В Мраморном дворце открылась выставка работ крупнейшего российского скульптора Зураба Церетели. «Бумага» рассказывает, почему рисункам, живописи и скульптурам президента Российской академии художеств самое место в филиале Русского музея.
Скульптурная серия «Казимир Малевич»
В снобском сознании петербуржца все, что связано с именем Зураба Церетели, — это квинтэссенция монументальной безвкусицы. Мы, в Петербурге, не ценим масштаб замысла и еще больший масштаб реализации, грандиозный подход и тем более одобрение в высших эшелонах власти, которое заслужил Зураб Константинович. Церетели — даже больший, чем Глазунов, любимец Лужкова, главный украшатель столицы. Когда год назад скульптор отлил в Петербурге 33-метровую статую Иисуса, в городе перепугались (впрочем, безосновательно), что честь стать местом, в котором на 50-метровом пьедестале установят самую высокую в Европе фигуру Спасителя, может выпасть ему.
И вот в Мраморный дворец привезли несколько десятков работ художника, созданных преимущественно в два последних десятилетия. В Мраморном даже установили несколько скульптур: Василия Кандинского, Казимира Малевича и две фигуры, которые являются оммажем персонажам с картин последнего. Специально для холстов (монументальных, можете не сомневаться) в музее выстроили дополнительные выставочные поверхности — стенды выкрасили в ровные, приятные для глаза цвета, как в лучших музеях Европы. И на них вывесили картины Церетели — дань русскому авангарду начала ХХ века, продолжение традиций художников 60-х и вполне себе реальное отражение современной нам действительности.
Персонажи на картинах Церетели — социальные типы, которые уже полвека живут в российском искусстве: пьяницы, мясистые женщины свободных нравов, евреи, конечно же. В своеобразной манере художник использует в своих полотнах оптику классиков Пабло Пикассо и Казимира Малевича (посмотрите на то, как прорисованы руки и женские груди). Вместе с реверансом в сторону Малевича в работах Церетели есть и тот поиск русскости, которым занимались авангардисты и, в частности, футуристы век назад. Только, как известно, современная русскость — это все же не поиск национальной идентичности и обращение взгляда к народу, как в начале ХХ века, а географические амбиции Советского Союза, любовь к масштабу и силе. Мы же помним, что Зураб Церетели не упустил возможности засветиться в знаменитом
списке деятелей культуры, поддержавших позицию Путина по Украине.
У Русского музея, очевидно, были свои объективные причины на то, чтобы выставка к 80-летию Зураба Константиновича проходила именно в Мраморном. Но в подобном выборе есть и любопытная двусмысленность. Перед дворцом стоит скульптура Александра III работы Паоло Трубецкого, «чудака, оригинала и невежды», как говорил про него Сергей Дягилев. Так вот, русский мыслитель Василий Розанов писал про памятник следующее: «Памятник Трубецкого — это такое родное, „мое“, „наше“, „всероссийское“». Философ был убежден, что конь со знаменитым обрубленным хвостом — это Россия, которой, как щуке в басне Крылова, «отъели хвост», несмотря на все сенаты, государственные советы и всесословные суды. И вот всадник не понимает коня, конь не понимает всадника, и ничего у них не выходит.
Работы Зураба Константиновича Церетели, как и скульптура перед дворцом, где их выставили, — это тот же достойный и адекватный времени и месту слепок с действительности, что и памятник Трубецкого. Энергичный Церетели честен в отражении реальных желаний страны, в которой он работает. И петербуржцам, в свою очередь, придется набраться смелости, заглушить свои гордость и предубеждения и увидеть на выставке, что есть сегодня официальное искусство, а значит, и что есть мы сами.