Рэп — главная музыка последних лет. Рэперы становятся хедлайнерами главных музыкальных фестивалей, баттлы между ними набирают миллионы просмотров на YouTube. Несмотря на это, молодые рокеры продолжают мечтать о славе и стадионах фанатов.
«Бумага» рассказывает, как живут молодые петербургские рок-группы, завидуют ли они рэперам, сколько зарабатывают и что делают ради успеха.
Как петербургские группы играют на вечеринке Gucci и поют про мутантов
Вечером у клуба «Грибоедов» на Воронежской улице стоит шесть человек. Они ждут начала концерта панк-фолк-группы Ghost Hippies, которая поет о любви, мутантах и одиночестве.
Девушка со скейтом читает выпуск альманаха moloko plus о наркотиках, подросток в объемной толстовке — потрепанный сборник стихов Артюра Рембо. Еще несколько парней обсуждают, идти ли после концерта в клуб «Клуб» в здании бывшего электротехнического завода или отправиться спать. Все они пришли к официальному началу концерта в 19 часов. Но зайти в «Грибоедов» нельзя: охранник сообщает, что концерта еще долго не будет и «все вопросы нужно задавать организаторам».
Вход открывают только через два с половиной часа. На небольшом танцполе в душном подвале клуба толпятся уже около 100 человек. Им от 16 до 25 лет. В толпе говорят об учебе и друзьях, листают соцсети.
Наконец, примерно в половине одиннадцатого на сцену выходят молодые люди, у всех блестки на лице. Гитарист Веня с зелеными волосами, гитарист и вокалист Валя в ведьминской шляпе и со-вокалистка с псевдонимом Сара Персефона — в узких солнцезащитных очках и широких джинсах из 90-х.
— Сегодня постараемся сыграть хорошо, — говорит Валя, под аплодисменты настраивая гитару. Он уверен, что не опоздал: «Никто не начинает концерт в семь вечера».
На танцполе кто-то целуется, подросток с мокрыми волосами активно танцует — хотя музыканты еще не начали играть.
Под первые песни об отсутствии друзей собравшиеся на танцполе монотонно покачиваются. А потом со сцены доносится: «Тварь со слизью из ушей / позвала к себе домой, / пили молоко мышей, / обжирались кислотой» — и начинается слэм. С десяток молодых людей собираются в образовавшийся в центре танцпола круг, прыгают друг на друга, делают «волну», подпевают. Кто-то прыгает в толпу со сцены, его ловят и пару минут размеренно подкидывают.
Основная программа Ghost Hippies заканчивается уже через 40 минут. Еще минут 20 музыканты, предупредив зрителей, играют «то, что мало репетировали». Но солист Валя сбивается — забыл слова. «Это же не выступление на телевидении, не выступление на большой площадке, чтобы всё было идеально. Тем, кто ходит на наши концерты, это нравится. Сегодня было хорошее шоу», — объясняет он.
После концерта гости быстро расходятся, не обращая внимания на молодого человека у выхода, который кричит: «Мерч! Новый мерч!». Только одна молодая девушка покупает брендированную футболку — чтобы попросить у музыкантов автограф.
Расписавшись на клочке бумаги, Ghost Hippies отправляются домой к Вале и Саре — в просторную трехкомнатную квартиру в центре города. Там на полках лежат книги философов Кьеркегора и Сартра, в центре комнаты на маленьком столе стоит открытая бутылка вермута. В холодильнике музыкантов немного продуктов, две бутылки водки и газировка. Именно в таких квартирах, по словам музыкантов, они писали свои первые песни.
Солист Ghost Hippies Валя Крутиков занимается музыкой больше десяти лет, но к тому, что на концерты его группы приходит по 150 человек, относится спокойно. Он, Сара и Веня часто рассказывают СМИ, что хотят вести рок-н-ролльный образ жизни: «превратить свою жизнь в фильм» и делать музыку, не гонясь за рейтингами.
Свою первую группу Валя собрал в десятом классе — Elektra Monsterz появились под впечатлением от The Beatles и «Аквариума». Через три года они записали первый альбом Teenage Sexy Dreams, посвященный «сексу, рок-н-роллу, скейтбордам и мастурбации». Музыкант подчеркивает: все песни основаны на реальных событиях.
