Мех и грех: новый фильм Романа Поланского по Захер-Мазоху

В прокате — фильм «Венера в мехах» о садомазохизме, снятый классиком европейского кино. Кинообозреватель «Бумаги» — о том, сколько в новом фильме Романа Поланского секса (немного). В дождливый вечер в небольшом парижском театре режиссер по имени Томас проводит кастинг на роль в своем спектакле по Захер-Мазоху, но в каждой из кандидаток на главную роль чего-то не находит. Последняя претендентка появляется поздно вечером — она опоздала, не выучила текст, у нее нет портфолио и она максимально далека от утонченности, которую ищет режиссер в актрисах; поначалу Томас даже не захочет проводить прослушивание. Зато ее зовут так же, как героиню, Вандой, и это, как выяснится, неслучайно. В основе «Венеры в мехах» — не сам классический роман, а основанная на нем бродвейская пьеса, которую Поланский не стремится ничем расширить. Он уже достиг того уровня режиссуры, когда ему не требуется больше, чем один интерьер и два актера, да и сценарий, хотя и состоит из полутора часов обмена репликами, держит внимание. Ванда вовлекает Томаса в психосексуальную игру, что, конечно, всегда интересно. Фильм Поланского — Захер-Мазох в стиле минимализм, без поездок в Италию и лишних персонажей; только женщина и мужчина, которые в такой ситуации выглядят, понятно, обобщениями соответствующих полов. В фильме, кстати, даже нет собственно мехов — их роль выполняет платок, потому что важно использовать фантазию, и в этом театр похож на секс. Впрочем, у старого развратника Поланского, как известно из его фильмографии, все похоже на секс.

У старого развратника Поланского, как известно из его фильмографии, все похоже на секс

Разговор о личных мотивах в творчестве иногда может выглядеть бестактностью, но вряд ли в случае Поланского, который этого не стесняется (в конце концов, он сам играл в паре своих фильмов, а еще один, «Пианист», снят в том числе по событиям его собственной жизни). Томаса в «Венере» играет Матье Амальрик, выбранный на роль явно не только за то, что он отличный артист, но еще и за необычайное сходство с Поланским. Его герой — режиссер по профессии и носит славянскую фамилию, которая в оригинальной бродвейской пьесе была отсылкой к восточноевропейскому происхождению романа, но в фильме читается как намек на постановщика. В роли Ванды появляется жена Поланского Эмманюэль Сенье, и это уже второй случай, когда он снимает кино о садомазохизме с ней в главной роли — после «Горькой луны» двадцать лет назад. Давайте не будем делать вид, что все это — набор случайных совпадений: очевидно, что Поланскому нравится, как его жена выглядит в кожаном корсете, и ему очень хочется поделиться с миром тем, как хороша она в роли госпожи. Ради этого он даже готов умеренно пренебречь логикой сценария, в котором героиня, судя по диалогам, значительно моложе героя: Амальрик и Сенье — одного возраста, обоим под пятьдесят. Впрочем, все происходит в театре, и Поланский предпочитает не прерывать сцены монтажом и не использовать крупные планы, стилизуя под заснятый театр и само действие. Для театра же характерны возрастные условности, и если Джульетту на сцене обычно играют взрослые женщины, то почему бы 47-летней актрисе не играть тридцатилетнюю Ванду? Да и вообще, пристрастие мужчин-режиссеров к своим актрисам (а Поланский не так уж часто снимает свою жену) освящено традицией: в конце концов, для кино важен импульс не только режиссера, но и его соавторов, им невозможно заниматься в одиночестве. И этим оно похоже на секс.

В конце концов, для кино важен импульс не только режиссера, но и его соавторов, им невозможно заниматься в одиночестве. И этим оно похоже на секс

Из театра родом еще ограниченность места действия. Поланский известен как режиссер замкнутых пространств, многие его фильмы герметичны, как детектив Агаты Кристи: от ранних «Тупика», «Отвращения» и «Ребенка Розмари» до недавней «Резни», но даже для Поланского «Венера в мехах» — необычайно камерное кино. Здесь, как и в «Резне», тоже поставленной по пьесе, всего один интерьер (хотя там, по крайней мере, было несколько комнат), а актеров вдвое меньше. Два последних фильма Поланского объединяет и другое: режиссер будто бы устал живописать зло, которое гнездилось в углах его закрытых пространств раньше. Если в «Ребенке Розмари» или «Жильце» за стеной заурядных квартир скрывался дьявол, то теперь в театральных декорациях живет только мелкий бес людских страстей. В «Горькой луне» все было иначе — герои того фильма проявляли в садизме демоническую сторону собственной натуры, — а в «Венере» режиссер рассказывает нам примерно о том, что мужчины и женщины иногда склонны друг другом манипулировать, но при этом друг в друге нуждаются. Это звучит как ромком с Дженнифер Энистон, а, вообще-то, так и выглядит. Наверное, что-то изменилось за двадцать лет: кино, в котором героиня ходит в собачьем ошейнике, а герой надевает женские туфли, оказывается при всем этом мещанским и старомодным, и как-то невольно вспоминается, что Захер-Мазох — писатель позапрошлого века, не современнее какого-нибудь Тургенева. Может быть, тема лишилась сенсационности: кого можно шокировать таким сюжетом, когда обзоры ошейников и кожаных корсетов публикуются в глянцевых журналах, а в конкурсе популярной песни побеждает мужчина в платье. «Венера в мехах» — вполне пристойное кино, на него можно без опаски идти на первом свидании, даже если вы встретились не на сайте БДСМ-знакомств, а вот на третьем уже лучше заняться чем-нибудь более интересным. Это не похоже на секс. Поланскому уже восемьдесят, и есть подозрение — у него, как бы это ни было печально, больше не стоит.