Посмотрите на самые старые и редкие книги, которые можно купить в магазинах Петербурга. Пять историй от букинистов

В Петербурге старые книги можно найти в магазинах разных профилей: в антикварных лавках, на барахолках, в небольших букинистических отделах книжных магазинов. И хотя общий спрос на книги падает, остаются люди, готовые покупать редкие экземпляры на аукционах или искать по городу издание из своего детства.

Почему распродаются богатые домашние библиотеки, которые собирались поколениями, какие книги популярны у библиофилов и почему лучшие собрания у людей технических специальностей?

«Бумага» поговорила с сотрудниками книжных и антикварных магазинов и выяснила, какие ценные издания сегодня можно найти в петербургских букинистах.

— Тех, кто покупает книги, осталось очень немного. Спрос на букинистику снижается, потому что снижается количество коллекционеров во всех областях. Кроме того, букинистика — один из самых дорогих видов коллекционирования.

Иногда доходит до маразма и суперобложка стоит дороже, чем книга. Недавно видел на аукционе дореволюционное издание: кроме суперобложки к книге прилагался футляр, который оборачивался в специальную бумагу. Самый писк, чтобы была вот эта бумага, футляр и уже потом — суперобложка.

Молодых букинистов я не встречал — как правило, все возрастные. Обычно, когда человеку достается коллекция по наследству, он ее распродает, — если ему не передалась эта болезнь. А коллекционирование — это действительно болезнь, причем неизлечимая.

Еще есть ценители, но они хотят такие раритеты! Не просто прижизненное издание Пушкина, а с автографом. (Я, конечно, немного утрирую.)

Есть [профессиональные] библиофилы, которые ищут раритеты, известные по книжным каталогам. Есть библиофилы-любители, которые могут купить что угодно. Кроме того, нельзя забывать о моде. На авангард она прошла — сегодня в моде Серебряный век. Популярнее всего, наверное, Блок, Ахматова, Мариенгоф.

Так, например, и детские книги 20–30-х годов — скажем, Маршака — востребованы сейчас только из-за художников, а не из-за содержания. Здесь тоже ищут издания в хорошем состоянии, а как детская книжка может быть в хорошем состоянии? Значит, ее не должны были читать? Как правило, они все замусоленные и разрисованные.

Ценятся эмигрантские издания, которые издавались в Париже и Берлине, самиздат. Исторические книги также пользуются спросом; популярно всё, что связано с военными действиями и русскими полками.

Подделки приносят постоянно. Я [в таких случаях] сразу отправляю сканы на экспертизу в Москву: много насмотрелся, нащупался. Бывает, не знаешь почему, но не нравится тебе эта книга. Подделки сегодня — на высшем уровне. Подберут и бумагу, и чернила, и краски. Всё что угодно. Вы будете определять состав, возраст при помощи аппаратуры — и всё будет соответствовать [заявленным параметрам].

— Очень часто люди [находят в семейной библиотеке] дореволюционную книгу 1900-х и думают, что она стоит миллионы. А я такую же книгу за 500 рублей не могу продать. Эти люди, ожидая, что я сейчас вытащу кейс с деньгами, разочаровываются, обижаются, чуть ли не матом кроют — и уходят.

То, что книга старая, не значит, что она стоит хороших денег. Есть дореволюционные книги по 200–300 рублей — отдельные тома из многотомников разных писателей, например.

Дореволюционная зарубежная литература на иностранных языках тоже копеечная, потому что в России никому не интересна. Французские, английские, немецкие книги продаются по очень низким ценам.

Если говорить о книгах подороже, у нас есть первое прижизненное издание «Повести и рассказы. Сочинения Антона Чехова», цена — 150 тысяч рублей. Тираж напечатан в типографии Сытина, 1894 год, состояние довольно приличное. Переплет уже владельческий, не оригинальный, зато кожаный; называется английским — вероятно, его делали [на заказ] в мастерской.

Есть еще «Священная книга Кирилла Иерусалимского» — перепечатка с книги 1644 года, изданная на Московском печатном дворе в конце XVIII века.

Еще одна интересная книга — путеводитель по Ленинграду 1927 года. Что здесь примечательно: в конце книги [и на обложке] — реклама тех времен.

В основном книги нам сдают дети очень непростых ребят, которые занимались исследованиями и работали в учебных учреждениях. Детям эти книги не нужны.

Мы сотрудничаем с одним товарищем — деканом востоковедения. У него много интересной литературы — по два-три лишних экземпляра. Что-то мы у него покупаем, иногда меняем.

Другой товарищ распродавал семейную коллекцию. Вроде простой Библии 1892 года, выпущенной синодальной типографией. Таких Библий очень много, но принадлежала она довольно интересному человеку — Георгию Князеву и, как понимаю, передавалась от отца к сыну: вся в автографах, в записях. Сам Князев собирал архивы о самых разных людях — например, об академике Сахарове. И этот архив даже вроде как был продан на Уделке.