Ghost Hippies в жизни Крутикова появились случайно. Валя съездил со своей группой в тур по России, выступил на фестивале в Сербии, а потом познакомился с Веней, студентом юридического, и они начали репетировать вместе. Примерно тогда же Крутиков услышал EP петербургской школьницы с ником Сара Персефона — 16-летняя девушка выступала одна, прямо на сцене включая музыку с айпода. Валя, Веня и Сара начали вместе играть на чердаке дома и назвались Ghost Hippies.
— Эта группа была для нас способом не депрессовать. Мы, собираясь вместе, отвлекались от наших проблем, — рассказывает Крутиков.
За четыре года они записали один альбом — «Призрачные хиппи и кристальный пакет». Музыканты говорят, что назвали его в честь найденного однажды пакета.
Ghost Hippies не единственная группа троицы. Параллельно они создали поп-гранж-группу angelic milk, там солисткой стала Сара. Тонким голосом девушка поет на английском языке про «взрослый мир», парней и звезды.
К angelic milk успех пришел быстро и неожиданно. Контракт с группой подписал стокгольмский лейбл PNKSLM: их менеджер услышал записи петербуржцев на интернет-площадке Bandcamp.
Благодаря этому, премьера первого сингла angelic milk «IDK HOW» состоялась сразу на популярном портале альтернативной музыки Stereogum. Про инди-группу из Петербурга написали сайты BrooklynVegan, Nylon и «Афиша», отметив необычное звучание и «лоу-файную камерность». Музыканты начали давать сольные концерты, выступили в Швеции и на летней вечеринке Gucci в Москве.
Образы музыкантов angelic milk — Веня и Валя на концерты надевали женские платья — привлекли внимание и глянцевых изданий. Постепенно Валю и Сару стали называть одними из главных модников Петербургов, а японский магазин Jesus Shop выпустил свитшот с портретом Сары.
Несмотря на кажущуюся популярность, больших денег музыка молодым петербуржцам не дает. Сольные концерты с 150–200 зрителями приносят по 10 тысяч рублей каждому, а редкие выступления для компаний уровня Gucci — 50–100 тысяч на всех. Большая часть этих денег уходит на оплату звукозаписывающей студии.
Но музыканты верят, что когда-нибудь точно станут известными. «Если всё останется, как есть», говорит Сара Персефона, она «не вынесет». Тем не менее, продвигаться с помощью рекламы ребята не хотят. И давать много концертов или ездить в туры тоже не планируют.
— Я знаю русские гастроли и не хочу такой жизни. Здесь к нам приходят на концерт, и я знаю, что 50 % — это мои друзья. Мы инди, мы DIY, не хотим никому в руки отдаваться, — поясняет Крутиков. — Я хочу писать песни, которые мне нравятся, а не ставить их на конвейер.
Жить на деньги с концертов у музыкантов, разумеется, не получается. Веня работает актером озвучивания и учится в вечерней школе. Сара Персефона учится на факультете свободных искусств и наук СПбГУ, где снимает короткометражный фильм. Крутиков развивает собственный кассетный лейбл Saint-Brooklynsburg, на который подписаны его друзья — более 30 инди-групп, среди которых самая популярная — это Verbludes с 2,5 тысячами подписчиков в соцсетях.
Saint-Brooklynsburg не первая попытка Крутикова заняться инфраструктурой для инди-музыкантов в Петербурге: год назад он открывал бар Slam City, где должны были выступать симпатичные ему группы. Правда, через полгода бар закрылся — из-за «недостаточного планирования».
Веня, Валя и Сара продолжают верить в будущий успех российских независимых исполнителей. Веня убежден: сами условия жизни в городах России «толкают мыслящих людей на творчество».
— Часть андеграундной русской сцены проплачивается правительством России, чтобы люди романтизировали низость, гопничество и плохой уровень жизни. Они заставляют людей любить это, пудрят им мозги. Всё не так просто — это госзаказ, — смеется Персефона и достает последнюю бутылку водки из холодильника.
