В канун Рождества двое молодых людей и девушка, участники арт-движения «Синий всадник», вышли к Казанскому собору с забинтованными лицами и бензопилой. Эту акцию они посвятили святому Оригену. Полицейские не оценили силу перформанса и заподозрили ребят в оскорблении чувств верующих.
Ирина Беатриче и Олег Киринеянин, которые провели в КПЗ 18 часов, рассказали «Бумаге» о том, как административное нарушение может превратиться в уголовное и что они хотели сказать своей акцией. 
Фото: Анна Рассадина / «Бумага»
Участники движения «Синий всадник» — студенты петербургских вузов. В тот вечер, когда их задержали, они снимали короткометражный документальный фильм «Святой Иуда». Выступающих задержали и обвинили в «мелком хулиганстве». Ирина и Олег уже обратились за помощью к юристам, поскольку не исключают возможности возбуждения первого в России уголовного дела за оскорбление чувств верующих.
Перформанс «Оскопление даром. Посвящение Оригену», показанный у Казанского, не первая работа арт-движения: они уже проходили с плетками по Невскому проспекту, около «Макдональдса» на «Петроградской» ставили крест с «распятой» девушкой и гуляли с живым петухом и портретом Путина по Дворцовой площади.
— В чем была суть акции?
Олег: Это был перформанс, художественно-философское действо, немного театрализованное, но в рамках современного искусства. Он не отличался от наших предыдущих акций, остроты добавило лишь то, что это случилось под Рождество и рядом с Казанским собором. Перформанс посвящен богослову Оригену, который оскопил себя, чтобы не искушаться.
— Поскольку видеофайл изъяли в отделении, расскажите, что именно вы делали? В СМИ писали, что у вас была заведенная пила.
Олег: Нет, Беатриче ходила с незаведенной бензопилой и кричала «Оскопление даром!», я шел рядом, изображая юродивого и тоже кричал, а оператор все это снимал. К слову, лицо было забинтовано только у меня.
Ирина: Никаких политических или религиозных задач мы перед собой не ставили абсолютно.
Олег: Но сейчас получилось так, что нас пытаются обвинить в оскорблении чувств верующих за художественную акцию.
— Как реагировали окружающие на ваши действия? В протоколе указано, что были оскорбленные верующие.
Олег: Присутствующие никак особенно не реагировали, но потом оказалось, что у собора находились два православных активиста, которые, видимо, оскорбились и позвонили в полицию.
Ирина: Они выступили в качестве понятых и поехали с нами в отделение полиции, там составили объяснительные, в которых описали свое видение ситуации. Даже не знаю, правильно ли называть их православными активистами. Это были верующие люди, которые выступили обвинителями. Трудно сказать, осталась бы акция незамеченной, не окажись рядом этих людей.
Когда нас задерживали, полицейские выкрикивали что-то про оскорбление чувств верующихОлег: Потом выяснилось, что понятые в объяснениях приписали нам нецензурную брань, хотя этого не было. Ирина: Нас задержали за мелкое хулиганство, статья предусматривает штраф за использование нецензурной брани в общественном месте. Но когда нас задерживали, полицейские выкрикивали что-то про оскорбление чувств верующих.
C 1 июля 2013 года вступил в силу новый вариант статьи 148 УК РФ — об ответственности за воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий. С этого момента за публичные действия, задевающие религиозные чувства, предусмотрена уголовная ответственность — до трех лет лишения свободы, штраф в полмиллиона рублей или исправительные работы.
— Предыдущие акции «Синего всадника» проводились на Дворцовой площади и на Невском проспекте. Почему они остались без внимания полицейских?
Олег: Первую акцию, посвященную сирийскому кризису, мы провели на Невском, и были люди, которые снимали происходящее. Но нас никто не привлекал, негативных отзывов мы не получали. Даже во время акции на Дворцовой ничего подобного не случилось.
Ирина: Раньше на акциях было мало людей, мы очень быстро все делали. Думаю, сейчас определенную роль сыграли время и место — канун Рождества и площадь Казанского собора.
Олег: Мы прошли сквозь толпу вдоль ограждений, затем мимо входа в собор и вернулись за сумкой, в которой оставили телефоны и документы. Все это заняло две минуты. Потом мы услышали звук рации, к нам подошли люди, их собралось человек двадцать, ни один из них не представился. Они изъяли видеокамеру, карту памяти и бензопилу.
