Каждую неделю «Бумага» публикует истории об иностранцах. Чем Петербург привлекает и отталкивает приезжих, чему учит Россия и зачем вообще приезжать в незнакомый город — бизнесмены, студенты, ученые и рестораторы из разных стран расскажут о своем опыте и взглядах на петербургскую жизнь.
Актер, режиссер и музыкант Рикардо Марин рассказал «Бумаге», как сменил Нью-Йорк на Петербург и боролся с одиночеством, а также почему именно здесь он стал внимательнее относиться к мексиканской культуре.
Фото: Анна Рассадина / «Бумага»
Я родился в США, но, когда мне было восемь месяцев, семья переехала. Мы жили в Мехико, Каракасе, Англии, снова в Мексике. Отец работал в международной компании, и каждые три-четыре года его отправляли в другие страны вместе с семьей.
Поскольку я родился в США, у меня единственного в семье двойное гражданство. Всю жизнь мне говорили, что США — щедрая страна и помогает своим. Мои старшие брат и сестра уехали учиться в Штаты, поэтому я решил поступить так же. Я надеялся на стипендию, грант или займ. Когда уже поступил и даже сделал первый взнос, при оформлении документов выяснилось, что займ идет не мне, а моим родителям. Потом оказалось: чтобы получить эти деньги, мои родители должны быть либо американцами, либо жить в США. Так из-за реформ вышло, что я стал гражданином второй степени.
В 17 лет я был в отчаянии, начал работать. Уже знал, что не хочу оставаться в Мексике. Мой репетитор по русскому предложила мне подумать насчет России. Оказалось, что жить и учиться здесь в пять раз дешевле.
Какие люди сыграли для вас важную роль?
Когда мне было 16, я два месяца учил русский язык в Гарварде. Чтобы не потерять эти знания, я и начал ходить к Ирине, моему репетитору. Я заходил к ней в гости, около часа мы занимались и еще столько же просто общались. Однажды я ей рассказал про свою проблему, что застрял и не знаю, уеду ли. Она тогда сказала: «Почему бы тебе не уехать в Россию, если ты хочешь заниматься театральной режиссурой. Она родилась в России, и эта школа высоко ценится». До этого я вообще о России не думал, интересовался ей, но жить в ней точно не собирался.
В Петербурге для меня решающую роль сыграл Григорий Михайлович Козлов (мастер курса, главный режиссер театра «Мастерская» — прим. «Бумаги»), тут даже думать не надо. Я получил от него две профессии — актерскую и режиссерскую, хотя собирался стать только режиссером. Он объяснил мне, что я должен пройти путь актера, полюбить его. Это знание — подарок: мне теперь интереснее общаться с актерами как с людьми.
Чему вас научила Россия?
Россия — страна настолько суровая, что люди давно научились ценить и развивать прежде всего внутренний мир. Русский человек может жить в маленькой комнате, но половину ее все равно будут занимать книги. Когда у тебя немного развлечений, ты их больше ценишь. Ни в одной стране мира, где я побывал, не видел, чтобы гитару пускали по рукам и все пели одни и те же песни.
Удивляет, что люди на какие-то вещи просто не обращают внимание, — у русских удивительная способность привыкать. Никто не принимает во внимание бытовые неудобства. Если два человека идут по улице мимо большой ямы, они просто обходят ее и разговор продолжается как ни в чем не бывало. В другой стране яма тут же бы стала темой для разговора и испортила бы вечер.
Ни в одной стране мира, где я побывал, не видел, чтобы гитару пускали по рукам и все пели одни и те же песниВ России классовая разобщенность ощущается не настолько остро, как в Мексике или США. В Петербурге нет гетто — тут все живут вперемешку. В центре города можно встретить бомжа, а мимо в это время проедет мерседес. Так же было и на курсе: вместе учились сирота и дочь кинозвезды. Это хорошо: так у человека складывается целостное представление о своем народе и о том, какие проблемы бывают у разных людей.
Что бы вы хотели перенести из своей страны в Санкт-Петербург?
Самое обидное — редко вижусь с семьей. В Петербурге работаю по профессии и продолжаю развиваться: приехал сюда, чтобы стать режиссером, и стал им. Теперь еще занимаюсь музыкой, у меня своя группа и сольный проект. Мне важно, чтобы не было ощущения, что я чем-то жертвую, находясь здесь. Поэтому стараюсь больше зарабатывать, чтобы чаще видеть родных.
