Петербуржца судят за анекдот о выборах и картинку про «ватников». О деле за репосты рассказывает его адвокат

Петербуржца Эдуарда Никитина судят за два репоста во «ВКонтакте». Анекдот и карикатуру он перепостил еще в 2015 году, уголовное дело возбудили только в декабре 2017 года. Накануне заседания в суде адвокат Никитина Максим Камакин рассказал «Бумаге», из-за каких именно постов возбудили дело, какие заключения сделали эксперты и что сам обвиняемый думает о шутках.

— Расскажите подробнее о деле в отношении Эдуарда. В его репостах были ругательства?

— Мой подзащитный перепостил анекдот, авторство которого не установлено. Анекдот, сомневающийся в качестве выборов и в возможности улучшения после выборов ситуации в стране.

Там были неприличные слова, но не ругательства. Эксперты пишут, что надпись на графическом изображении содержит в завуалированной форме недоверие к какому-либо из избранных путем голосования депутатов, главы государства, должностных лиц, членов организации и в возможности осуществления кем-либо позитивных изменений в стране. То есть если сомневаетесь в позитивных изменениях в стране и еще, не дай бог, рассказываете об этом политические анекдоты, то вы уже клиент статьи 282.

— Можете в целом описать анекдот?

— В анекдоте сын разговаривает с отцом и спрашивает о возможных улучшениях в стране. Отец, соотвественно, в безрадостной и немного грубоватой форме объясняет сыну, что ни на какие улучшения в стране рассчитывать не приходится.

— А что насчет карикатуры?

— Там изображен так называемый ватник. И эксперт приходит к выводу, что слово «ватник» используется пользователем определенной категории антироссийской направленности в значении унижения, принижения, негативной оценки, очернения русских, а надпись под карикатурой воспринимается как пожелание смерти всему русскому народу (в подписи со словом «ватник» обыгрывается известное высказывание об индейцах, приписываемое Филипу Шеридану, — прим. «Бумаги»). То есть в этом смысле эксперт полностью отождествляет слово «ватник» с русским народом, что является полным домыслом этого эксперта. И делает совершенно бессмысленные выводы.

В нашей стране доходит до полного абсурда. Неизвестно, какие действия могут квалифицировать по этой статье [об экстремизме], а какие нет. Мы живем в абсолютной правовой неопределенности, и по этой статье может быть привлечено любое лицо, как правило, выразившее сомнение в правильности курса руководства страны.

— Как вы узнали о деле?

— Ко мне обратились с просьбой оказать защиту.

— Это было тогда же, когда завели дело, в декабре 2017 года?

— Да.

— Сколько лет Эдуарду и где он работает?

— Он родился в 1974 году. Сведения о том, что он где-то работает, отсутствуют.

— Эдуард вообще помнил о репостах от 2015 года?

— Да, он помнил об этих репостах, мы их обсудили. Да, шутки были не совсем удачные, но, сами понимаете, за шутку и тем более за сомнение в качестве выборов, честно говоря, привлекать к уголовной ответственности мне кажется чрезмерной санкцией государства.

— Эдуард рассказывал, как узнал о деле в отношении него?

— Репосты были сделаны в 2015 году. Насколько я понимаю, в возбуждении уголовного дела дважды отказывали и только в декабре 2017 года дело возбудили. У Эдуарда провели обыск и изъяли компьютер.

— Кроме компьютера что-то еще изымали?

— По-моему, нет.

— Вы знаете судью, которая рассматривает дело?

— Нет, не знаю.

— А экспертов, которые подготовили заключения?

— Они из второго отдела криминалистического сопровождения Следственного управления криминалистики Главного следственного управления по Санкт-Петербургу. И у одного из них образование по специальности «научный коммунизм» (по информации «Фонтанки», еще одним — сторонним— экспертом в деле была Резеда Салахутдинова. Именно у нее, по данным издания, специальность «научный коммунизм» — прим. «Бумаги»). Раньше я с ними никогда не сталкивался. Экспертизу начали 3 июня 2016 года, а закончили 8 сентября 2017 года. То есть как-то она уже совсем по времени растянута.

— Каковы были результаты психиатрической экспертизы?

— Об этом Эдуард просил меня не распространяться. И не оглашать всё, что связано с его здоровьем. Всё, что касается здоровья, — это его личное дело.

— Следствие настаивает на принудительном лечении? Как они это объясняют?

— Да. Говорят, что человек нуждается в лечении.

— Что Эдуард думает о деле?

— Он согласен, что шутки были не очень удачные, но оснований для привлечения для уголовной ответственности ни он, ни я не видим.