанны Самари» Ренуара, «Персики и груши» Сезанна, «Море в Сент-Мари» Ван Гога, «Фрукты и бронзу» и «Марокканский триптих» Матисса, «Девочку на шаре» и «Портрет Амбруаза Воллара» Пикассо, «Просушку парусов» Дерена.

Трудно говорить о диалоге [между «Щукинской» выставкой в Москве и «Морозовской» в Петербурге]. Дело публики — сравнивать эти выставки и составлять мнение об экспозиционных приемах, оценивать усилия двух музеев по изданию соответствующей литературы. В Эрмитаже к открытию подготовлен большой научный каталог, куда включены все картины из собрания братьев Морозовых. В Москве предполагается выпуск путеводителя по выставке.

Переоценить влияние Морозовых и Щукина на историю современной живописи совершенно невозможно, именно благодаря этим трем собирателям [в России] появились картины таких мастеров, как Клод Моне, Пьер Огюст Ренуар, Поль Сезанн, Поль Гоген, Анри Матисс и Пабло Пикассо. Их коллекции еще до революции стали настоящими музеями, художники русского авангарда приобщались к новой французской живописи именно там.

Михаил Морозов был современником Сергея Щукина, хотя на полтора десятилетия младше его, а собирать новую западную живопись они начали, по существу, одновременно. Михаил Морозов привез первые для России картины Гогена, Ван Гога, Боннара, а его брат Иван Морозов заказал ряд картин, среди которых надо выделить заказанный им для своего особняка большой триптих «У Средиземного моря» Боннара. Кроме того, он приобрел первую картину Пикассо на год раньше Щукина, который по количеству собранных им произведений этого мастера значительно превосходил всех остальных. Помимо этого Щукин был меценатом Матисса.

Выставка воссоздает историческую ситуацию и показывает две выдающиеся коллекции нового западного искусства, прежде всего французского, сложившиеся в Москве на рубеже XIX и XX веков. Это важно потому, что выявляет приоритет двух коллекционеров, которые начали прививать русскому обществу вкус к живописи импрессионистов, Сезанна, Ван Гога, Гогена, Матисса и Пикассо.

Фонд Louis Vuitton (в котором в 2020 году пройдет совместная выставка — прим. «Бумаги») за короткое время стал достаточно традиционным для наших музеев (Эрмитажа и ГМИИ). Уже в 2016 году там прошла с рекордным успехом выставка Щукина, но Эрмитаж начал участвовать в экспозиционной работе музея Louis Vuitton с его основания, еще раньше, когда, например, отдельно показывался «Танец» Матисса.

— Знаменитые русские коллекционеры начала XX века сделали возможным тот факт, что сегодня у нас есть уникальная коллекция, сравнимая с парижской коллекцией музея д’Орсе. Братья Морозовы, Щукин — это люди, которые смотрели вперед. Мало кто знал, что это за Матисс и почему это интересно. Для большинства современников работы Матисса во Франции были дикими. Нужно было иметь очень тонкий вкус, смелость и экстравагантность, чтобы понять, что за это можно заплатить деньги. Иван Морозов часто заказывал что-то специально для себя — то есть платил вперед, не зная наверняка, что он получит.

Я работаю с современными художниками и понимаю, что они постоянно находятся в состоянии некоторой социальной неуверенности. И когда появляется человек, способный в них поверить, это дает им не только материальные блага, но и моральную поддержку. Были такие художники, как Эдуард Мане, Клод Моне, которые не ломались ни под какими бурями и делали то, что хотели; но для кого-то было важно признание.

Нельзя сказать, что русские коллекционеры «открыли» этих художников, что Иван Морозов приезжал в Париж и искал их по закоулкам. Они выставлялись в салонах, на выставках, их продавали дилеры — какой-то резонанс шел и в прессе, и в сообществе. Это была очень плотная тусовка.

Связь с коллекционерами оказалась значимой в первую очередь для Матисса. Ван Гога покупали уже после его смерти, Гогену они тоже не сильно помогли, а вот для Матисса это сыграло роль в его становлении как художника.

Эти художники очень востребованы среди сегодняшних зрителей. Мне кажется, французские модернисты — любовь российского зрителя. Эти художники очень известны и хорошо распиарены — во многом за счет того, что история каждого из них — это путь преодоления. Многих из них долго никто не признавал, но они продолжали работать и в итоге увековечили себя в истории. Всё это очень романтично, про это снято много фильмов и написаны сотни книг.