— Что происходило в отделении?
Олег: При задержании мы пытались выяснить, по какой статье нас задерживают, но нам не смогли ответить на этот вопрос. Просто повторяли «оскорбление чувств верующих».
Ирина: Мы провели в КПЗ 18 часов: с шести вечера до часа дня. Три часа нам оформляли протокол. Мы узнали, что вечером полиция массово задерживает курящих около метро. Некоторые из присутствующих, узнавших, за что нас задержали, говорили: «Держитесь!».
Олег: Другие, наоборот, приписывали нам неуважительное отношение к обществу, одна женщина читала нам какие-то моралите и говорила, что лучше бы мы рожали детей, а не занимались черт знает чем.
Ирина: Да, все почти говорили именно это. Кто-то еще добавил: «Поедете, как Pussy Riot, в Мордовию». А еще один из сотрудников полиции рассказал, что такой случай — первый в его практике и что мы моральные уроды. Мне непонятно: то ли в полицию идут работать люди особого склада, то ли у них происходит такое профессиональное выгорание? При задержанных они выбирают выражения, но между собой говорят только при помощи нецензурной брани — в чем несправедливо обвинили нас.
Люди в погонах — такие маленькие цари. Они выполняют работу так, как удобно им. Нас просили подписать протокол и не подумали, что мы захотим прочитать его и внести изменения— Как с вами обращались полицейские? Олег: Полицейские поголовно оказались верующими. Интересовались, атеисты мы или нет, как будто атеизм — это преступление. Говорили, что нужно уважать культуру страны, в которой живем, как будто православие является главной частью этой культуры. Мы быстро оставили попытки спорить, у них есть свое мировоззрение, может, немного примитивное, но очень стойкое. Есть исключения, но они редкие. Ирина: Люди в погонах — такие маленькие цари. Они выполняют работу так, как удобно им. Нас просили подписать протокол и не подумали, что мы захотим прочитать его и внести изменения. В протоколе значилось, что мы, помимо мата, выражали неуважение к обществу, угрожали заведенной бензопилой и едва не резали людей. Я исправила все существенные моменты, которые могут повлиять на дальнейший ход дела. — Вы обратились к юристам. По их прогнозам, есть ли вероятность, что на вас заведут уголовное дело? Ирина: Адвокат пока даже не видела протокола, мы с ней еще не встречались. Она комментировала произошедшее, но только в том смысле, что это очень резонансный случай. Более того, первый в российской юридической практике случай, когда привлекают за оскорбление чувств верующих уже после принятия соответствующей статьи в Уголовном кодексе. Поэтому она советовала обращаться к ней в случае развития ситуации. Адвокаты очень хотели бы видеть нас в качестве своих подзащитных. Но надеюсь, что уголовного преследования не будет, потому что никого из нас раньше не привлекали к ответственности за что-либо, а обычно такое обстоятельство имеет значение.
Адвокаты очень хотели бы видеть нас в качестве своих подзащитных. Но надеюсь, что уголовного преследования не будет— Как вы оцениваете перспективы акционизма в России при нынешнем ужесточенном порядке? Олег: Политическое искусство захлебывается из-за жесткого репрессивного аппарата. Наше творчество является некой реакцией на этот процесс, но арт-движение «Синий всадник» возникло в сентябре прошлого года, и мы пока пытаемся найти свое художественное и концептуальное направление. Мы питаем симпатии к арт-группе «Война» и к венским акционистам. Возможно, мы придем к политическому искусству. Некоторые из участников «Войны» эмигрировали в Италию и не занимаются художественной деятельностью — государство их выдавило. Ирина: При этом украинские активистки Femen врываются в храмы, спиливают кресты в полуголом виде, но, очевидно, что там нет такой репрессивной машины. Олег: Возрождение какой-то псевдодуховности в России никак не способствует развитию акционизма. Власть церкви и полицейское государство образуют синдикат, который не способен ни в каком виде воспринять иронию в искусстве и видит в ней оскорбление. Да и в Петербурге больше развито традиционное академическое искусство: у нас есть тысяча редакций балета «Лебединое озеро». Ирина: А вездесущие православные активисты обвиняют в экстремизме художников братьев Чепмен.
