Петербург 100 лет назад: квартал от Исаакиевской площади до Английской набережной — в заметках и анекдотах

Кварталы вокруг Исаакиевской площади даже сейчас «замороженные», неживые: здесь практически нет магазинов, не развита сфера обслуживания. Объясняется всё это силой традиции: до революции на этом месте располагались очень модные заведения, а также особняки и дворцы, не предусматривающие торговых помещений. Это тихий район, и даже летом гулять по Английской набережной или Сенатской площади некомфортно, ведь это самый ветреный район города.

В 1858 году закончилось строительство Исаакиевского собора, а через год напротив собора был воздвигнут памятник Николаю I работы его любимого скульптора Клодта. Николай любил, чтобы всё было натурально. Этого скульптора он полюбил за мастерство реалистично изображать лошадей. Поэтому Александр II заказал изготовление монумента именно у него.

Памятник стоит на постаменте, украшенном четырьмя барельефами, которые изображают важнейшие события, произошедшие при царствовании государя. Первый барельеф посвящен 1825 году: император отправляется из Зимнего дворца на подавление восстания декабристов и передает верным ему войскам сына-наследника. Второй изображает 1831 год: император обращается к народу на Сенной площади во время так называемого «холерного бунта». Третий повествует о событиях 1832 года: император награждает Сперанского орденом за издание «Полного собрания законов Российской империи». Четвертый посвящен 1851 году и только что открытой Московской железной дороге.

Памятник поставили, когда Николая уже не стало. Отношение публики к этому событию было смешанным: как если бы в 1959 году поставили памятник Сталину. Монумент воспринимался с бесконечной иронией. О нем говорили, что в Николае I есть много от армейского прапорщика и немножко от Петра Великого. Его, Петра, прекрасный облик находится как раз по ту сторону собора — возникает ощущение, что Николай гонится за Петром, но никак не может угнаться.

За памятником Николаю I — через Синий мост, самый широкий в городе, — находится дворец его дочери, великой княгини Марии Николаевны. Она была необычайно похожа на своего отца. У Николая — баскетбольный рост, 197 сантиметра, у Марии — 184 сантиметра. Мария Николаевна была самой высокой из женщин семьи Романовых, видная, статная. Николай не хотел, чтобы она, как остальные его дочери, уехала за границу, поэтому попросил архитектора Штакеншнейдера построить для нее Мариинский дворец и нашел в мужья герцога Максимилиана Лейхтенбергского, правда, сомнительного происхождения. У него даже не было герцогства, а лишь родственная связь с первой женой Наполеона. Все Лейхтенбергские были совсем не похожи на Романовых. Максимилиан также не соответствовал вкусу жены, поэтому еще при его жизни Мария Николаевна стала жить с графом Григорием Строгановым, чей дворец, кстати, находился неподалеку. После смерти герцога они тайно обвенчались. Все братья Марии Николаевны, которые об этом знали, держали новость в строжайшем секрете и не говорили отцу, так как боялись его неодобрительной реакции. В результате строгий папа умер в полном неведении.

Спустя годы Мариинский дворец выкупила казна, вначале здесь был организован Государственный совет — орган, который до 1906 года напоминал по структуре нынешний Совет безопасности при президенте. Этот орган не имел конституционного статуса, но любой законопроект должен был пройти его экспертизу перед тем, как попасть на подпись императору. В Государственный совет назначались сановники, министры, великие князья, имевшие практический опыт управления государством. В их аппарате состояли выпускники Училища правоведения, то есть лучшие юристы.

В 1906 году положение о Государственном совете было изменено и возник двухпалатный парламент. Государственный совет стал верхней палатой. В нижнюю палату, Государственную думу, членов избирало почти всё мужское население империи. В Государственный cовет половину членов назначал Николай II сроком на три года, а другую половину назначали от общественных организаций: купечества, дворянства, духовенства, Академии наук и так далее. Так как Николай II не был уверен в Государственной думе, Государственный совет выступал стабилизатором и имел право наложить вето на решение нижней палаты.

Сейчас в здании Мариинского дворца так же находится государственное учреждение — Законодательное собрание Санкт-Петербурга.

По адресу Большая Морская, 41 находилось посольство Германии. В 1911 году его построили по проекту Беренса. Облик здания предсказывает архитектуру Германии эпохи Гитлера и, можно сказать, является далеким предком Большого дома или Фрунзенского универмага — это еще не полностью сталинский ампир, но уже переходный сталинский классицизм. С крыши посольства на гостиницу «Астория» смотрели похожие на олимпийских чемпионов диоскуры со своими мощными лошадьми. И 1 августа 1914 года, как только Россия вступила в Первую мировую войну, ликующая толпа сожгла немецкий магазин на Большой Морской (а затем и посольство), свалила на глазах полиции скульптуру и, по-видимому, утопила ее в Мойке.