Как музыканты продвигают себя в интернете и почему поют про Милонова
Концертный клуб Opera в Петербурге, российский этап международного конкурса Emergenza. На сцене — четверо парней со стоящими дыбом волосами, выкрашенными в зеленый и фиолетовый. У одного в руках баян, двое с гитарами, последний сидит за барабанной установкой. В центре сцены с микрофоном в руках из стороны в сторону покачивается хрупкая девушка с ярко-красными волосами. Она поет:
Чист, суров и непреклонен:
Он борец по божьей воле.
Спит и видит он в аду
Заднеприводных орду.
А порой не спит он ночью,
Зная: где-то кто-то дрочит.
Утром первым делом он
Пишет новенький закон.
Педофилов он в кустах
Ищет с пеной на устах.
Всех, кто портит аппетит,
В свое время запретит.
Эту песню петербургская рок-группа Red Shift посвятила депутату Госдумы Виталию Милонову. Его фамилию в песне не произносят, но называется она «Товарищ М».
— Так сложилось, что все самые большие дебилы в нашей политике начинаются на М. Не только Милонов, но и Мизулина, Мединский, Медведев. Я вообще пытаюсь писать ироничные песни, чтобы показать, в каком абсурде мы живем, — поясняет барабанщик группы и автор слов песни Алексей Табаков.
Самым большим заработком в музыке для Алексея до сих пор остается 1 тысяча рублей: он получил ее за выступление на концерте одной из московских групп, где он на один вечер подменил заболевшего барабанщика. Не добившись славы и стадионов фанатов, Табаков отучился на повара, но работать по профессии так и не начал: сейчас он на заказ ремонтирует принтеры и заправляет картриджи. Но бросить музыку у него не выходит: «привык уже; это единственное, что у меня относительно хорошо получается».
Red Shift Алексей собрал в 2013 году вместе со своим другом детства Игорем Самусенко — инженером из НИИ Роскосмоса.
— Мы дали несколько маленьких концертов, на которых в основном были наши друзья. Хотя мне в принципе всё равно: я сижу за барабанами и особо не смотрю в зал. Вижу только, что у сцены два с половиной инвалида тусуется, а остальные просто сидят, — рассказывает Табаков.
Как типичный концерт того времени Алексей описывает выступления на Дне молодежи в Репино в 2014-м:
— Мы выступали далеко не первыми, перед этим выпили, а сцена была прямо под солнцем. Когда мы вышли, зрители уже ушли от сцены в тенек. Мы пели почти в пустоту. Было так жарко и плохо, что мысль была одна: скорее бы это закончилось.
За такое выступление участники Red Shift получили от организаторов по значку и «свердловской булочке». Денег им не заплатили.
Всё изменилось осенью 2017 года. В сентябре Red Shift подали заявку на участие в конкурсе Emergenza с главным призом — выступлением на опен-эйре в Германии. Сначала был отборочный этап в клубе «Цоколь», потом — четвертьфинал в Opera и полуфинал в «Зале ожидания» с сотней зрителей — огромная аудитория по меркам Red Shift.
— Было феерично. Раньше я в эти клубы ходил как слушатель на группы, которые мне нравится. А тут выступил сам, — говорит Табаков.
В итоге петербургская группа добралась до национального финала конкурса, несмотря на сложности: басист и вокалистка Red Shift опоздали на четвертьфинал из-за того, что их задержала полиция — музыканты пили пиво на автобусной остановке, пока ждали маршрутку к клубу Opera. В финале Red Shift проиграли, но оставлять музыку не собираются.
— Я всё еще хочу стать профессиональным музыкантом, но уже поумерил мечты. Теперь я просто хочу сольно собрать нормальный клуб, а не стадионы по всему миру. Сейчас я понимаю, что для этого должно очень сильно повезти. Тем более нам довольно сложно хайпануть, у нас неподходящая музыка — много политических песен и социальных тем, — рассуждает барабанщик.
