В июле пересечение 108 Street и 63 Drive в Нью-Йорке назвали Sergei Dovlatov Way. Вдова писателя Елена Довлатова в Нью-Йорке рассказала «Бумаге», почему переименовать улицу в Квинсе проще, чем установить памятную доску, как книги Довлатова пропадают из местной библиотеки и что мешает установить памятник писателю в Петербурге.
Все началось примерно полтора года назад. Сначала обсуждался вопрос о памятной доске на стене нашего дома. О переименовании улицы тогда никто, кажется, не думал. Представители нашего кооператива долго отказывались устанавливать доску и называли странные причины. Говорили, например, что люди будут останавливаться, чтобы посмотреть, и могут споткнуться или поскользнуться и повредить себе что-нибудь — потом будут претензии к хозяину дома. Не знаю, что в итоге повлияло на решение, но, думаю, дело в том, что в кооператив теперь входят и русские, которые раньше по советской привычке избегали общественных должностей.
В то же время, когда кооператив наконец принял положительное решение, в доме начинался большой ремонт. Установка доски сдвигалась до момента, когда снимут леса. То есть надолго — все-таки это целый квартал, три больших дома по сто квартир. И тогда Алексею Рубину (активисту движения Sergei Dovlatov Way — прим. «Бумаги») пришла мысль переименовать улицу. И все закрутилось.
«Сначала обсуждался вопрос о памятной доске на стене нашего дома. О переименовании улицы тогда никто, кажется, не думал»Переименовать улицу оказалось намного проще, чем установить памятную доску. Дело в том, что вопрос с улицей решает городская администрация, а с доской — частная организация. Дома и стены домов принадлежат хозяину, ленд-лорду, и без его согласия никто, даже телефонная компания, не может ни вбить, ни вынуть ни одного гвоздя. Улица с именем Сергея Довлатова — это, конечно, замечательно. И, кажется, переименование улицы — это такое крупное явление в биографии человека, что нет ничего грандиознее. Тем не менее люди редко проявляют любознательность, особенно в тех вещах, с которыми встречаются каждый день. Я, конечно, хотела бы, чтобы люди больше интересовались. Например, я знаю, что в библиотеках Квинса есть книги Довлатова. Знакомые библиотекари говорили, что нужно заново закупать книжки, потому что их воруют. Значит, есть интерес.
«Довлатов для здешней публики был известен в качестве редактора „Нового американца“, живого человека с известным именем»Естественно, люди, которые читают, в том числе и американцы, знают и это имя, и нас. Но прошло уже 24 года, этот район очень изменился. Когда Довлатов ходил по этим улицам, его узнавали даже продавцы, не говорящие по-русски. Во времена еженедельника «Новый американец» всю редакцию знали по имени и в лицо. Довлатов для здешней публики был известен как его редактор, живой человек с известным именем. Но сейчас здесь живут другие люди, они находятся в изоляции, часто национальной, живут своим миром. У нас в доме, к примеру, есть одна женщина, которая очень повлияла на решение об установке памятной доски, но она ни единого слова не прочитала из Довлатова. Я даже не знаю, как что-то подобное может произойти в России. Да и это сложно представить: мы жили на улице Рубинштейна, ну как ее можно переименовать? Разве что назовут какую-то из новых улиц. Недавно я узнала, что готов макет памятника Сергею Довлатову в Петербурге. Но люди, которые осуществили проект, не делают отливку, потому что не могут найти место для установки. Оказалось, — невероятная вещь — вопрос о памятнике и его установке можно поднимать только через 30 лет. Подождем еще немного. Но и того, что уже произошло, достаточно.