Дом Мятлевых сейчас известен как городская прокуратура, а до революции был дворянским особняком. Иван Мятлев, купивший этот дом, неплохой поэт, писал легко и смешно, его эпиграммы очень любили. В конце XIX века хозяином дома стал генерал Богданович, который вполне мог бы стать героем какого-нибудь романа Салтыкова-Щедрина. Есть такое выражение на милицейско-уголовном жаргоне — «решальщик», человек, который «решает вопросы». Именно таким человеком и был Богданович. Он мог (естественно, не бескорыстно) решить, как получить землю для железной дороги или как, например, стать епископом. Все провинциалы старались зайти в этот дом, потому что здесь всегда находились нужные люди. Богданович был старостой Исаакиевского собора. Он получал огромные деньги от государства, например, на издание журнала собора, который, конечно, никто не читал. А его жена каждый день записывала за столом всё, что говорил ее муж: все сплетни и гадости, которые можно было сказать про любого министра и императора или императрицу. Теперь ее дневник, который не раз переиздавался, — это источник разнообразных баек и отличное чтение перед сном.

После революции здание было отдано Генеральному институту художественной культуры — главному центру русского авангарда в 1920-е годы. Здесь преподавал Каземир Малевич, тут же он получил казенную квартиру, о чем говорит мемориальная доска.

Рядом с домом Мятлевых находится Конногвардейский бульвар, история которого, как понятно из названия, связана с Конным полком. Он был создан по велению Анны Иоановны, до этого в стране существовало только два пехотных полка: Семеновский и Преображенский. Изначально Лейб-гвардии Конный полк был немецким: солдаты были русскими дворянами, но командный состав состоял из прибалтийских баронов.

Каждый полк в Петербурге имел свой полковой городок, где располагались казармы, конюшни, манеж для занятий выездкой и церковь. При Александре I Лейб-гвардии Конный полк получил территорию Конногвардейского бульвара, появившегося на месте одноименного канала.

Полк был специальным, а служба в нем — очень почетной. В гвардию шли не для того, чтобы зарабатывать, а ради связей и престижа, чтобы сделать карьеру и быть на виду. Туда поступали богатые молодые люди из знатных семей. Конногвардейский полк был любимым полком Николая I, он называл его «моя тетушка Конная гвардия» и любил, когда в Зимнем дворце именно он вставал в караул. Всех офицеров Конного полка императоры знали в лицо. При этом конногвардейцам нужно было соблюдать множество формальных и неформальных правил. Например, традиции пьянства, которые в гвардии были, можно сказать, с кавказским акцентом: пить нужно было очень много, но при этом не напиваться.

Во время восстания 14 декабря конная гвардия сыграла двойственную роль. Участники мятежа уже вышли на площадь, а Николай I еще не мог собрать войска. Он страшно обозлился на генерал-губернатора Михаила Милорадовича, который то ли проморгал восстание, то ли тайно ему сочувствовал. Милорадович поехал поднимать Конный полк, так как тот находился ближе всего. Но конногвардейцы устроили «итальянскую забастовку»: очень долго собирались под предлогом проблем с подковами. Тогда Милорадович пошел сразу к декабристам и попросил разойтись. В это время его смертельно ранил Петр Каховский. Только после этого конная гвардия вышла, но никто из восставших от ее действий не пострадал.

Арка, соединяющая Сенат и Синод и ведущая на Галерную улицу, была самым модным местом свиданий в дореволюционном Петербурге. В то же время место это было очень официальным. Петербург никогда не был очень религиозным городом, церковь являлась государственным учреждением, имеющим идеологическую функцию. Сам Синод сохранил коллегиальную основу. Все главные митрополиты входили в данный коллективный орган, рассматривавший важные вопросы, в том числе кадровые.

Обер-прокурором Святейшего Синода был К. П. Победоносцев, самый сильный из русских консерваторов. Одна лишь была у него слабость: он был язвительным критиком абсолютно любых изменений, считая, что все они ведут только к ухудшению. Он считал, что Россию нужно «подморозить», оставить всё как есть, а все реформы изменят жизнь лишь следующих поколений, но современникам только навредят. Победоносцев был воспитателем Александра III, а при его правлении играл такую же роль, как Михаил Суслов в советское время, — главного идеолога. Также Победоносцев был автором так называемого «Ананасного» манифеста, начинавшегося со слов «А на нас, Александр III, возложено…».

