«Бумага» завершает проект «Петербург. Новый сезон». Градостроительные концепции, экономические перспективы, образование и культура под влиянием глобальных преобразований — в течение сентября ведущие городские эксперты рассказывали о том, каким станет Петербург в ближайшем будущем.
Идеолог проекта «Открытая библиотека» Николай Солодников объясняет, как формируется культурная повестка сейчас, что нас ждет после выборов, почему 199 городских библиотек надо закрыть на год и можно ли приравнять Новую сцену Александринского театра к барам на Рубинштейна.
Фото: Маргарита Полищук
— Если говорить о культуре как о продукте, то на каком уровне сейчас находится маркетинг и менеджмент в этой области? Культура способна себя продать?
— С точки зрения маркетинга прекрасен проект «Ван Гог Alive»: поток людей к нему не иссякал, по-моему, даже в будни. Сложно сказать, был ли проект экономически выгодным, но история кажется успешной. Умеют ли себя продавать центры современного искусства, малые театры и тому подобные проекты — бог его знает. В городе в принципе мало денег. Для того чтобы поднимать вопрос о том, способна ли культура себя продать и заработать, нужно разобраться, как устроена экономика города — культурная политика напрямую связана с экономической.
Представить себе ситуацию, при которой город позволит себе вложить 50 миллионов долларов в открытие музея, как это было в Москве при открытии Еврейского музея и центра толерантности, в Петербурге невозможно.
— Но в Еврейский музей все-таки вложился крупный частный бизнес. Как в нашем городе бизнес можно интегрировать в культурную жизнь?
— Дать людям делать то, что они хотят, и меньше бить по шапке. Меньше разгонять открытия фестивалей, меньше выступать с нелепыми инициативами и наполнить Смольный молодыми и приятными лицами.
— То есть в Петербурге бизнес неохотно дает денег по политическим причинам?
— Бизнесу самому в Петербурге живется отвратительно. Капитал из города уходит, люди уезжают. Можно по-разному относиться к Валентине Ивановне Матвиенко, но за время ее правления бюджет города вырос в пять раз. Это отражалось и на культурной жизни: библиотека Маяковского смогла построить медиацентр, в комитете по культуре не стояло вопросов о том, чтобы получить необходимые гранты и субсидии. При этом сейчас нет одного конкретного человека, который бы отвечал за то, что все стало плохо. Но общая атмосфера в городе такова: православие, самодержавие, народность — тихо, консервативно, стабильно. Выборы прошли, теперь впереди еще пять лет стабильности.
— Все-таки Петербург избалован: у нас нет недостатка ни в театрах, ни в музеях. Есть что-то, чего, на ваш взгляд, не хватает?
— Не хватает комплексного подхода — единой культурной политики. Если в городе и есть сейчас что-то подобное, то это не отвечает стандартам начала XXI века. Это выражается в полном отсутствии системного решения, связанного с городским пространством. В первую очередь это касается не центра города, который сам по себе уже давно привлекателен. Еще большой вопрос — стоит ли туда привносить что-то новое. Главная проблема — окраины: не хватает событий и проектных решений, связанных со спальными районами.
Но это один из пунктов в большой проблеме под названием «культурная политика Санкт-Петербурга». При этом говорить, что именно культурный блок не дорабатывает, неправильно. На мой взгляд, культурная политика находится в зоне ответственности всей городской власти и лично губернатора, если угодно. Он должен быть лично заинтересован в том, чтобы что-то менялось. Этот человек должен стать щитом, который будет отбивать гнилые помидоры и тухлые яйца, летящие в реформаторов. У нас пока слово реформа — это ругательство.
— С каких преобразований вы бы начали, если бы появилась такая возможность?
— В городе хватает общественных структур и организаций, которые занимаются культурной повесткой. Я бы в первую очередь выстроил с ними диалог — не для проформы, а для совместного поиска решений. Я бы выстроил отношения с малыми театрами, многие из которых до сих пор не имеют городской поддержки и выживают на голом энтузиазме. Я бы наладил общение с людьми, которые занимаются едой в городе, то есть с представителями малого бизнеса, которые как-то контролируют жизнь на улицах Рубинштейна и Белинского, например. С ними можно говорить о том, как они видят гастрономическую жизнь на окраинах. Я бы выстроил отношения с людьми, которые занимаются независимым кинематографом. В обязательном порядке я бы выстроил отношения с независимыми книжными магазинами, которые знают, что такое хороший автор, хороший иллюстратор, литературный вкус.
— То есть, чтобы все изменилось, множество этих малых формаций — от ресторанов до книжных магазинов — нужно объединить в систему?
