Писатель Наум Синдаловский около 40 лет собирает петербургский фольклор. В советское время он работал инженером на заводе, читал лекции о Петербурге и параллельно записывал легенды, поговорки и анекдоты о городе, которые находил в письмах и воспоминаниях. Свою первую книгу «Легенды и мифы Санкт-Петербурга» Синдаловский выпустил только в 1990-е — и с тех пор написал еще больше 30.
«Бумага» узнала, как инженер по образованию Синдаловский стал одним из самых известных собирателей городского фольклора, почему не всякая сплетня может стать легендой и как вымышленные сюжеты помогают понять историю Петербурга.
Как инженер Синдаловский начал собирать легенды о Петербурге и почему их нельзя путать с историческими фактами
На комоде в углу небольшого кабинета стоит коробка с рядами аккуратно разложенных карточек. На каждой — по одной легенде, поговорке, пословице или частушке о Петербурге, его достопримечательностях и жителях. Всего в картотеке писателя Наума Александровича Синдаловского 12 тысяч историй из городского фольклора.
— Легенда имеет право на существование только в единственном случае: когда она названа легендой, — четко произносит Синдаловский, присаживаясь за заставленный книгами письменный стол. — Иначе она выдается за исторический факт, а не дай бог мои книги будут восприниматься как учебники истории. Поэтому все мои повествования пронизаны «будто бы», «якобы», «как говорят». Они подтверждают, что это не правда, не факт, а интерпретация факта — как это виделось народу.
Синдаловскому 82 года. Протяжно и сосредоточенно он рассказывает легенды о Петербурге, которые собирал около 40 лет. Писатель издал уже больше 30 книг — о светской и уличной жизни города, садах и парках, мостах и реках, о евреях и финно-угорцах, топонимике и адресах русской литературы и других петербургских явлениях, каждое из которых рассматривается с точки зрения фольклора.
Синдаловский не получал исторического образования; в советские годы служил в Балтийском флоте, потом работал инженером на заводе. Там знали о его увлечении историей города, поэтому от общества «Знание» он читал рабочим цикл лекций о Петербурге. Периодически очерки Синдаловского на эту тему публиковались в различных газетах.
Первую легенду, вспоминает Синдаловский, он записал, когда обнаружил, что один из сюжетов, который он пересказывал по справочнику об истории Петербурга, был на самом деле вымыслом.
Это была история верстового столба на Фонтанке, рядом со Старо-Калинкиным мостом, сооруженного в виде мраморной пирамиды. У него гвардейцы Измайловского полка якобы присягнули Екатерине, когда та направлялась из Петергофа в Петербург накануне свержения с престола Петра III. В одном из источников, рассказывает Синдаловский, этот эпизод шел с формулировкой «памятник восшествия на престол»: там упоминалось, что на пирамиде установили памятную доску о том, что здесь останавливалась Екатерина, но позже табличка была утрачена.
Вскоре Синдаловский узнал, что в действительности Екатерина направлялась по другой дороге, а доска, которая висела на пирамиде, на самом деле была посвящена переносу столба с одной стороны Фонтанки на другую.
— Я узнал, что рассказанное мной — неправда; и передо мной встал вопрос: что делать с моими слушателями? Признаться во лжи, признаться, что я неправ? Или умолчать? Я нашел третий путь. Понял, что если буду рассказывать и исторический факт, и легенду, называя одно фактом, а другое легендой, то одно не будет противоречить другому. Наоборот, легенда украсит исторический факт, и он будет более интересным, запоминающимся, ярким, выпуклым, — прищуриваясь, говорит писатель.
Тогда Синдаловский начал собирать городской фольклор. Отработав смену на заводе, он отправлялся в публичную библиотеку и до позднего вечера работал с книгами. Уходил из дома в 6 утра — возвращался в 11 вечера, рассказывает писатель: «Трудно было сказать, что являлось хобби, а что — основным делом».