Еще одна петербургская группа, которая проиграла в финале Emergenza, — Bones of Grace. Ее в 2016 году собрал 21-летний студент РГПУ имени Герцена Никита Дряхлов. Он сам сочиняет и поет песни на английском: еще в детстве родители отправляли Дряхлова учить язык на Мальту — он гордится своим акцентом. Кроме Никиты в группе еще пять человек, помимо гитаристов и барабанщика две девушки играют на скрипке и виолончели. Всем им от 16 до 23 лет.
Никита вырос на хуторе из 200 человек в Волгоградской области. Рок впервые услышал в 13–14 лет — старшая сестра привезла из Волгограда диски Rammstein, «Короля и Шута» и Radiohead. Никите понравилось. Семь лет спустя он видит два варианта своего будущего: либо станет преподавателем английского, либо — знаменитым музыкантом.
Среди любимых исполнителей Никита называет Мэрилина Мэнсона, но сам совсем не похож на эпатажного рокера. В вуз он ходит с уложенными волосами и в аккуратном приталенном пиджаке, в котором больше похож на молодого предпринимателя, а не рок-звезду.
К своей мечте о сцене Дряхлов тоже относится, как к продуманному бизнес-плану. Чтобы будущим англоязычным слушателям не нужно было произносить сложную русскую фамилию, он взял псевдоним Никита Jones. Чтобы лучше писать песни на английском — поступил на переводчика. Даже название группы Никита специально придумал такое, чтобы фанатам было удобно его скандировать.
Как и другие молодые группы, свою музыку петербуржцы продвигают через интернет — у Bones of Grace есть сайт и соцсети, где можно почитать тексты песен и купить силиконовый браслет с символикой группы. Договариваются о выступлениях в клубах и на фестивалях музыканты тоже в сети.
— Сейчас уже на нас клубы часто сами выходят, а раньше просто писали в заведения и договаривались, — поясняет Никита.
Сейчас у Bones of Grace всего 480 подписчиков во «ВКонтакте», но уже есть маркетинговый план на год вперед — с концертами, записями песен и увеличением аудитории. За его выполнение отвечает менеджер Bones of Grace — сестра Никиты Настя.
Практически сразу после основания Bones of Grace начали давать концерты. Начали с маленьких клубов и баров, были небольшие петербургские рок-фестивали, где выступать приходилось перед 10–60 людьми. Денег Bones of Grace пока не приносит — чтобы заниматься музыкой, ее участники подрабатывают. Никита, например, дает частные уроки английского и игры на гитаре.
На первый сольный концерт группы с билетами по 100–150 рублей пришли порядка 60 человек, большинство из них — родственники и друзья.
— Сначала было очень странно вообще выступать. Было страшно даже перед таким количеством человек. Выходишь — и не знаешь, куда даже взгляд направить, — объясняет Дряхлов.
Первые масштабные выступления Bones of Grace были на Emergenza. Параллельно группа выступила на фестивале «Рок-иммунитет» в A2 с The Hatters в хедлайнерах. За несколько месяцев группа Никиты Дряхлова прошла путь от выступлений 20 скучающими зрителями в барах до нескольких сотен у сцены.
— Конечно, приятно выступать перед огромной толпой. Ведь всё для этого и делается. Но сейчас я уже понял, что должно быть всё равно — 20 или 600 человек. Раньше смотрел на группы, которые бегают по сцене перед кучкой людей, как на дурачков, а теперь думаю, что это правильно, — рассуждает музыкант.
У группы уже есть фанаты: они покупают билеты на выступления, фотографируются с солистом на концертах и обсуждают тексты песен в соцсетях. О поклонниках Никита говорит с хвастливой интонацией в голосе, но подчеркивает, что их количество — не главное.
— Конечно, стать знаменитым приятно. Но больше хочется не делать дерьмо. Чтобы люди с восхищением и удовольствием говорили о твоем творчестве. Поэтому у меня нет зависти к рэперам, которые быстро набирают тысячи фанатов. Это просто тренд. Аудитория не дура, она не будет постоянно есть говно, — уверен лидер Bones of Grace.
Как несовершеннолетние музыканты собирают клубы и ездят в тур по России
Максим Садовников вырос в Купчине. К 17 годам он записал два альбома и съездил в гастрольный тур по России, бросил ради музыки школу и даже пытался покончить с собой. Больше всего Максим боится постареть и превратиться в «обычного человека» с работой в офисе вместо концертов.