— Еще до октября 2017 года положение магазина было не лучшим: грязный, бессистемный, с таким подбором книг, что не знаешь, плакать или смеяться. Потом я стала записывать, что ищут люди, получать обратную связь — и увела ассортимент в сторону искусства, театра, литературоведения, мемуаров, истории и философии. А заодно избавилась от детективов. Потратила на это два дня и под конец хотела застрелиться: их даже бесплатно не забирали — сейчас лежат на складе. Думаю, если в макулатуру сдадим, хоть немного заработаем.

Все переделки происходили в рабочем режиме. Люди заглядывали в магазин, в который невозможно было зайти из-за усыпанного пола книгами, но потом возвращались посмотреть, что же стало. Один мужчина помогал красить шкаф. Иностранец, глядя, как я разбираю кассу, спросил мою коллегу: «Is it true that Russian women can do everything by their own?» (англ. «Это правда, что русские женщины способны сделать что угодно без посторонней помощи?» — прим. «Бумаги»).

Лучшие моменты в работе — это когда находишь книги и звонишь людям, которые их искали. Чувствуешь себя при этом Санта-Клаусом. Однажды женщина расплакалась при виде книги, которая была у нее в детстве, — «Июльской грозы» Платонова 1977 года с иллюстрациями Куприянова.

Как-то раз к нам пришел мужчина, который всю жизнь занимается вычиткой и редактурой альбомов по искусству. Рассказал, что посадил зрение и заработал косоглазие, издержки профессии. Он сдавал нам огромное количество книг по искусству. Я видела, что он делает это не ради денег — и с большой грустью. Но он считал, что его дети не сохранят эти книги. Многие так поступают: сдают книги просто для того, чтобы не пропало.

При оценке книги учитывается много факторов: год издания, состояние. Дарственные надписи (если только это не автографы знаменитых людей — прим. «Бумаги») и штампы уменьшают стоимость. Библиотечные штампы и вовсе обесценивают книгу — библиофилы и букинисты такие издания не собирают. Также учитываются тираж и спрос. На старую специалиализированную литературу — например, техническую — нет спроса: она неактуальна, и, как правило, такие книги, конечно, копеечные.

Одно из знаменитых издательств (популярное среди библиофилов — прим. «Бумаги») — Academia, основанное Петербургским философским обществом при университете. Они известны весьма качественными изданиями классической литературы. У нас есть, например, «Правдивое комическое жизнеописание Франсиона» Шарля Сореля с тиснением в виде растения на обложке. Такие элементы оформления для них не редкость.

Издание, которое я купила себе в нашем магазине сама за 800 рублей, — альбом Серова 1982 года. Я очень люблю Серова, и этот альбом — лучший из тех, что я видела. Он хорош качеством печати: цвета изображений очень близки к оригинальным. Лучше всего это видно по картине «Дети»: во многих изданиях можно увидеть, что кожа у них желтовато-зеленоватая. Кроме того, он включает в себя карандашные зарисовки — как по мне, он наиболее полный. Книгу выпустило издательство «Аврора» — одно из лучших издательств, специализировавшихся на литературе об искусстве.

— Иногда люди сдают книги из-за денег или переезда. У кого-то была нормальная зарплата, а потом наступили времена посложнее — и продают книги, которые когда-то покупали. Теперь эти книги у многих статья дохода: могут в одних магазинах покупать, а в другом продавать.

Лучшие библиотеки не у филологов, а у людей технических специальностей: они увлекались всем. Вот история одного человека, который приносит нам книги: была семья, был брат — очень известный книжник. Оба покупали очень много книг. Брат умер, и осталась куча книг. И то он не хочет расставаться с ними, многое жалко.

В основном, конечно, книги приносят наследники. Был, например, человек, который скупал книги на аукционах и держал свой антикварный магазин, а потом умер. А семье его книги не нужны ни в каком виде.

Из-за того, что в Ленинграде была блокада, здесь сохранилось меньше книг, чем в Москве. Поэтому бывает, что даже если книга в очень хорошем состоянии и раритетная, в Аукционном доме она тоже может оказаться.

У нас есть, например, «Воинские повести» Древней Руси, выходившие в серии «Литпамятники» (книги этой серии посвящены различным литературным произведениям и сопровождаются научно подготовленными комментариями — прим. «Бумаги»). Их выпускало издательство «Наука», которое работает в Петербурге до сих пор. Стоимость — 7 тысяч рублей.

Или, например, «Путешествия по России» с золотым обрезом: из пункта А в пункт Б. Французское издание — раритет, очень красивая книга.

— У нас быстро покупают книги, которые [маркированы] другим временем. Например, недавно принесли учебник английского для КГБ 1964 года — его уже забрали. Есть «Путь великой любви», изданный в КНДР; книга попала к нам окольным путем от парня, у которого родственники работали в партии на высоких должностях. Книга выпущена в 1977 году в Пхеньяне на русском, и ее можно назвать учебником «Как нужно писать про вождей». Книга о том, как Ким Ир Сен любит Корею и как Корея любит его.

Очень большой спрос — на справочники. На издания, посвященные такелажным работам или резьбе по дереву, — именно советские. В них больше практики, чем теории. Кстати, недавно мы продали справочник для радиолюбителей 1949 года. На днях у нас появилась книга Ильи Майзелиса «Шахматы» — один из лучших шахматных учебников. Издание 1960 года от Детгиза, стоит 2 тысячи рублей.