— Нужен их совет. У руководства есть финансовый и административный ресурсы, и оно должно спросить этих людей, на что они посчитали бы правильным этот ресурс потратить: что сделать городу, чтобы этим малым организациям было комфортно? Потому что их комфорт отразится на внешнем и внутреннем состояниях города. И я точно знаю, что у этих людей и идеи, и предложения есть.
Губернатор должен быть лично заинтересован в том, чтобы что-то менялось. Этот человек должен стать щитом, который будет отбивать гнилые помидоры и тухлые яйца, летящие в реформаторов. У нас пока слово реформа — это ругательство
— Кстати, рестораны, по-вашему, тоже включены в культурную жизнь Петербурга наравне с театрами и музеями?
— Конечно. Сегодня улицы Рубинштейна, Белинского, Литейный, Жуковского — это эпицентры культуры в том числе и потому, что там находятся лучшие бары и рестораны города. Большой вопрос, где на сегодняшний день больше сосредоточена культурная жизнь, — в обновленном БДТ, на Новой сцене Александринки или в «Детях Райка», «Терминале» и баре The Hat. Правильно будет сказать, что и там, и там. Жаль, что людям сегодня приходится выезжать за событием и приятным времяпрепровождением в центр. Лучше, чтобы каждый оставался на своем месте, а жизнь была везде.
— А у аудитории есть запрос на все эти преобразования?
— Спрос, конечно, есть. Для нашего города характерна некая перманентная энтропия. У нас люди поздно просыпаются, активно работают три дня в неделю, а в четверг после обеда уже начинается суббота. Это в том числе сказывается и на внутренней потребности в событиях. Они есть, но они под большим прессом, чем в Москве.
В культуре предложение определяет спрос ровно так же, как спрос определяет предложение. Надо предлагать, — в конце концов, на определенном уровне культурная политика должна быть диктатом. Сейчас власть, конечно, тоже диктует, но диктует те культурные принципы, которые ей дороги и близки.
— И как это отражается на городской культурной повестке?
— Проводят выставки, посвященные Первой мировой войне, династии Романовых, крестный ход раз в две недели — вещи, интересные власти, но не интересные большому количеству людей, которые являются сторонниками европейских ценностей, а не занимаются постоянно поиском русского пути, особой русской идеи и русской духовности. Мы хотим видеть город удобным для жизни, передвижений и работы, хотим город видеть чистым, хотим вкусно и недорого поесть, хотим актуального и авторитетного знания и хотим чего-то, что немного опережало бы европейские или хотя бы московские тренды.
— Если говорить о конкретных городских проектах, то в случае с «Открытой библиотекой» вы с какими трудностями сталкиваетесь?
— Главная мечта проекта — регулярность. Мы бы хотели делать фестиваль «Открытая библиотека» раз в сезон и на разных площадках: от библиотеки до судостроительного завода, тюрьмы, воинской части. Наша главная идея в том, что для знания, интеллекта и разговора не существует границ. Но площадок в городе нет. Те, что есть, в силу разных причин лишены ресурсов, чтобы нас принимать. Много ли сегодня в городе площадок, которые полны решимости принять у себя Андрея Макаревича, Диану Арбенину и тех людей, которых принято называть сегодня национальными предателями?
Не знаю, сколько мы еще просуществуем. У нас есть проблемы политического и экономического толка, при том что за все время у города мы не взяли ни рубля. Если в библиотеке Маяковского, которая нас любезно принимает, скажут нет, то количество площадок сократится до нуля. При этом не хочется ходить и объяснять властям, почему городу нужна «Открытая библиотека». Мы уже провели несколько фестивалей, количество положительных отзывов и аудитория с каждым разом растут, чем еще доказывать, я не знаю.
— Помимо вашего проекта, есть и другие точечные попытки преобразований, о которых вы говорите, — библиотека Гоголя, например.
— Я очень рад тому, что библиотека Гоголя преобразилась, я не могу ни с чем ее сравнивать, потому что больше ни одна библиотека через это не проходила. Но мне не очень нравится, когда библиотеку превращают в «Диснейленд». Она должна быть культурным центром своего района для тех, кто живет рядом. Библиотека Гоголя позиционирует себя как место для креативной молодежи, а библиотека — это, вообще, про каждого: военного, врача, домработницу, няню, малыша, про маму с папой. Кроме того, библиотека должна оставаться библиотекой. Она не должна становиться коворкингом или лофтом. Она должна быть навигатором в растущем море информации. Зайдите туда и посмотрите на то, как и какие книги там расставлены, как идет комплектование. Все приходят и говорят: «Ничего себе! Покрасили?! Телефонную будку поставили?!». А вы на книжки посмотрите и насколько оперативно попадают туда новинки. В десятке проблем там выбрали одну, решили ее, но выдали за комплексное решение.