Я скучаю по мексиканской кухне, зато, находясь здесь, стал лучше понимать, что значит быть мексиканцем. Развиваю в себе то, по чему скучаю. Например, теперь я умею готовить, знаю, где найти кукурузную муку. На Казанской, прямо на улице, недавно начали продавать мексиканскую еду. Я прошел мимо: сразу было понятно, что даже выбор продуктов не тот. В Мексике есть понятие мексиканской кухни, а есть tex-mex — кухня в представлении американцев. И все равно мне кажется, что взаимное проникновение культур — это здорово. Для меня Петербург — это такой Нью-Йорк в масштабе.
Здесь я стал больше интересоваться историей и мифологией своей страны, потому что понимаю, что у окружающих благодаря мне будет доступ к этой информации.
Пять находок в Санкт-Петербурге
1. Снег
Даже в Англии, где снега практически не было, я относился к нему как к чуду. Когда приехал в Россию, очень ждал зиму, и не был разочарован. В первый год, когда было −20, конечно, пришлось тяжело, зато я узнал множество удивительных вещей. Я, например, не знал, что эта странная мягкая субстанция может хрустеть и так блестит.2. Гречневая каша
Гречка — удивительная вещь. Дома я был халявщиком: готовили за меня, а я всегда только мыл посуду — это просто. В Петербурге я обнаружил гречку, которую нужно просто насыпать в воду. Для меня это, кстати, гораздо более русская еда, чем чай или борщ.3. Домашние тапочки
Было сложно понять, где покупать тапки, одеяла и, вообще, бытовые вещи. К тому же до этого мне и не нужно было все это искать. Пока одна знакомая не пожалела меня и не купила тапки, я ходил в общаге в каких-то старых кедах. В Мексике никто дома в тапках не ходит.4. Мозаичный дворик на Фонтанке
Мозаичный дворик — чудесное место. Мне его показали полтора года назад, я был очень удивлен, что до сих пор там не был.5. Храм святой Екатерины
Я из католической семьи, поэтому для меня это место — наиболее приближенное к Мексике. Когда захожу туда, то забываю, что нахожусь в Петербурге, — это как портал. Атмосфера и звуки абсолютно такие же, как в моем детстве. Сейчас я не так религиозен, но до 17 лет ходил в церковь регулярно, на все праздники. И когда бываю дома, обязательно хожу с мамой, знаю, что для нее это важно.
Зачем вы здесь?
Самая большая ирония в том, что я сознательно выбираю жизнь в стране, в которой не могу жить просто так. Но решение было иррациональным с самого начала и мне важно было доказать всем и себе в первую очередь, что я способен делать со своей жизнью то, что хочу. Я мог поехать куда угодно, но выбрал Россию, о которой знал меньше всего и где постоянно какие-то сложности. Когда окончил академию, нужно было каждые три месяца выезжать из страны, чтобы продлевать визу. В таких условиях нельзя перспективно мыслить и думать о долгосрочных проектах. Я кота купил осенью — это решение как якорь, заявление о том, что я здесь.
Самая большая ирония в том, что я сознательно выбираю жизнь в стране, в которой не могу жить просто такВ то же время удовлетворение от своего решения я получил уже на первом курсе, когда было безумно тяжело. У меня было море сложных занятий, к тому же я тогда хуже говорил по-русски. Я находился наедине с собой, читал книги, раз в неделю выходил в интернет-кафе написать письмо. Не было даже чата с родными из-за разницы в девять часов. Я испытывал жуткое одиночество, но тогда сказал, что с каждым прожитым днем мне будет легче — каждый день я буду узнавать новое слово и соображать быстрее, чем вчера. Когда я стал замечать, что могу поддержать разговор не с одним человеком, который терпеливо и с любовью относится ко мне, а со многими, все это очень вдохновляло меня.
Мне важно, чтобы не было ощущения, что я чем-то жертвую, находясь здесь. Поэтому стараюсь больше зарабатывать, чтобы чаще видеть родныхМне не нравится, что в России очень ощущается деление на «наших» и «не наших». Мне постоянно здесь напоминают, что я иностранец. Я ощущаю это, если речь заходит о каких-то серьезных вещах. Когда делюсь своими впечатлениями, русские начинают защищать свою страну и доказывать, что все не так, как я говорю. При этом в какой-то момент мои однокурсники стали говорить, что я «русский мексиканец», это было очень приятно: я понял, что в восприятии окружающих есть иностранцы, а есть Рикардо, — и он ближе к нам, чем к ним.