Фольклор он искал и в воспоминаниях, и в художественной литературе о Петербурге, и в краеведческих книгах. Хотя последние, по его словам, в советское время часто напоминали «служебные отчеты».
— Я искал, записывал. Разучился читать книги и научился листать, потому что невозможно перечитать всё то, что написано о Петербурге и Ленинграде.
Каждую легенду или поговорку Синдаловский записывал и складывал в картотеку. Отдельно отмечал каждую новую сотню. Спустя примерно 40 лет он ведет архив так же: не оцифрованные, легенды записаны на карточках и систематизированы по местам или персонам.
В 1980-е, когда легенд набралось около 500–600, Синдаловский решил написать первую книгу. Сделал макет, для примера подготовил несколько очерков — с пересказом фольклора и комментариями к нему — и отнес в одно из издательств. «В отделе бросили свои дела и превратились в уши, чуть ли не аплодировали. А когда выслушали, сказали: „Что вы, Наум Александрович, мы строим коммунизм, а вы нам предлагаете какие-то байки“».
Тогда Синдаловский оставил попытки опубликовать рукопись.
— В советское время она была никому не нужна, потому что фольклор — за исключением колхозных частушек, исторических песен и баллад — не поощрялся, потому что это была другая история, которая, как в то время казалось официальным органам, противоречила историческими фактам.
Издать книгу «Легенды и мифы Санкт-Петербурга» получилось только после перестройки, в 1990-е годы. В то время, «когда интерес к городу обострился», по словам писателя, за работу даже боролись два издательства: в итоге она вышла в издательстве «Норинт». «Первая книга была как взрыв», — вспоминает Синдаловский. С тех пор «Легенды и мифы» переиздавали не меньше 16 раз.
Почему сложно собирать легенды, анекдоты и поговорки и чем фольклор похож на художественную литературу
На стенах кабинета Синдаловского — картины с пейзажами Петербурга и других городов, фотографии, подаренные друзьями рисунки. Среди них, например, проект памятника писателю на фоне петербургских достопримечательностей и карикатура в лубочном стиле, на которой Синдаловский разговаривает с Петром I — Медным всадником.
— У фольклора есть несколько неприятных особенностей для историков и исследователей. Во-первых, он летуч: появляется и исчезает. И если его не зафиксировать, фольклор исчезает намертво. Вторая его особенность, тоже крайне неприятная: он рождается и бытует в узких социальных кругах — среди журналистов, в курилках, в вагонах поезда. И, получается, нужно быть во всех этих кругах одновременно — потому что как иначе можно его услышать?
Среди собранных Синдаловским образцов фольклора — легенды и предания, пословицы и поговорки, частушки и анекдоты. Меньше всего фразеологии. По словам писателя, собирать пословицы и поговорки особенно трудно, потому что их в принципе сохраняется меньше: чтобы фраза вошла в обиход, ее должны повторить тысячи людей.
Большая часть фольклора взята из письменных и устных источников. Некоторыми легендами с Синдаловским делились знакомые и читатели. «К сожалению, люди недооценивают себя. Чаще всего диалог начинается так: „Вот, я знаю легенду или анекдот, но, конечно, вы уже его слышали“. И чаще всего оказывается, что нет».
Отбирает легенды писатель в основном интуитивно. При этом, говорит он, настоящий фольклор должен в чем-то следовать правилам художественной литературы — например, иметь завязку, кульминацию и развязку.
Поэтому в книги попадают только анекдоты «в пушкинском смысле этого слова», говорит Синдаловский. Остальные — «кухонные, пошлые и безвкусные» — писатель в архив не включает.
— Фольклор — это та же высокая литература, только безымянная, анонимная. Легенда, например, для меня не становится легендой, пока не приобретет форму и признаки художественной литературы. Для этого должно пройти время. А пока не произойдет — это слух, сплетня, разговорчики.
Другой важный критерий для отбора — фольклор должен быть подлинно городским. «У меня фольклор отмечен петербургской метой, узнаваем. Он не универсальный: его не спутаешь ни с воронежским, ни с московским». Поэтому Синдаловский старался собирать именно общегородской фольклор — то есть тот, который не относился к каким-либо четким сообществам.
