В Фонтанном доме прошла встреча с польским журналистом, историком и писателем Адамом Михником, одним из наиболее активных представителей политической оппозиции в Польше 68–89 годов.
Польский диссидент рассказал, как он познакомился с Иосифом Бродским, почему нобелевский лауреат назвал Милана Кундеру «чешской скотиной» и почему для поляков читать Бродского — невероятное счастье.О знакомстве с Иосифом Бродским
Я не специалист по литературе: историк по образованию и политический хулиган по жизни. Именно поэтому Бродский как писатель и человек был мне очень близок. Впервые я услышал его фамилию, когда прочитал в польском эмигрантском ежемесячнике стенограмму его «ленинградского дела». Судья тогда спросил, от кого Бродский получил право быть поэтом. А он ответил, что думает, что это от Бога. Эту фразу я запомнил на всю жизнь. Потом я где-то прочитал, что после этого суда Анна Андреевна Ахматова сказала своим друзьям: «Какую биографию делают нашему рыжему!».
Для поляка читать Бродского — невероятное счастье, потому что у него был первоклассный переводчик. На польский стихотворения Бродского переводил его величественный знакомый Виктор Ворошитский — самый великий поэт и переводчик моего поколения. Я помню ежемесячник, где он опубликовал свой первый перевод стихотворения Бродского «Большая элегия Джону Донну». Потом мы читали истории про Бродского, его стихотворения и, в конце концов, я помню, как после Нобелевской премии я написал ему письмо. Это было уже после моего освобождения из тюрьмы. Но лично я его тогда еще не знал.
В моем интервью он даже назвал Кундеру «чешской скотиной», я убрал это из материала
Где-то в 1991 году на международной конференции Иосиф Александрович выступал с докладом. Там выступал и я, но мы так и не познакомились. Позже нас представил друг другу Чеслав Милош, который невероятно ценил Бродского. Когда тот приехал в Америку, Милош написал ему личное письмо о том, что он, как и Бродский, поэт другого языка, живет в Америке, и дал какие-то советы. Они сдружились, Милош что-то писал о стихотворениях Бродского. И когда начались проблемы с Литвой — она выходила из состава Советского Союза, я прочитал в New York Times письмо Бродского, Милоша и Томаса Венцлова, где три поэта осуждали попытку советских войск подавить независимость страны. Бродский очень ценил литовцев, и, хотя сам ни слова не понимал по-литовски, говорил, что литовцы — лучшая нация советского союза.
Самым важным событием для меня стала возможность как-то в Нью-Йорке встретиться с Иосифом и взять у него интервью. Я понял, что его сила — это его независимость. Он был против любой диктатуры, никогда не вступал ни в какую «литературную партию»: не был ни футуристом, ни акмеистом, ни реалистом. Он был Бродским, абсолютно сам по себе.
О роли Бродского в литературе
Я много думал, как понять роль Бродского в мировой литературе. Иосифу не была интересна политика, он был поэтом и писателем. Дошло даже до того, что какой-то американский институт принял Вознесенского как почетного члена, а Бродский сказал: «С ним я не буду вести полемику». И ушел.
С другой стороны, Бродский невероятно остро защищал традиции великой русской литературы. Чешский писатель Милан Кундера как-то высказался, что не любит Достоевского, потому что это дух империализма, а Иосиф заявил, что Кундера не понимает Достоевского: он и читал-то его по-чешски, это же абсурд. В моем интервью он даже назвал Кундеру «чешской скотиной», я убрал это из материала, а потом вышла российская публикация интервью с Иосифом без цензуры Михника.
Бродский заставляет нас расти духовно. Если мы прочитаем доклады наших политиков и пропагандистов, а потом возьмем эссе Бродского — окажемся в другом мире. Его читатель не может вести себя, как подонок.