— А людям, вообще, нужны сейчас библиотеки как навигатор в море информации?
— Такие нет. Я бы все закрыл на год. В 199 городских библиотек нужно привести депутата Милонова и произвести обряд экзорцизма, может быть, Бабич позвать, она уже изгоняла злых духов из Закса. За год выработать единый стиль, провести городской конкурс на замещение позиций и открыться через год с тотальным обновлением, как будто ничего не было. Тогда, уверен, люди пойдут. За хорошими книжками сейчас надо ехать в центр, а это неправильно. Ты должен иметь возможность купить хорошую книгу в Купчино или на проспекте Большевиков, или взять ее в ближайшей библиотеке. Их, напомню, 199. На них тратятся по-настоящему большие деньги: 5–7 миллионов долларов в год. Количество библиотек нужно сокращать до трех-четырех на район, а их качество повышать.
Мне не очень нравится, когда библиотеку превращают в «Диснейленд». Она должна быть культурным центром своего района для тех, кто живет рядом. Библиотека Гоголя позиционирует себя как место для креативной молодежи, а библиотека — это, вообще, про каждого
— Вы все время говорите, что город должен культуру поддерживать. А культура в состоянии сама себя обеспечить и не зависеть от помощи бизнеса или власти?
— Для того чтобы культура сама себя обеспечила, ей нужно сделать укол, который ее оживит. Сейчас она находится в состоянии медленного умирания. Все знают вкусы, предпочтения и ценностный ряд тех людей, которые занимают руководящие места в городе. Какой Айги? Какой Сокуров? Посмотрите, что происходит с медиацентром! Сокуров вынужден по несколько раз ходить к губернатору, чтобы доказывать, что нужен центр кино, где смогут учиться и работать молодые специалисты. Это глава комитета по культуре должен своими ножками прийти к Александру Николаевичу и спросить: «Что мы можем для вас сделать?». Я не говорю про людей менее заслуженных — на них просто никто не посмотрит.
— Но Эйфману же построили новый театр, у Александринки новая сцена, Мариинский активно развивают.
— Потому что Эйфман нравится и он понятен — без вот этого вашего Матса Эка или Раду Поклитару. Попробуйте заставить какого-нибудь чиновника Смольного выговорить имя и фамилию Раду Поклитару. Борис Эйфман — четко и понятно.
— А с музеями как быть? В городе Манифеста прошла — это ли не позитивное явление?
— У нас так заведено, что в городе есть несколько «ватиканов»: Русский музей и Эрмитаж могут сами решать, хотят они меняться или нет. Мне, например, не нравится, когда современные художники заблевывают весь Эрмитажный дворик на вечеринке по поводу открытия Манифесты. Я бы на следующий же день Манифесту закрыл. Это факт, я лично знаю людей, которые принимали участие в этой вечеринке. Я знаю также, что Манифесту открывали сотрудники Эрмитажа, которые вместо ребят из Манифесты работали не покладая рук. При этом я уверен, что все должно быть. Если Михаил Борисович Пиотровский решил и Эрмитаж считает, что Манифеста нужна, значит, она нужна.
— Вам в первую очередь как посетителю хватает городских музеев или нам кроме Эрмитажа и других «ватиканов» нужны новые пространства или площадки?
— Я не уверен, что мне не хватает «Винзавода», «Гаража», «Артплея» или «Мультимедиа Арт Музея», которые есть в Москве. Лично мне не хватает времени, чтобы сходить в Эрмитаж, хотя наверняка найдутся те, кому нужны и «Винзавод», и «Артплей». Мне кажется, справедливо, если в городе появится государственный музей современного искусства. Все существующие лофты — «Ткачи» и «Этажи» — заражены глубоким провинциализмом, убийственным для них же самих.
— Кстати, москвичка Александра Славянская, которая запускала в Петербурге «Ткачи», отметила, что в Москве достаточно выкрасить стену зеленой краской, и люди пойдут, а здесь так не получится — в Петербурге еще доказать нужно, что это круто, чтобы народ пришел. Мы действительно настолько взыскательная аудитория?
— Да, такова петербургская публика. Холод, который исходит от зрителей в Большом зале Филармонии, убил не одного скрипача. Сколько реанимобилей, как правило, дежурят у входа. Мы такие. Мы бедные, но гордые. Гордость — она от бедности. Дайте нам денег, и мы пойдем смотреть на что угодно: и на зеленые стены, и на голые жопы.