— Допустим, есть очень много армейского фольклора. Но он на 99 % универсальный. Хотя среди него тоже может появиться фольклор, который связан именно с Петербургом. Скажем, у меня собрано много гвардейского фольклора, поскольку здесь располагались полки. А особенность старого Петербурга в том, что, в отличие от среднего класса, гвардейцы были и членами светского, салонного общества. Поэтому их фольклор сохранялся в значительной степени в воспоминаниях, письмах, художественной литературе.
Почему историки скептически относятся к легендам и зачем рассказывать о городе через вымышленные сюжеты
После выхода первых книг, говорит Синдаловский, он решил не просто публиковать весь собранный фольклор, а рассказывать через него об истории и архитектуре Петербурга: «У меня открылись глаза на то, что я собрал и как это можно использовать».
Например, он выпустил книгу «История Петербурга в преданиях и легендах», в которой история города рассказывается исключительно через эти жанры фольклора. Она несколько раз переиздавалась и дополнялась новыми сюжетами.
Одно время Синдаловский публиковался в журнале «История Санкт-Петербурга», который издавал историк Сергей Полторак, и рассказывал там о городе опять же через его фольклор.
Однажды в рецензии на книгу, вспоминает Синдаловский, его заподозрили в том, что все легенды выдуманы им самим. Сейчас, говорит писатель, он воспринимает это как комплимент, потому что выдумать столько просто не смог бы.
— Давно не обращаю на это внимания: знаю, чем занимаюсь. Многие официальные историки до сих пор не признают фольклор за художественный жанр и относятся снисходительно. И тем не менее цитируют меня сплошь и рядом.
Синдаловский в книгах обычно выстраивает предания в хронологическом порядке — то есть в соответствии с историческими событиями. Но часто бывает, говорит он, что сами легенды появляются намного позже, чем интерпретированное в них явление.
— Пример — перестройка. Когда мы начали пересматривать и переосмысливать свою революционную историю и характеристики наших вождей. И в это время появились новые анекдоты, новые легенды, новые частушки, пословицы и поговорки.
Позже Синдаловский заинтересовался этнографией и написал о поляках, евреях и финно-угорцах Петербурга. Во всех случаях рассказывал о них через фольклор. Поэтому, замечает писатель, в книги могли не попасть ключевые в истории этих народов люди — легенд и пословиц о них просто не нашлось. Теперь, по словам Синдаловского, ему осталось написать только о петербургских немцах.
— Этнография Петербурга очень любопытна, поскольку это пограничный город. Мы все здесь приезжие: город [был основан] на пустом месте. Может быть, поэтому он отличается и толерантностью, и благородством по отношению друг к другу и чужим. Здесь формула «свой — чужой» (самая страшная в человеческих отношениях) проявляется меньше всего.
Синдаловский утверждает, что он по-прежнему практически единственный в Петербурге, кто собирает городской фольклор, и называет себя волком-одиночкой, потому что никогда не состоял в писательских организациях и союзах. В свое время даже думал создать объединение, которое бы занималось изучением фольклора, но «оказалось не до того».
Сейчас Синдаловский выступает с лекциями в школах, библиотеках и дальше пишет книги.
— Я начинал с нуля, а тот, кто придет после меня, начнет с 12 001 [легенды], — писатель кивает в сторону коробки с обширным архивом. — Потому что всё опубликовано, всё возвращено носителям фольклора, я ничего себе не удержал.
Три легенды от Наума Синдаловского
Об основании Петербурга
Мы исчисляем историю Петербурга с 1703 года, а я — и, пожалуй, только я — исчисляю ее с I века христианской эры. Я рассказываю легенду, которая появилась в XVIII веке, но посвящена I веку, — об Андрее Первозванном. После гибели Иисуса Христа, когда двенадцать апостолов бросили жребий, кому достанется какая часть земли для утверждения веры, Андрею Первозванному досталась территория на север от Средиземного моря. Согласно библейским легендам, он дошел до территории современной Новгородской области. Там есть имение Грузино — графа Аракчеева. Первоначально оно называлось Друзино, так как, по легенде, Андрей Первозванный водрузил крест в этих местах.