Музыкантом Максим решил стать в 11 лет, когда впервые услышал Sex Pistols. Он нашел дома старенькую отцовскую гитару и разучивал аккорды, представляя себя Сидом Вишесом. Уже в 12 Максим попал в группу, но быстро ушел из нее: раздражали сверстники, которые считали музыку всего лишь хобби.
Подросток не хотел оставлять занятия музыкой. Пробовал учиться в музыкальной школе, но бросал из-за неприспособленности к системным занятиям; записывал песни дома в одиночку, но всегда мечтал о настоящей рок-группе. Главный шаг к ее созданию он сделал в 2014 году, когда увидел во «ВКонтакте» объявление сверстника: барабанщик Артем Маслов искал гитариста в свою школьную группу.
Маслов и Садовников стали друзьями, а еще через год впервые попали в «Ионотеку» — клуб в мрачном подвале в Мучном переулке, который к 2015 году уже был популярен среди петербургской молодежи и андеграундных групп. В тот вечер в «Ионотеке» праздновали Хэллоуин. Для 14-летних Максима и Артема это был первый в жизни поход в клуб на ночь: «Мы захотели познать, что такое молодость».
В «Ионотеке» подросткам понравилось. Там молодые рокеры из никому не известных групп буянили и разбивали гитары, в зале слэмились, в толпе мелькал хозяин заведения Александр Ионов.
Вскоре Садовников и Маслов решили, что им тоже пора выступать со своей поп-панк-группой, которую решили назвать «Несогласие». Договориться о концертах с местными клубами оказалось нетрудно: «Просто пишешь организаторам во “ВКонтакте” и всё».
— Первые концерты — это были сборные солянки с другими лоховскими группами. Бывало, публике вообще было плевать. Но куда без этого в начале пути. В таких ситуациях мы рассматривали концерт как бесплатную репетицию, — поясняет барабанщик группы Артем Маслов.
На таких концертах «Несогласие» исполняло свои первые панковские гимны с текстами вроде «Каждый день видишь ты и я. Каждый день в мире творится ***** [плохое]. Каждый день нам говорят, как существовать. Парадокс жизни, ********** [к черту, блин]».
Июнь 2016 года: первый сольный концерт «Несогласия» в небольшом заведеними Banka Soundbar на улице Ломоносова. Вход бесплатный, в зал набилось под сотню человек. В клубе было всё, о чем мечтали Садовников и Маслов еще год назад. Люди подпевают хитам «Вместо желания измениться — желание сдохнуть» и «Нет счастью и нет веселью», в центре зала слэмятся, кого-то из зрителей толпа носит по клубу на руках.
Длинноволосый басист, накинув на плечи ЛГБТ-флаг, на минуту присаживается — к нему сзади подбегают остальные участники группы и прямо на сцене стригут волосы.
На следующий день после концерта, с сильным похмельем, Максим пошел сдавать экзамен ГИА по физике — и успешно сдал.
После Banka были выступления в Москве, Иваново и Ярославле, концерты в «Ионотеке» и новые песни. Сейчас у «Несогласия» уже два полноценных альбома, последний выпустил лейбл Александра Ионова Ionoff Music, с которым, среди прочих, работает певица Гречка.
При этом первый альбом группы хозяин «Ионотеки» выпускать отказался: «Сорри, это похоже на русский рок». И «Несогласие» начали экспериментировать.
Один из главных хитов группы звучит так: «В соседнем магазине есть кагор за 50 рублей. Ну так чего мы ждем? Пойдем покупать его скорей. Всего 50 рублей, покупать скорей. Давай купим кагор, давай купим кагор, давай купим кагор. Давай выпьем его и ******* [напьемся] в говно». Услышав новые песни, Ионов передумал — и занялся организацией концертов.