Синодские чиновники, ко всему прочему, занимались разводами, за что получали немалые взятки. По всем делам, связанным с отторжением имущества, завещаниями, созданием акционерных обществ, обращались в Сенат. Здесь же решали важнейшие судебные дела, например, «первомартовцев», «петрашевцев».

Еще десять лет назад в зданиях Сената и Синода находился Государственный исторический архив. Сейчас это Президентская библиотека имени Б. Н. Ельцина.

Именно здесь до постройки Большого дома находилась ЧК. И неслучайно, ведь ранее в здании располагалось управление внутренних дел города — градоначальство. Если городская дума и городской глава занимались хозяйственными вопросами, собирали налоги, строили мосты, то градоначальник занимался безопасностью и благоустройством.

Петербургская полиция всегда была очень коррумпирована. Несмотря на то, что полицейскими назначали, как правило, бывших военных, три последних градоначальника были отстранены от должности именно за взяточничество.

Каждый городовой кормился от своего участка. У него всегда был либо серый бизнес, либо нарушающий предписания кабак или трактир, который мог позже закрыться, работать без вентиляции или разрешения торговать алкоголем. С городовыми предпочитали не ссориться, поэтому на Пасху и Рождество они обходили «крупных людей», собирая деньги, и это считалось нормой.

В доме Лавалей сейчас так же находится Президентская библиотека Ельцина. Лаваль был ловким французом, женившимся на богатой русской женщине, а их дочь вышла замуж за Сергея Трубецкого, руководителя декабристского восстания. Пока его товарищи стояли на Сенатской площади, он прятался от ареста именно в этом доме.

Дом сменил множество владельцев и в итоге стал принадлежать самому богатому еврею Петербурга — Самуилу Полякову. Он сумел получить дворянство и стал к концу жизни тайным советником. Он говорил: «Что вы меня всегда называете Самуилом Соломоновичем? Называйте просто — Ваше превосходительство». Начинал Поляков с торговли водкой, потом был управляющим делами Ивана Толстого, министра почт и телеграфов. Разбогател же он в 1860-е годы, во времена железнодорожного строительства: инвестиции в него окупались всегда и не могли быть убыточными.


Особняк князя В. Н. Тенишева находится рядом. Князь был инженером, владельцем Брянских сталелитейных заводов. Его вторая жена Мария Клавдиевна была необычайно красивая и одаренная, имела великолепное сопрано. Для того чтобы совершенствовать свое пение, она отправилась в Париж, где и встретила Владимира Николаевича.

Оба они были знаменитыми благотворителями. На свои средства Тенишев основал Училище на Моховой, где сейчас находится театральный институт. Это была самая либеральная и модная школа дореволюционного Петербурга, ее закончили, например, Набоков и Мандельштам. Обучение здесь было платным, но Тенишев брал на себя большую часть расходов. 

Мария Клавдиевна же, женщина не менее яркая, в своем имении организовала культурную деревню. В нечерноземных районах земледелие приносило мало дохода, и если мужчины могли уезжать на промыслы в город, то женщины сидели без работы. Тенишева организовала художественные мастерские, привлекла женщин заниматься рукоделием, что и сама любила. Кроме того, она собирала графику и стала владеть крупнейшей в России коллекцией акварелей, которая легла в основу нынешнего собрания Русского музея в области графики.

Дом Орлова-Давыдова является очередным украшением Английской набережной. Последний владелец дома — Алексей Анатольевич, масон, богатейший человек, в Государственной думе принадлежал к фракции прогрессистов. У него была любовница Мария Пуаре — актриса Александринского театра, которая также была знаменита сценическим пением романсов, которые сама и писала. Пуаре была еще и одной из главных русских спириток. Она вызывала духов, гадала по руке, на этой почве и сошлась с Орловым-Давыдовым. Духи якобы стали утверждать, что его жена, проводящая большее время в Париже, ему изменяет. Тот даже нанял детективов и в результате развелся. После этого духи стали говорить, что его единственный выход — жениться на Пуаре.

Проблема была лишь в том, что порядок наследования имения Орлова-Давыдова был майоратным, то есть всё богатство переходило к брату Алексея Анатольевича, так как своих наследников не было. Супругам тогда было под 50, и Марии нужно было срочно родить ребенка. Тогда она решила втайне купить его. Однако брат Орлова-Давыдова заподозрил обман. В итоге в те годы это стало самым громким судебным делом! Мария Пуаре была хорошей актрисой, сумела сыграть несчастную женщину, желавшую сохранить любовь, и войти в доверие к суду. В результате ее оправдали. Она прожила довольно долгую жизнь. В советское время успела пожить в коммуналке, куда к ней приходила Любовь Орлова, которую Пуаре учила пению.