Но в XVIII веке появилась легенда, что он пошел дальше на север и дошел до устья Невы. И когда он шел, на небе появилось северное сияние. По легендам угро-финнов, на месте, где появляется светосияние, в будущем возникнет стольный град. Эта легенда была как бы социальным заказом: надо было легитимизировать появление на этих гнилых финских болотах новой столицы — как будто бы это предопределено свыше.
Основание Петербурга и смерть Есенина
paperpaper.ru
Пройдите тест и узнайте, как хорошо вы знаете городские легенды
С Александром Невским произошла примерно та же история, потому что он совсем не здесь победил в Невской битве, а гораздо выше по течению Невы. Но поскольку Александр Невский стал небесным покровителем Петербурга, Петру надо было его утвердить именно здесь. И тогда появилась легенда о том, что победа произошла в районе Александро-Невского монастыря. География даже помогла Петру, потому что там было поселение с финно-угорским названием, очень похожим на латинское victory — победа. Так же появился Невский проспект, который должен был соединить политический административный центр Петербурга — Адмиралтейство — с его духовным центром — Александро-Невской лаврой. Всё это связано и украшено легендой.
О здании Двенадцати коллегий
Фольклор иногда появляется как реакция на те или иные события. Я привожу всегда один пример: обратите внимание, на набережных Невы все дома обращены фасадами к реке, а все фасады торжественные и праздничные. Это понятно, потому что Нева считается главной магистралью города. Но один дом втиснулся в этот строй своим скучным боковым фасадом — это здание Двенадцати коллегий.
Почему? Да потому что еще Петром I центральная площадь Петербурга была задумана на Васильевском острове. Это площадь, в центре которой сейчас расположен институт Отта, появившийся в начале ХХ века. Еще в XVIII веке на этом месте предполагалось установить статую Петра, а вокруг площади должны были расположиться все главные здания города — финансовые, научные, биржа. Центральное пространство должно было занимать здание Двенадцати коллегий, поэтому оно и обращено на площадь — так же, как Зимний дворец обращен на Дворцовую. Эта официальная точка зрения известна нам до сих пор.
Но в то время народ этого не знал и по-своему интерпретировал этот необычный факт. Родилась легенда о том, что Петр поручил построить это здание Меншикову и сказал: «Всё, что останется на запад от здания, достанется тебе». И уехал из Петербурга. Меншиков посмотрел и подумал: «Что же мне остается, если я такое длиннющее здание построю вдоль Невы?». И поставил его поперек. А пространство от этого здания в сторону моря так и досталось ему: там находится Меншиковский дворец. Петр вернулся, увидел, пришел в ужас, таскал Меншикова за шиворот вдоль всего здания, лупил дубинкой, но сделать ничего не мог. Так появилась легенда. Это народная интерпретация того, что происходило вокруг.
О наводнениях, белых ночах и погоде
Каждый город присваивает себе свой фольклор. Например, во всем мире считается, что бедный Петербург страдает от наводнений, гибнет от них. На самом деле это петербуржцы присвоили себе такой статус несчастных утопленников, потому что вся Северная Европа знает и гораздо более сильные наводнения, чем в Петербурге. Или белые ночи: столица белых ночей — Петербург, все это знают. Но ничего подобного: белые ночи распространены по всему северу и многие города ими гордятся.
Допустим, есть еще такой анекдот: «А лето у вас в Петербурге бывает?» — «Да, в прошлом году было, но я в тот день работал». Потом я вдруг услышал, что вместо Петербурга там называется другой город. Трудно сказать, Петербург был вторичен или, наоборот, первичен — и потом анекдот стал универсальным.