В июле 2017 года группа выступила на разогреве у «Пошлой Молли» перед тысячей человек, в сентябре дала сольный концерт в одном из новосибирских баров, а в ноябре презентовала записанный дома второй альбом. Послушать «Кагор» и песню «Санкт-Петербург» о любви к дворам на Лиговском пришли 170 человек. На этом концерте группа заработала первые серьезные деньги — Максим Садовников смог купить себе айфон.
— В России сейчас сложно зарабатывать молодым группам. Многие клубы и организаторы пытаются кинуть с оплатой и нажиться. Другие просят по 10 тысяч за аренду клуба на концертный вечер. Всё это убивает андеграунд, который мог бы появиться, — говорит он.
В апреле 2018 года «Несогласие» вместе с другими резидентами Ionoff Music отправились в большой тур по России. За 18 дней — 14 концертов на 50–300 человек, Москва и Петербург, Казань и Пермь, Ульяновск и Балаково. Музыканты отрывисто перечисляют яркие момент поездки: вписки на квартирах у фанатов, прыжок со сцены в Уфе, выступление пьяными в Нижнем Новгороде и самый малочисленный концерт в Екатеринбурге, где в ночной клуб не пустили фанатов моложе 18 лет — основную аудиторию группы.
Худший концерт тура прошел в Ярославле, рассказывает Садовников. В местном клубе музыкантам кричали из зала: «Отдай футболку, а то ******* [сильно побью]», а один из посетителей в середине концерта попросил солиста: «Я тут выходил и пропустил “Кагор”. Можете повторить?».
— Один из самых запоминающихся [концертов] был в Воронеже. Перед концертом мне позвонил отец и сказал, что мать не берет трубку. Настроение сразу упало, пол концерта отыграл на злости, сублимируя ее в энергию. Рвал струны и всё прочее. А в середине увидел, что у меня пропущенный от матери. Настроение поднялось, и мы очень хорошо отыграли, — рассказывает Максим.
Вне концертов тур «Несогласия» не был похож на будни рок-звезд, вспоминают музыканты. Шумные вечеринки заменили простуда и высокая температура, а секс с фанатками — тоска по Петербургу. За весь тур Максим так и не смог найти подходящего момента, чтобы разбить гитару на сцене. Об этом он давно мечтает: «У меня уже и гитара специальная приготовлена, нужен особенный концерт».
За тур группа получила 150 тысяч рублей на троих. Музыканты замечают, что это очень хорошая сумма для молодой российской группы в современных условиях.
— Первые деньги музыкой я заработал, играя в переходе. Я и сейчас поигрываю. Вместе с деньгами с концертов хватает, — рассказывает Артем Маслов.
Сейчас «Несогласие» задумывается о большом сольном туре, планирует выступления в странах Балтии и готовит третий альбом. Большую его часть Максим Садовников хочет посвятить теме старения, которая давно его беспокоит.
— Эта тема, может быть, даже важнее, чем любовь. Я чувствую, что старею. Раньше я ничего не стеснялся. Мог ходить в рванине, ездить в транспорте бесплатно. Однажды я зашел в трамвай, который стоял на стоянке, и нассал на место кондуктора. Сейчас я бы уже задумался, сделать ли это. Я понимаю, что это адекватно, но мне от этого омерзительно, — говорит он.
С возрастом Максим действительно стал мало похож на панка и почти не отличается от сверстников. Живет с родителями, носит аккуратные рубашки, ходит на митинги Навального и слушает Хаски. Своих идолов из Sex Pistols напоминает только резкостью суждений: не задумываясь, называет брак устаревшим институтом, отрицает саму возможность пойти на обычную работу, мечтает стать буддистом и критикует текущую власть за коррупцию и нарушение законов.
Ни возможные изменения в стране, ни фанаты, ни музыка не делают Садовникова счастливым. Это помогает писать песни, но мешает жить:
— Я бы заплатил огромные бабки, чтобы быть обычным человеком: ходить на работу к девяти и не испытывать огромного дискомфорта. Но я не могу так. Сейчас единственное, что оставляет меня в живых — это родители. Но, возможно, когда они умрут, я, как Кобейн, куплю особняк и благополучно застрелюсь. Чем дольше я живу, тем больше понимаю, что человек — это существо, сделанное матерью эволюцией с похмелья.